В Речном племени идёт подготовка к Летнему Фестивалю. Воитель Горный Перевал повышен до старшего воителя. Из тумана вернулся бывший целитель Красноперый, выдвинув обвинения против Звёздный Пляс — после выступлений они вступают в диалог: предводительница отрицает вину, но официально возвращает одиночке должность.
Бывший наставник Грозовой Медолапки исчез, поэтому ученица завершает свое обучение под надзором Серой Звезды. От воительства её отделяет тест. Грозовой оруженосец Ужик и Ветряная ученица Услада чуть не утонули в озере, но их благополучно вызволил Сумрачный воин Смоль.
Самозванец Эхо лишил предводителя племени Ветра Сквернозвёзда жизни, но был побеждён Боярышником и Гадающим. Раскрылось, что Эхо также виновен в смерти Праха. Чертополох, погибший от ран после битвы с Изнанкой, похоронен в Лесу Памяти. У Паутинки и Совоглаза рождаются котята: Цветик, Светик, Пылкий, Прянушка и Крылышко.
Горечь Звезд и Темноцвет обнаружили вернувшийся из изнаночного тумана Вековой Лес. Позже прошло собрание племени Теней, на котором Молниелап стал воителем с именем Молниехват, а котята Ветерок, Травянник, Шишечка, Треск, Огнюшка, Подбел и Ночная стали оруженосцами Тернистым, Травозмеем, Хвойноследом, Трескучим, Огнеследной, Белолистником и Ночной.
Одиночки Дредноут, Червивка и Спираль что-то затевают у реки.
Уже на рассвете с неба начинают падать крупные снежные хлопья. Они кружат в воздухе, плавно опускаясь на землю, и достаточно быстро укутывают территории воителей плотным одеялом. Воздух влажный, снег под лапами шумно скрепит, усложняя жизнь охотникам, голые ветви деревьев обретают свою новую зимнюю "крону". Холода припозднились, из-за чего тоненькая корочка льда появляется на водоёмах только к сумеркам.
Температура: на рассвете -3, в обед опускается до -6 и держится так до ночи
Сила ветра: очень слабый, еле заметный
Охота: в первую половину дня средний шанс, во вторую – ниже среднего
Травы: под снегом можно попробовать выкапывать коренья, но в это время года они почти бесполезны
Туманный склон остается изнаночным поцелуем на территориях котов-воителей. Беря свое начало на Горном лугу, он плавно уходит вниз и теряется в плотной стене серо-белого марева. Солнечные лучи никогда не разгоняют туман, что стелется по земле и повисает клочьями на ветвях черных, редких деревьев. Здесь легко заблудиться, ведь в какой-то момент силуэты вокруг теряют очертания, а воздух становится слишком тяжелым и влажным.
Дышать становится всё тяжелее. Воздух кажется таким густым, что не проходит в горло. От страха ли? Вдалеке скрипят еловые лапы, скребут воздух, будто пытаются добраться проходящих мимо котов.
По ночам кажется, что кто-то смеется в темноте. Или кто-то действительно насмехается над заблудшими душами? ⠀ ⠀ ∴°•⠀Дичь⠀•°∴ мыши, ужи, полевки |охотиться слишком тяжело| ⠀ ∴°•⠀Травы⠀•°∴ кошачья мята |обнаружить в тумане очень тяжело| ⠀ ∴°•⠀Переходы⠀•°∴ горный луг
И она почти воет глубинами, почти гудит пещерными водами:
— Ребёнок пойдёт со мной. — А... знаете, вы правы.
Вельветовые рукава и замшевые цветы — тревога сладится медовой грушей.
Водянисто. Водянисто, и всё мажется. Танец давит улыбку шире, надрывнее, проще: видишь, мадемуазель сумрачная — меня совсем не трогает, совсем не касается... ни вчерашний, ни сегодняшний день.
Она боится надавить на Солнечного Зайчика слишком сильно (будто свет можно сломать; преломить — точно). Держит его под боком, хоть и чувствует, как дискомфортно и душно в воздухе, как сжаты любые движения, кроме движений сумрачной мадемуазели, наступающей с непреклонной благоразумностью. 0:2 — Танец проиграла всё, но солнышко не отдаст. Он и сам не отдастся, может. Сам никуда не пойдёт — но лучше бы пойти, а то тень... силком.
— Сопроводите нас? Будем крайне благодарны.
⋆⁺★₊⋆boy, i try and i try everybody's ㅤㅤㅤwatching me ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤ ㅤi'm dying to get out in the glass labyrinth, i am the mouse
⋆⁺★₊⋆boy, i try and i try everybody's ㅤㅤㅤwatching me ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤ ㅤi'm dying to get out in the glass labyrinth, i am the mouse
Дата: Полдень, 07-Фев-2024, 16:31 | Сообщение # 377
Воительница Сумрачного племени
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 198
Натянуто:
— А... знаете, вы правы.
Седьмая сдержанно прослеживает за навязчивой сластью в круглом изгибе губ.
«Мудрое решение» — саркастично вскинуты брови. Теньку задевают другие леди: их хочется колоть заколдованными спицами, пока не посинеют хворые пальцы. Другие леди нравятся Теньке — больше, чем полагается (но только побеждёнными, приколотыми к земле). Предвестница встаёт, безразлично прикрыв веки, уже не маня за собой. Сшибы склона твёрдые, угловатые и путанные. Сердце снова — статическое, солнце влажно золотится по крупицам тумана. Не рано? Тем лучше. Лес будет сытным.
Искоса окидывает мальчишку, потом — коротко на Танец.
— Возьми его на спину, — и никаких больше леди.
( горный луг ).
✖—ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ
я взорву эти стены, я взломаю все двери, одолев все барьеры, победив все преграды: я сильнее, чем холод, ты вернешься, я верю, оттуда, откуда никому нет возврата.
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ—✖
✖—ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ
я взорву эти стены, я взломаю все двери, одолев все барьеры, победив все преграды: я сильнее, чем холод, ты вернешься, я верю, оттуда, откуда никому нет возврата.
Дата: Полдень, 07-Фев-2024, 16:53 | Сообщение # 378
пела про реку, птиц вечно опаздывающий дождь
Группа: Стражники
Сообщений: 253
Не Танец, а разбитый Шалтай-Болтай — здесь никогда не было стен, с которых можно упасть.
Шаг слякотной нерешительностью проминается, темнеет водой на дне след.
Отвлекает запах весны, терпкий и талый: Танец думает, река — наверное, — так и не замерзала, так и текла, пока её самой не было, не существовало. Липкость сугробов весело поскрипывает, пламень косо чешет снег зелёным гребешком. Всё хорошо. Сказано — сделано. Онемение покалывает щёки, и сладко мёрзнет дрожь в желудке: Танец вдруг отрывает глаза от лап, и пересечение — взглядов — издаёт жалобный лязг. Обезоруживающий.
Хочется спрятаться, исчезнуть, зарыться.
Убить, но себя или мадмуазель сумрачную — вопрос для Шекспира. Жить или не жить, пить или не пить. Малахит.
— Возьми его на спину.
— А. Угу, — сосредоточиться тяжело, мрачное бездумье.
Тормозит, припадает на лапы и приглашающе-вымотано подмигивает Солнечному Зайчику: «пожалуйста, маленький приятель?». Очень не хочется медлить. Каждый новый метр — между, и Танец чувствует себя всё более и более неловко; когда с погрузкой малька окончено, она спешно вскидывается и торопко семенит за Предвестницей. Жёстко бугрится каменистая земля под светлым, атласным.
( горный луг ).
⋆⁺★₊⋆boy, i try and i try everybody's ㅤㅤㅤwatching me ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤ ㅤi'm dying to get out in the glass labyrinth, i am the mouse
⋆⁺★₊⋆boy, i try and i try everybody's ㅤㅤㅤwatching me ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤ ㅤi'm dying to get out in the glass labyrinth, i am the mouse
Он побрёл за нитями и забылся — кому-то позабылся, — маленькое недоразумение: так нельзя, Лядвенец слишком поздно вздрагивает и сжато вдыхает, оборачиваясь. В нитях больше нет необходимости, они улыбками опадают под лапы, нежатся сахаром и размываются переливами по туману. Колебания звука в груди. Бьётся сердца — стоически-ровно, глухо. Лядвенец сбавляет шаг, бесцветно прихмурившись и сморгнув с ресниц снег: никаких запахов, никаких звуков — одно пролитое на камень молоко. Он решает идти вперёд, но после ста шагов ничего не находит. Он решает идти назад, но после двуста... он решает идти уголком, прямо... тысяча.
Серость мороза вбирает под рёбра глубоко — до боли, — желтизна глаз горит робче, отчаяннее. Карликовое деревце тундры, буря объедает. Тяжесть — в закатной темноте, в местности без контрастов, в шрамах и желудке. Лядвенцу кажется, кажется, кажется... будто бы. Вдалеке горчат еловые помехи — прокажённые. Он наступает, наступает, наступает, на-сту-па-ет. Но здесь нет путей. Путей нет. Потерялся, окончательно и бесповоротно — так похоже на дом, так дому угодно: прикрывает веки, останавливается совсем, обледенелый и запорошенный — не златокрылый орёл, но озябший зяблик. Путей нет. Дом... вернулся за ним?
На развалинах, на крошке худой штукатурки красным-красным, отчётливым шрифтом.
Мы здесь ещё живём.
Искал демона, но не нашёл. Совсём притупился. Стынь марта, ножевое — скоблящий ветер, бескрайнее пространство, петарды снежинок: вот-вот разобьют беспокойные обсидиановые кости. Нефрит величественно светится, забитый в пыльную темноту пещер, в сердцевину мглы — только Лядвенец не удержал своего копья, не захотел удерживать. Пурга долгая, злая. Он вязнет в ней податливо и устало, как в хозяйкином оперении, полном смолы и степных игл: путей нет. Не нашёл Небес, не смог остаться, дал утонуть смертной — вода в который раз отказывается отражать его лицо. У висков мокро и холодно дует. Рвёт слух соколиный свист.
У него перед лицом — затопленная цивилизация Атлантиды, забытые боги, ответы на немыслимое: пирамиды без углов и острых окончаний.
А за лопатками тонкий, стеклянный всплеск. Хрустальный двулистник грея, бесцветный во влажном и снежном — почти неуловимый, почти не было.
...но Лядвенец вздрагивает, обернувшись назад — холод бьётся в виски, метелицей оплетает шею, только уже все равно, куда шагать: взгляд плутает в сиреневом мареве, разбившем цвет ночи. Тогда различает черты. Линии, схематичный рисунок, набор старых шрамов. Улыбку. Мышцы режет болью, а Лядвенец вдыхает и сытится терпеливым ожиданием, смиренным пережитком: торопиться теперь некуда, некуда уйти — иди и смотри. И он смотрит. А заоблачное, призрачное лицо продолжает улыбаться и покато проливается к нему, на расстоянии взмаха копья, на расстоянии неразличимом, неразличимо — грёза тумана?.. Лядвенец ломит брови, замерев.
ㅤㅤㅤ— Лядвенец, Лядвенец.
У них один голос, одна кожа — а выражения разные.
Он должен прогнать её. Но прежде нужно избавиться от умения думать.
ㅤㅤㅤ— Ты больше со мной не общаешься, Лядвенец?
Сужает глаза, не столько подозрительно — просто устало: «чего ты хочешь?».
Осколки воспоминаний никогда не просили о чём-то приличном, но Лядвенец так долго боялся избавиться от них, так долго грел в ладонях — сиротливым дыханием, — что в конце они въелись в кожу, вошли глубоко — трясь о кости и дробя их в муку. Но так мило. Так мало. Так мало осталось. И эфемерная девочка-ручеек это знает, она медленно льётся вокруг него, сгущая хмарный рассвет: Лядвенец отслеживает движения скучно, хищно и... нехотя. Нитей нет. Он ещё помнит, как она умерла, но боится представлять — вдруг под лапами у него снова ляжет сражение? Бой без правил и чести. Дух привык, вот только... не хочет больше.
ㅤㅤㅤ— Тебе нравился вкус наших снов?
И от неожиданности он давится перьями, откашливается и сердце у него ло мае тс я.
ㅤㅤㅤ— Нет, я—
Он бы не стал? Пожалуйста? Не говори... так.
Лядвенец ловит отражение взглядом, но оно прерывает его возражение колотым смехом, клинком воды. И тогда он понимает, что проиграл. Чего бы не сказал, все реплики заготовлены, все голоса — отзвучавшие, далёкие и заграничные. А тонкий стеклянный всплеск — не девочка-ручеёк даже, а раскол; Лядвенец говорит, что ничего не чувствует, но в глазах его что-то мучительно обрывается и слабеет, пока сизая тень мылится, пока ладонь отчаянно тянется к ней. О, славный мальчик! Славный, славный! Фырканьем крыльев, клёкотом: милый и доверчивый. Из раза в раз ведётся. Лядвенец чувствует, как безвольно обмякают конечности, как падает хвост.
...и он сам...
...бы не стал. Пожалуйста. Не говори так.
Лицом в снег, каждый поцелуй дома — отчётливый отпечаток зубов. Лядвенцу гадко дышать, и жар прошибает внезапно. Клинок вод ноет в груди, рябит илом и пульсирует тошной грязью, забивает скверной вены. По горлу душится хрип, пальцы сжимаются на бельме и больше нет разницы, где пол, где потолок: ненавистно всё одинаково. Он перекатывается с живота на спину, потом — обратно. Чувствует, как под кожей твердеет злоба вперемешку с дымным воем, поднявшимся к губам. Сны на вкус — маковые зёрна, а забвение пахнет томно и сладко. Как она могла сказать так про него? Как она могла подумать, что он бы стал... их сны!
Дух — не Лядвенец.
Но, болезненно жмурящийся, он вдруг распахивает глаза. ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤ ㅤ Лядвенец — Дух.
Себя не отрезать от себя, дыхание встревает в горле слюнявым мычанием — он моргает удивлённо, опешив. Почти как ребёнок.
Его взгляд магнитит к неподвижному, настороженному затишью: Лядвенец топорщится, кривит изгибом хвост, но умудряется повернуться лицом и... вздрогнуть, когда порыв снежного ветра пришибает к склону — это похоже на взлёт гигантской птицы, на хлопок крыльями. Позолоченное перо с жёстким красным отливом, он прослеживает за ним, пока — неспешно вальсируя, — оно не коснётся земли. А потом моргает. Пера нет, только полёт его что-то невидимое тронул, вскрыл — и крик лопается в глотке свежей язвой, бубоном чумы. But then, where is the real me, after all is said and done? Oh, there is no real me. I guess that's it.
Духа становится много. Больше, чем Лядвенец может вынести.
Лазурные воды, нетронутое циановое спокойствие, а после — всё подёрнуто гарным жаром, вязью красных-красных букв. Его колотит дрожью, горбом уходит в спину, трясёт и разламывает: кусочек хлеба в сорок первом, Лядвенца слишком мало. Ленты — сухоцветовы путы, прожигают кожу, а «проклятая птица» никогда не звучало про хозяйку. Пустынное пространство превращает крик в эхо, но туман съедает и прячет в брюхе прежде, чем звук успеет вырваться. Лядвенец дерёт когтями снег — снег сменяется лицом; он воет и перекатывается, рисует сокола под собой, но... стремительное движение перетягивает его вниз со склона.
Дата: Сумерки, 23-Мар-2024, 15:49 | Сообщение # 381
я мог бы стать рекой быть темною водой
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 106
~Изнанка
Когда туман вокруг начал немного рассеиваться, наконец, открывая взору пейзажи склона, Горный Перевал ощутил, будто с его груди сняли камень. Первый полный глоток воздуха был жадный, глубокий, словно младенец делал свой первый вдох, словно он резко проснулся после тяжелого сна. Там, в отсутствии видимости, воздуха как будто не было вовсе, а сердце билось так сильно, как не билось еще со времен потопа.
Он не помнил, как тут оказался. Вокруг территория, которую он никогда в жизни не видел, сзади туман, молочной завесой скрывающий абсолютно все в его пределах. Он помнил, как спал, и помнил, как проснулся уже там, не видя вообще ничего дальше вытянутой лапы. Он не знал, долго ли он пробыл там - по ощущениям, минут пять, но, видимо, прошла целая вечность.
В голове - множество вопросов, но сердце, наконец, успокоилось, начиная стучать также спокойно, как стучало... когда? До того, как Перевал уснул - точно. Кот не паниковал. Наоборот, было любопытно, что такого натворили Звезды в этот раз, из-за чего места вокруг стали неузнаваемы. Неужто ранняя старость его настигла, в сложенных ладонях предлагая коту деменцию? Быть того не может.
Горный Перевал знал, кто он, знал, откуда, знал с кем общался и проводил время до того, как ушел спать. Он помнил всю свою жизнь также хорошо, как помнил раньше. Его разум был кристально чистый и готовый поглощать новую информацию. Значит, не в деменции дело, значит, по воле Звезд что-то вокруг действительно переменилось, когда кот сам того не подозревал.
Шутники...
Мягко ступает по незнакомой земле, ловит носом незнакомые запахи, водит ушами в сторону источников разнообразных звуков, коих, к его удивлению, здесь было крайне мало. Это место было тихим. Мертвецки тихим. Лучше всего он слышал собственное размеренное дыхание и шуршание снега под лапами, но больше - ничего. Как будто он здесь был совершенно один. Ни пения птиц, ни мышиной возни, даже толком другие коты не чувствовались - здесь вообще ничего не было.
Занятно.
Он шел куда-то вверх по склону, неторопливо, вальяжно, как на обыкновенной прогулке. Лишь на загривке невольно дыбилась шерсть от напряжения, царившего в местном все еще тяжелом воздухе.
Затем - мертвую тишину острым ножом прорезает звук, схожий на вопль. Перевал поднимает взгляд и видит летящее прямо на него нечто, которое кот даже разглядеть не успевает, поскольку это самое нечто довольно быстро его настигает, загораживая собой весь обзор на виды вокруг. Впившись когтями в землю, вложив все свои силы в лапы, воин принимает удар, и пару метров с вопящим нечто на лице скатывается на прямых ногах на несколько хвостов обратно вниз, пока не останавливается, и это самое нечто по инерции не падает прямо ему под лапы.
Маленькое худое со злобными глазами.
- Сильно ушибся? - роняет кот. Янтарные глаза изучающе смотрят, тело напряжено на случай, если маленькое худое сперепугу решит атаковать.
за мой счёт все “неконкретные слова” и конкурента голова, и в табаке дурман-трава
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤза мой счёт✶
пусть эта кровь рекой течёт. всё запишите на мой счёт, ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ[bgcolor=#ded3c6]всех угостите[/bgcolor] замойсчёт
за мой счёт все “неконкретные слова” и конкурента голова, и в табаке дурман-трава
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤза мой счёт✶
пусть эта кровь рекой течёт. всё запишите на мой счёт, ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ[bgcolor=#ded3c6]всех угостите[/bgcolor] замойсчёт
Дата: Сумерки, 23-Мар-2024, 17:18 | Сообщение # 382
небо цвета цин
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 1334
А сколы на памяти — острые, и Лядвенец ведёт по ним голыми пальцами.
Он был рядом, когда стало ясно, что их дом — недосягаемый рассвет, далёкий свет; не вернётся. Его дом всегда оставался рядом.
ㅤㅤㅤВы видели это, вы слышали! Отсюда можно выбраться! ㅤㅤㅤТак почему до сих пор не выбрались мы?
Ни один из них не был рождён на берегу — знай Лядвенец раньше, он бы отрезал их от этого бестолкового поиска того, чего нельзя купить с кошельком грехов. В голосах много израненной надежды. Он мялся и кривил губы, но так и не смог сказать. Вера в спасение — корень их разочарования. Лядвенец ничего не смог, кроме беспомощного ожидания, слепого доверия: они должны знать, что делают. Они должны знать, они должны знать, они... не знали. И яростное оранжевое пламя проглатывает, обугливает крепкий силуэт девочки-полымя — крик бьёт стекло, передаёт эстафету. В падении — призрачное лицо занебесной, а бой всё-таки раздаётся.
Дух хорошо знает, как рвётся плоть:
легче шёлковых рукавов.
Его прибивает о твёрдую горную почву, вышибает вдохи — новыми синяками набирает скорость. Их двое. Девочка-ручеёк распустилась наизнанку, убив ловкие обезьяньи руки ударом туда, где помягче — а Дух убил её, потому что от кармы нет лекарства. Туман заводит их с генералом в заброшенный автобус — пол из ржавых железных листов с заклёпками, стенки заплесневелые и окна скребутся трещинами, — там берут перерыв. Генералу нужен перерыв. Лядвенец смотрит беспокойно и сочувственно, почти устало: генерал сильный, но прежде не видел безумия друзей так близко. Не волноваться о нём не выходит. А вдруг... даст скол?
Генерал долго сидит, глазами уперевшись в себя. У него появилось немного лишних конечностей, но Лядвенец сохраняет оптимизм, сипло зовя по имени.
Он обходит битое крошево водительского зеркала и поднимает голову, но генерала уже нет рядом; сон расплетается.
И чем выше скорость, тем сочнее кости хрустят — это знакомый звук, Дух его может воспроизвести языком. Туман не успевает утащить в воспоминания снова, открытое падение — слишком долгое, и Лядвенец не дышит, будто исход теперь ясен. Свист позвонков. Его добрые друзья не смогли выбраться из дома, так почему он здесь? Кто-то больно врезается в него — вернее, он в кого-то: чужой нос тычет туда, где вскоре расплывутся гематомы, — и из груди выпадает вскрик. Распахивает глаза. Шрамы все ещё жжёт, но в этот раз не дымит камышовое клеймо, и Лядвенец дёргается, лапами отчаянно пробуя ухватиться за воздух.
Устланная хвоей и мартовским снегом земля — жёсткая, как пинок под рёбра.
Он валится, смолкая.
— Сильно ушибся?
Когда Лядвенец находит себя, пурги уже нет. Когда Лядвенец находит себя, растянутые мышцы дают ему погружение в смертность. Когда Лядвенец находит себя, он моментально нарывается взглядом на постороннее.
Пронзительный жёлтый, настороженный и дикий, но стоит... присмотреться... скручивает шею тонкой лес к ой.
— пад... — задыхается слогом, но уже не пробует отдышаться: ошалело пялится вверх, так и оставшись лежать в чужих лапах. — Камнепад. Не моргая.
Лядвенец не уверен, что нашёл себя.
Может, галлюцинации закончились дрёмой о Камнепаде — так часто бывало, но тот Камнепад никогда не ловил.
Может, падение пробило днище и вернуло его домой? Может, Камнепад решил объявиться? Может, он объяснит... про Небеса и долг? Лядвенец мог бы подумать об этом всём, но его глаза отчаянно прикованы к янтарю. Лядвенец мог бы стереть с расцарапанного лица кровь и встать, как обязана сделать любая гордая птица, но вместо позволяет красному залить веки — и теперь непонятно, закат или его собственные очертания отражает янтарь.
Дата: Сумерки, 23-Мар-2024, 19:14 | Сообщение # 383
я мог бы стать рекой быть темною водой
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 106
Маленькое худое, по крайней мере, живое. Горный Перевал, откровенно говоря, был рад, что самая первая встреченная живая душа после сна не умерла у него же на руках. Судя по состоянию мальчика, падал он высоко и больно, в теории мог что-нибудь себе поломать.
Он смотрит в незнакомую желтизну; Маленькое Худое как будто смотрит не на него, а сквозь него, больше погруженное внутрь себя. Оно называет имя, и Речной не понимает, обращается ли Худое внутрь себя, путает ли оно Перевала с кем-то или называет свое собственное имя. В любом случае, ни самого незнакомца, ни кого-либо с именем Камнепад Горный Перевал не помнил. Он даже не узнавал запах, не имел ни единого представления, кому принадлежит Маленькое Худое. На племенного он не был похож. Одиночка? Даже одиночки пахнут иначе. Мальчик был... другим. Совсем другим, будто пришедшим из другого мира.
Незнакомец, упавший с неба? Он даже не догадывался, насколько был близок к ответу на свой вопрос.
Горный Перевал не сбрасывает с лап мальчика, не пытается отстраниться. Вглядывается в чужие глаза, как будто надеясь найти ответы на свои вопросы. Кого Звезды послали ему на этот раз? Стоило для себя признать: ему стало весьма любопытно, и это любопытство следовало удовлетворить.
Отводит взгляд от мальчика, повторно окидывая пространство вокруг. Может, здесь есть кто-то еще? Может, мальчик был со своими родителями или наставником, и сейчас его ищут? Но вокруг по прежнему никого не было, ни единой души, только туман, легкий холод, и они вдвоем.
Перевал аккуратно присаживается, стараясь особо не тревожить незнакомца. Снова пробегается взглядом по мальчику, отмечая, помимо сильной худобы, шрамы по телу, некоторые из которых создавали причудливые узоры, заставлявшие кровь стынуть в жилах. Ни единой мускулы на лице кота не дрогнуло, но внутри стало не по себе: что происходило с этим чудом, что оно в столь юном, на первый взгляд, возрасте так сильно помотано?
Кровь скатывалась по лицу юнца ему на веки, застилая глаза, и Речной чувствовал от этого некоторую растерянность. Юнец не торопился приводить себя в порядок, но, впрочем, мог ли он? Кот все еще не был уверен, не поломался ли этот мальчик, пока падал. С другой стороны, будь падение более болезненным - любое живое существо (а мальчик, скорее всего, являлся живым существом) истошно бы орало или давно потеряло сознание, но мальчик все еще был здесь. И его, откровенно говоря, было жалко. Горный Перевал все-таки хотел, чтобы собеседник мог на него смотреть. Он заткнул в себе сомнения: склоняется и быстрыми движениями языка убирает грязь с лица мальчика, позволяя ему снова открыть глаза.
- Ты Камнепад? - тихо-тихо спрашивает Горный Перевал, снова ловя чужой взгляд. - Я Горный Перевал. Откуда ты родом?
Он действительно говорил тихо, - громко говорить и не было необходимости - но из-за общей тишины казалось, что его было слышно аж на небесах.
за мой счёт все “неконкретные слова” и конкурента голова, и в табаке дурман-трава
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤза мой счёт✶
пусть эта кровь рекой течёт. всё запишите на мой счёт, ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ[bgcolor=#ded3c6]всех угостите[/bgcolor] замойсчёт
за мой счёт все “неконкретные слова” и конкурента голова, и в табаке дурман-трава
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤза мой счёт✶
пусть эта кровь рекой течёт. всё запишите на мой счёт, ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ[bgcolor=#ded3c6]всех угостите[/bgcolor] замойсчёт
Дата: Сумерки, 23-Мар-2024, 20:17 | Сообщение # 384
небо цвета цин
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 1334
И он жмурится, вжимаясь в плечи — шероховатый язык очищает пространство от скверны его крови.
Лядвенец перехватывает чужой взгляд с тем же непониманием, всё-таки понимает: то были очертания, закат истлел и... не мог гореть.
— Ты Камнепад? — это так мягко, вкрадчиво и тихо, но Лядвенцу кажется, что его зашибло. — Я Горный Перевал. Откуда ты родом? — зрачок сужается.
— Нет, — неверяще, неразличимо; и — наконец, — промаргивается, дико — вы... Камнепад.
Он не помнит. Он не знает имени. Он не знает, откуда Дух родом.
Лядвенец не знает тоже — медленно вдыхает, пока грудь разламывает: падение ещё дышит в нём, но хуже от Горного Перевала (с его неподвижно-милосердным лицом). Не может быть ошибки. Никогда Лядвенец не встречал такого цвета глаз, такой манеры держаться — только в Горном Перевале чуть больше заземлённости, чем в Камнепаде, но разве это существенно? У них одинаковые черты, одинаковая тёмная шерсть, ореховое снисхождение. Но... не помнит. Имени. Веки у Лядвенца широко раскрыты — кровь снова марает лицо, — когда он хватается взглядом с надрывным неозвученным: «нет». Почему Камнепад не помнит? Почему он... спрашивает такое?
И голос у Горного Перевала рябит покатым эхом меж туманных склонов, разносится далеко-далеко — в чайных долинах, в лучах белого солнца.
Он деликатен и негромок.
— Я возник там, откуда приходят демоны, — объясняет с глухим сомнением, усталым и отчаянным вопросом в интонациях: что случилось? по че му — Дом. Вы пахнете домом. Вы дали мне имя.
Они перекликаются взглядами, и Лядвенец покорно замирает — из последних сил надеясь, что Камнепад ещё узнает и вспомнит, объяснит. Жгут неопределённости, держать его обжигает ладони. Он хочет знать о своём предназначении. Он хочет знать, зачем Камнепад отправил оберегать Небеса, не дав чёткого объяснения, где Небеса сыскать. Солоная просилась с ним дружить. Хозяйка... была мертва. Всё путается, и без нитей на пальцах Лядвенец чувствует себя жалким. Сокол с перебитыми крыльями неба не дотронется, и хищником его назвать трудно — жёлтое прослеживает за аккуратным лицом. Но если так, если Горный Перевал — не Камнепад
это очень очень-очень плохо.
— Вы смертный, — осознание этого подбрасывает Лядвенца на лапы, но встаёт он ломко. — Не трогайте, — больше; тошнит от тревоги и понимания, что Горный Перевал уже попробовал его крови, проклятой птичьей крови. — Карма приносит смертным несчастья и болезни.
Дата: Сумерки, 23-Мар-2024, 21:44 | Сообщение # 385
я мог бы стать рекой быть темною водой
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 106
Перевал был прав: мальчик его с кем-то перепутал и продолжал думать, что он некто Камнепад. Улыбка почти коснулась губ Речного, но в последний момент кот сдержался: смысл, в принципе, у его настоящего имени и имени некоего Камнепада был синонимичен. Судя по тому, как малыш продолжал настаивать на своем, вероятно они с почти-тезкой даже внешне были похожи. Это даже совсем чуть-чуть уязвило самолюбие: Горный Перевал всю жизнь был уверен, что он такой один. Что ж, ему не впервой разочаровываться.
Впрочем, лицо сохраняло сдержанное спокойствие. Лишь кончик хвоста слегка дернулся, но это можно было списать на легкий порыв ветра.
- Я возник там, откуда приходят демоны, - в совсем юном голосе отчетливо слышно отчаяние, на которую невольно сжимается сердце. - Дом. Вы пахнете домом. Вы дали мне имя.
Он видит нарастающую растерянность мальчика, видит, как он отчаянно вглядывается в его лицо, ища ответы и что-то знакомое. Так оставшийся один в гнезде котенок просыпается и пытается найти родителя. Но Горный Перевал, несмотря на некоторую жалость к незнакомцу, не мог его ничем обнадежить, предпочитая оставаться честным: он не Камнепад, детей у него нет, как и учеников, и он не предводитель, чтобы кому-то давать имена, какими бы они ни были. К тому же, за всю свою жизнь он побывал много где, - от родных рек до городских окраин, кишащих одиночками, - но совершенно точно не бывал в местах, откуда "приходят демоны". Если под понятие "демонов" не входят какие-нибудь дикие животные, Сумрачные коты или бродяги - то да, точно не бывал. Он не произносит ничего - ни для отрицания, ни для подтверждения.
Тут Горного Перевала настигло осознание. О, Звезды. Бедный мальчик. Он же упал со склона. Наверняка где-то ударился головой, и теперь думает, что родился с "демонами".
Наконец, юнец, похоже, осознал свою ошибку и подскочил. Перевал не шелохнулся, оставаясь сидеть на месте, не желая давать поводов мальчику думать, что Речной может предоставлять опасность, стараясь продолжать удерживать зрительный контакт с желтыми глазами, сейчас ставшими еще более злыми, недоверчивыми, обжигающими холодом и неожиданным презрением. Горный Перевал не думал, что бедолага будет пытаться атаковать: во-первых, не в том он был состоянии, чтобы тягаться со взрослым котом, а во-вторых, даже если атака будет, вполне вероятно, что Речной успеет на это среагировать.
- В твоих словах есть смысл, малыш, - мягко произнес кот, решив немного подыграть мальчику. Впрочем, учитывая жизненный опыт Перевала, в разговорах о карме действительно был смысл. - Карма действительно приносит беды, но разве не тогда, когда личность нагрешила? И нагрешил ли я, попытавшись тебе помочь?
Интересно, малец всегда такой нервный, когда его касаются, или это тоже последствия удара головой? Бедный, бедный мальчик.
- Могу я узнать твое имя?
Легкая улыбка касается его губ. Он продолжает сидеть на месте, спокойный и открытый. Он все еще не узнавал запаха мальчика, но надеялся, что, может, хотя бы имя ему скажет хоть что-нибудь о его происхождении.
за мой счёт все “неконкретные слова” и конкурента голова, и в табаке дурман-трава
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤза мой счёт✶
пусть эта кровь рекой течёт. всё запишите на мой счёт, ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ[bgcolor=#ded3c6]всех угостите[/bgcolor] замойсчёт
за мой счёт все “неконкретные слова” и конкурента голова, и в табаке дурман-трава
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤза мой счёт✶
пусть эта кровь рекой течёт. всё запишите на мой счёт, ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ[bgcolor=#ded3c6]всех угостите[/bgcolor] замойсчёт
Дата: Сумерки, 23-Мар-2024, 22:46 | Сообщение # 386
небо цвета цин
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 1334
А у Лядвенца не было ни родителей, ни предводителей с наставниками.
— Нет, карма... — «гнев убитых демонов». — Забудьте.
Он пробегается глазами по Горному Перевалу в последний раз, а потом отворачивает лицо: с гордой птичью невозмутимостью снося то, как заливает виды алое марево. Заученные фразы теперь бесполезны: у поймавшего его взаправду нет связи с Камнепадом, он ничего не понимает и навряд ли поймёт — Лядвенец вовсе не считает, что смертным это нужно. Достаточно соблюдать дистанцию, не прикасаться, не дышать снежной сыростью. Beware of DOG.
И дальше всё обычное, потрясения теперь меньше — Лядвенец сгребает позолоченное оперение.
Он почти ждёт вопроса:
— Могу я узнать твое имя?
— Лядвенец, — и зачем-то искренне называет данное, искоса — сузив глаза — наблюдая за реакцией.
Может, в глубине души — там, где больше прочего пахнет озоном, благовониями и хвоей — ещё надеется, что Горный Перевал вспомнит, но в рот больше не заглядывает. Неплотной улыбке скорее удивляется? смущается? это для... чего? Поводит тёплыми ушами, отведя взгляд в сторону — не надо его жалеть и считать за дурачка; у смертных оно всегда на лбу написано, когда они к кому-то снисходительны. Дух никогда не жалел. Дух никого не щадил. И Лядвенца не надо. К лапам с тяжёлой, железной медлительностью приливает знакомая тугость, и глазами он находит светлые пальцы: снова нити здесь. Это потому что утешился?
Чёрные, пахнут бензином. Недвижимы, почти дремлют — Лядвенец не знает, откуда они идут.
Но что-то не так.
Он бы предположил, что их принёс смертный, слишком долго контактировавший с домом, но Горный Перевал стоит ближе, а невидимая леска тянется вдаль, теряясь и закручиваясь — электрический провод. На лбу пролегает напряжённая тень. Что-то не так — он больше не знает, где. Уголь мажется по коже, указывая в бесплодный туман, из которого лишь слегка повезло выпасть. Там?.. Горный Перевал спрашивает: «нагрешил ли я» — Лядвенец смотрит на него со строгой, неловкой пристальностью. У него не очень... с дипломатией. Заговаривать пробует прямо и остро, но получается все равно неуклюже и немножко жеманно.
— В тумане небезопасно. Я отведу вас на общий привал, — разобраться с нитями, когда смертные не будут мешать (а когда они не мешают?).
И будь здесь кто-то другой, Лядвенец бы уже взмахнул циановым рукавом, повернулся к ветру лицом, не дожидаясь решения: ему плевать.
Но он остаётся стоять, нуждаясь в ответе, как посыльный мальчишка — ещё не сумев разграничить Камнепада и Горного Перевала до конца.
Горный Перевал внимательно наблюдает за мальчиком; в янтарях с трудом скрываемое любопытство, в голове непрекращающаяся цепь мыслей, догадка за догадкой пытающиеся найти ответы, не задавая лишних вопросов вслух. Что есть карма для него? Если не то, что имел в виду Речной, то теперь коту совсем непонятно, откуда это чудо взялось.
Допустим, он был уверен, что родился с демонами до того, как сейчас упал со скалы, до того, как мог сейчас удариться головой. Он верит в своих демонов, говорит про карму, про смертность. Что это за вера такая? Мысли о принадлежности к племени окончательно отпадают, когда Перевал услышал имя - Лядвенец. Запоминающееся имя, которого он не слышал у других племен. Если бы промелькнуло в упоминаниях на каких-нибудь собраниях, при случайных стычках - он бы запомнил. К тому же, запах - ни одному из знакомых племен запах не принадлежал, а одиночки, конечно, бывали разные, но всех их объединяла полная мешанина ароматов, как будто говорившая "хожу, где хочу, и мне глубоко плевать, что ты обо мне думаешь". Лядвенец пах иначе и в целом был сложен иначе. Впрочем, некоторая вытянутость была похожа на что-то из Ветра, но Ветер никогда не говорил о демонах и не увлекался искусным клеймением, - Перевалу не давали покоя узорчатые шрамы - которое можно было приписать Сумраку. Холодный тяжелый взгляд был стереотипно свойственен последним, но даже Сумрак не увлекался россказнями о демонах. Они больше по теням, ночи и склонности к тоталитаризму, но не к демонологии.
Откуда же ты, юная душа?
- В тумане небезопасно. Я отведу вас на общий привал, - произносит Лядвенец.
Горный Перевал оборачивается на туманную долину, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Он не помнил ничего особенного из тумана - только то, что он чрезвычайно густой, и что дышать в нем практически невозможно. Бешеную тахикардию можно было списать на тот же недостаток воздуха, но, в целом, не особо дружелюбное, но не похожее на опасное место.
Впрочем...
- Да, веди, - кивнул Перевал, возвращая взгляд на Лядвенца.
Его смутили слова об "общем привале", но Горному Перевалу подумалось, что ему послышалось. Либо, если не послышалось, пока он спал и бродил по туману, в Реку приняли чужака, который пока не обрел характерных черт для Речных, но знал, где сейчас общий Речной привал. Правда ведь Речной?.. Перевал знал Речную территорию наизусть, но не помнил, чтобы где-то на ней был такой безжизненный склон. Догадка о том, что в данный момент он чрезвычайно сильно далек от дома маленькими острыми коготками начала скрести голову изнутри, но пока кот не поддавался сомнениям и желанию задать сто и один вопрос юноше. Звезды покажут. Ну и Лядвенец, конечно, тоже.
за мой счёт все “неконкретные слова” и конкурента голова, и в табаке дурман-трава
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤза мой счёт✶
пусть эта кровь рекой течёт. всё запишите на мой счёт, ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ[bgcolor=#ded3c6]всех угостите[/bgcolor] замойсчёт
за мой счёт все “неконкретные слова” и конкурента голова, и в табаке дурман-трава
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤза мой счёт✶
пусть эта кровь рекой течёт. всё запишите на мой счёт, ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ[bgcolor=#ded3c6]всех угостите[/bgcolor] замойсчёт
Ни Дух, ни Лядвенец не вдавались в смысл своих имён: как не назови, а всё это — лишь призывные клички, едкий ритуальный дым.
...и он убеждает себя в этом, но почему-то не представляется Лядвенцем всем, не даёт в руки отрубленную голову свободы: его имя (случайно) знала мёртвая позолоченная девочка, Зарехват — Зарелап, — и... теперь ещё Горный Перевал. Клеймо указывало на принадлежность кому-то, чему-то. Конкретной черте. Лядвенец неловко поводит плечом, когда цепляет чужой взгляд — старые раны ноют, если о них слишком долго помнить.
— Да, веди.
«Дух, вперёд».
Просьбы, обращённые к Лядвенцу, не помнятся совсем.
Он ещё секунду следит за Горным Перевалом неподвижным взглядом, с птичьей отрешённостью встречая согласие: на несогласие бы тоже злился, но ведь не его дело... Лядвенец коротко разворачивается, ловко ориентируясь в смягчённом солнцем тумане: на памяти трещит горелой плёнкой светлячок, шипят рыжим произнесённые вслух имена умерших. Камнепад. Камнепад был смертным — от него не пахло зверем, — и единожды произнести его имя в безмолвии гор... не могло ведь привести к Горному Перевалу? Он не похож на галлюцинацию. Он осязаем. Он исключительно смертный в своей манере держаться. Лядвенец верит.
Примерно.
Снежное под лапами мокнет, хрустит и ползёт вслед за шагом — оставляет чёрную борозду. На этом берегу погода медлительная, предсказуемая: долгие тёплые дни, понижение — долгие холодные дни, потепление. В тёплые дни сложнее, больше времени тратишь на низменные потребности. В феврале хватает наесться снега, чтобы продолжать патрулировать. И ему немножечко хочется обернуться, бросить через плечо, спросить хотя бы взглядом: вы правда... ничего не помните? Вы правда — не он? Вы страшно похожи. Лядвенец ёжится, поморщив брови, совсем уж неуверенный в желании вести на привал смертных кого-то столь подозрительного.
Но ведь
это не демон?
Maria: Do I look like your girlfriend?
James: No… my late wife. I can’t believe it… You could be her twin. Your face, your voice… Just your hair and clothes are different.
( горный луг ).
Сообщение отредактировал Тенёк - Утро, 26-Мар-2024, 19:01
Дата: Полдень, 27-Мар-2024, 01:12 | Сообщение # 389
я мог бы стать рекой быть темною водой
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 106
Он был удивлен, что Лядвенец действительно собрался его куда-то вести.
Мальчик-родившийся-с-демонами. Очень странный, непонятный, весь в шрамах, - серьезно, кто так мог исполосовать ребенка? - но все же принявший решение помочь случайному встречному. Несомненно, Горный Перевал ощущал благодарность, но вместе с тем в голове всплыл вопрос: а куда его, собственно, сейчас поведут?
А имеет ли это значение?
Солнце бросает свет на землю так, как ему вздумается, не разжевывая свою логику для любого любопытного; точно также Звезды ведут каждую душу по собственному пути, не объясняя, для чего и почему. Лишь со временем начинаешь понимать, для чего какие-то события происходят, понравился ли тебе их результат или нет. Так и сейчас Перевал двинулся следом за Лядвенцом, не задавая лишних вопросов. По крайней мере, в этот же самый момент.
Он думал, что они сейчас пройдут этот склон, а дальше уже появятся знакомые пейзажи. Мало ли, может Перевал просто не доходил до этих мест, поскольку оно и не было нужно. Хотя, опять же, это странно: Речной точно помнил свою территорию, помнил каждую границу, помнил пейзажи за границами, но, черт возьми, этого склона он никогда раньше не видел. Может, действительно преждевременная старость, и Горный Перевал все-таки что-то забыл?..
Поначалу он старался идти след-в-след за Лядвенцом, но со временем снова перешел на свой стандартный шаг, слегка шаркая по мокрому снегу кончиками пальцев. Мальчик был поменьше него, цепочка следов у него была короткой, что для Перевала было категорически неудобно.
Местная бесцветная тишина, откровенно говоря, слишком уж сильно давила. Где-то вдали как будто были слышны звуки, но местный туман их тут же душил, не давая толком раскрыться. И Лядвенец, судя по всему, не очень рвался болтать и о чем-нибудь рассказывать, что слегка огорчало. Перевалу хотелось бы узнать о своем сопровождающем немного больше, чем просто имя. Ответ "я родился с демонами" его мало устраивал, и он чувствовал острую необходимость попробовать подкопаться с другой стороны.
- Ты говорил, что я пахну домом, - вспомнил он, нагоняя Лядвенца и начиная шагать рядом с ним. - Чем пахнет твой дом, Лядвенец?
Не обращает на него взгляд, дабы не нагнетать. Смотрит исключительно вперед, в мыслях подмечая, что чем дальше они идут, тем знакомее пейзажи совсем не становятся.
~Горный луг
за мой счёт все “неконкретные слова” и конкурента голова, и в табаке дурман-трава
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤза мой счёт✶
пусть эта кровь рекой течёт. всё запишите на мой счёт, ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ[bgcolor=#ded3c6]всех угостите[/bgcolor] замойсчёт
за мой счёт все “неконкретные слова” и конкурента голова, и в табаке дурман-трава
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤза мой счёт✶
пусть эта кровь рекой течёт. всё запишите на мой счёт, ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ[bgcolor=#ded3c6]всех угостите[/bgcolor] замойсчёт
из пустоты — домой (?), пусть они пока об этом и не знают
Туман привычно вьется под лапами и растекается по шерсти — Кувшинка так к нему привыкла, что иногда, в редкие тихие и спокойные мгновения, когда они с Тучей, переплетясь конечностями, пытались ухватить несколько часов безопасного сна, ей казалось, что кто-то нежно гладит ее по голове. Этот бесконечный лес напоминал скорее места, которые она успела обойти за несколько счастливых лун в племени, чем тревожную и сырую Изнанку, но одно сходство отрицать не получалось: они снова не могли найти выход. Кувшинка пыталась считать, сколько времени прошло с тех пор, как в один день их охота в раннее утро после дождя завела их в эту пустоту, но в какой-то момент недели стали отличаться только сменяющимися царапинами на вечно растущих лапах сестры. Не то чтобы теперь это было важно — тут не было никого, кроме них самих, и традиция считать луны была бесполезной без посвящений.
Очередной бесконечный склон отличался только навязчивым ощущением, что туман становится все реже. Кувшинке казалось, что дальше, вверх по тропе, через него начинают пробиваться солнечные лучи. Ее лапы как будто бы задел легкий, едва заметный порыв ветра. В их лесу было такое же место — какой-то склон, на который Лис очень просил не забредать в одиночку, потому что тот был жутким и вообще не лучшим местом для недо-оруженосцев и пере-котят, которыми они тогда были, и какой-нибудь волчок сто процентов укусил бы их двоих за сладкий бок. Весь этот бесконечный день, состоявший из сотен метров пройденного леса, должен был наконец-то скоро закончиться, и тогда они смогут — Кувшинка надеялась на это — найти какую-нибудь старую и больную белку себе на ужин и свернуться в большой серо-хтонеконструкторский клубок под очередной сосной.
— слуша.. — какая-то пылинка попала ей в нос, и Кувшинка громко чихнула, взродгнув, потому если этот туман и был чем-то хорош, так это тем, что в нем магическим образом не было никакой пыли. Она чихала только в ту долгую неделю, когда они с Тучкой подхватили какую-то туманную болячку.
Прекрасно.
Ну и пожалуйста.
— вы издеваетесь?
Кувшинка чихнула еще раз. Все вокруг раздражающе сильно пахло соснами и немного — луговыми травами, как будто скоро лес сменится полем.
— если у меня аллергия на туман, я отказываюсь тут жить.
Она чихнула еще раз, а потом замерла, потому что в нескольких метрах впереди — подождите, метрах? здесь никогда не было видно больше, чем на пару шагов вперед — через тропинку тянулась бледная полоса солнечного света, мягкого, дрожащего, как будто рассвет пробивался к ним через сырой туман.
Ей нужно было просто пожаловаться?
шесть чудес – мне достань седьмое – пусть сегодня тебе свезёт: каждый чокнутый бравый воин будет верой своей спасён
Вниз 
