Теперь, когда разговор сворачивал в более понятное русло, мысли Кассиопеи немного прояснились, и можно было смело возвращаться к своей привычной сущности. Наверное, именно поэтому она не поддалась соблазну, когда порция деликатных и чересчур назойливых вопросов уже вертелась на языке, и позволила себе лишь скептически усмехнуться в кончик хвоста.
— Вы только посмотрите на неё, сразу же оправдывается, — Кассиопея демонстративно фыркнула, пока её воображение уже уносилось далеко отсюда, дорисовывая в пока что очень призрачный силуэт незнакомой кошки несколько новых черт.

Вопрос пробежался по коже прохладным ветерком, поднимающим рябь на водной глади их совместного прошлого. Иногда Касе казалось, что когда она в самый первый раз перечисляла у себя в голове всевозможные причины отсутствия Космеи, причина, по которой где-то за пониманием и сочувствием пустила свои подгнивающие корни обида, была куда эгоистичнее, чем банальное желание знать, что со знакомой всё в порядке. Может, самой болезненной была потеря не общения, а центра тяжести. Места, куда можно возвращаться снова и снова, имея на то причину.
— Время от времени, но теперь это сложновато, с тех пор как этот чудак заставил весь подоконник шипастыми кустами в горшках. Кажется, решил взять жизнь в свои руки или что-то в этом роде, — она прочистила горло, пытаясь отрегулировать тон собственного голоса, который, очевидно, тоже плавился под августовским солнцем, — это всё ты, как никак. Он как будто тогда осознал, что есть жизнь, помимо... чего бы там не взрывалось у него вечно в ванной.

По крайней мере, таковой была теория Кассиопеи. Первый раз с предметом обсуждения она столкнулась ещё задолго до того, как Космея появилась в их жизнях, и того мимолётного знакомства хватило, чтобы быстренько списать его со счётов как совершенно бесполезного. Тогда Кася добрые полчаса мяукала у него под дверью, а потом, исключительно ради интереса, даже запрыгнула на балкон — нужно же было посмотреть этому извергу в глаза. Однако, открывшаяся перед ней картина ясно давала понять, что человек, обитающий в этом нелепом домике, отнюдь не бессердечен, просто он и с задачей прокормить себя самого-то еле справляется. Разве что, конечно, все люди питались исключительно жестяными банками и пластиковыми контейнерами.
То, что именно он жил в двух шагах от места происшествия, Кассиопея сначала посчитала злой шуткой, но выбирать не приходилось — да и не было ни времени, ни сил даже задуматься о рациональности своих поступков. Зато потом ей довелось стать свидетельницей того, во что, наверное, поверят только новорожденные котята, и то лишь самые наивные. Этот персонаж вдруг носился по комнатам в вихре картонных упаковок, громко хлопал белоснежными дверцами полок и шкафов, за которыми выстроились отвратительно пахнущие флаконы, курсировал между домом и ближайшими ларьками и шуршал принесёнными оттуда бумажными пакетами. Тот факт, что незапланированных квартиранток у него иногда оказывался не одна, а целых две, почему-то всегда оставался незамеченным, но Кассиопею, с удовольствием эксплуатировавшую его диван, такой расклад вещей вполне устраивал.

— Никогда не думала вернуться? — протянула она, невольно поморщившись от того, насколько риторическим выдался вопрос. Думала бы — вернулась. В жизни же всё настолько просто.
Так ведь?

— Надежда бывает лишней? — тихо спросила Кассиопея. Она уже не буравила собеседницу выжидающим взглядом, вместо этого рассеянно прислушиваясь к редким шагам и изучая закономерности в шеренге из облаков. Можно было долго гадать, кому предназначалась вопросительная интонация в её голосе в тот момент, пока слова оседали на асфальт с тяжестью воздуха за считанные минуты до дождя, так и не найдя адресата.
По своему обыкновению, спорить с Космеей она любила и умела, наслаждаясь процессом из вечного перебрасывания колкими фразочками настолько, что почти забывала, откуда у перепалки росли лапы. Но сейчас всё было немного по-другому. Было слишком сложно просто закрыть глаза на всё прошедшее время, и если раньше всё случайно недорассказанное и намеренно скрытое создавало между ними и вокруг некий флёр таинственности, то сейчас, кажется, выстроилось в прочную стену.

— Ох, ну что с тобой сделаешь, — Кассиопея слегка склонила голову с обреченностью королевы, на шее у которой вдруг оказалось, по меньшей мере, восемь разбойников-котят. Так, будто эта идея в тот же самый момент не закружила её мысли в вихре какого-то совершенно детского восторга. На море она бывала не часто, хоть и предпочитала держать его в непосредственной близости — словно опасалась, что стоило на более длительное время обосноваться на одном из пляжей, как разговоры волн, солёный воздух и мягко пробирающийся в сны шелест песка вмиг станут чем-то обыденным и совершенно прозаичным. В отличие от знакомств, к местам Кассиопея привыкала долго, прижав уши и в любой момент готовая к прыжку. Загадочно слово "дом" пряталось где-то между влажных солнечных бликов на прибрежных камнях, зарывалось в белые кудри морской пены и имело удивительную привычку исчезать, разлетаться на стаи из тысячи светлячков, стоило лишь засмотреться на него слишком долго.
Она с неприкрытым удовольствием потянулась и встала на четыре лапы. Свет ещё зажжённых фонарей растекался по асфальту причудливыми формами, в которых можно было узнать котов, лесные пейзажи и даже сказочных обитателей гор, о которых сплетничают лишь чайки. Кассиопея не могла заставить себя проявить интерес к личности той, кого Космея так долго ждала на набережной, что отзывалось нелепым чувством вины. Возможно, сочувствие не было таким уж и врождённым качеством и, как и любой навык, требовал постоянных тренировок, при отсутствии которых медленно сходил на нет? Хотя умение сопереживать и залезать в чужую голову, всё-таки, были понятиями совершенно разного калибра, а склонностью к чудесам эмпатии Кася никогда не отличалась.
— Эти ваши "короткие пути" никогда не внушали мне доверия, — для приличия проворчала она, когда они уже почти преодолели набережную, как бы между прочим делая себе мысленную заметку о том, чтобы использовать эту дорогу в порт почаще — и впрямь, так куда быстрее.