Дупло глашатая - Игровые темы - Ролевая Коты-Воители Знамение Звезд

Дупло глашатая

Сверкающая_Лапка

Дата: Полдень, 23-Окт-2013, 20:16 | Сообщение # 1

но крови хотят мечи

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 1710

Описание © Марево

Дупло глашатая находится в том же поваленном дереве, что и дупло предводителя, правда оно несколько выше предыдущего. А вот добраться в него даже несколько легче, чем в первое: прямо от дупла к земле идет толстая ветвь, которая и служит своеобразным спуском или подъемом. Вход в дупло глашатая широкое, не такое мелкое и узкое, как у дупла предводителя. А вот внутри оно менее просторное, хотя одному коту вполне хватает. На полу пещерки всегда есть подстилка из чистого мха, которую регулярно чистят оруженосцы. Благодаря более широкому проходу, в этом дупле светлее, нежели в дупле предводителя, в которое, кстати, есть окно, прикрытое куском коры. Само по себе оно небольшое, пролезет только голова, но если сунуть туда котенка, тот вполне сможет оказаться в соседнем дупле. С потолка свисают косточки и перья разных птиц, подвешенных на травиночки или обрывки ленточек.

подстилки обновлены 30.09.2018

[bgcolor=#e2e3c5]Отсюда можно перейти в:
Главная поляна
Дупло предводителя[/bgcolor]

Мятлик

Дата: Закат, 13-Окт-2017, 14:52 | Сообщение # 601

он из болотных огней,
серебра и теней

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2344

А ведь когда Лютоволк в шутку назвал его "малышом", несколько лун назад, где-то в середине Юных Листьев, когда Кромешник в отместку вот так же точно его в этом же дупле и уложил на лопатки — тогда волчонок шипел и почти кричал. Вспомнил кое-что нехорошее. Опричника, конечно, в тот раз и впрямь немного унесло: на сопротивление оруженосца он не обращал ни капли внимания, садистично вдавливая в подстилку, жадно ловя испуганный загнанный взгляд — пока соплеменник не окликнул его достаточно громко.

Сейчас же жертву из себя строить Лютоволк явно не намерен — и когда с хитрой ухмылкой подается вперед, Кромешник невольно напрягается, выпуская когти, пропуская меж них белоснежную шерсть, чуть впиваясь в острые плечи — он готов был к очередному подленькому укусу, но не тому, что в итоге получил.

Щекотно, думает опричник, тихо фыркая от влажного прикосновения шершавого языка к чувствительному носу. Окидывает взглядом упавшего обратно в свежий мох соплеменника — в глазах разгоревшееся бесовское пламя медленно темнеет и мерцает мрачно — и подается вперед, крепче прижимая к подстилке теперь уже всем своим телом, одной из передних лап упираясь в пол сбоку от головы Лютоволка, второй лапой соскальзывая к чужой кисти, сжимая чуть выпущенными когтями.
И впивается клыками в изгиб плеча и шеи.
..Вполне осознанно, нарочно сильно стискивая челюсти, оставляя ювелирный след, на котором чуть выступают алые бусинки — метка.

Кромешник легко отстраняется, слизывая с губ чужую кровь; глухо усмехается, порывисто и ловко соскальзывая с Лютоволка ближе к выходу, на всякий случай держа хвост поближе к своему боку — подмигивает на прощание и быстро скрывается в темном проеме.
Времени у него сейчас все равно нет.

главная поляна

somewhere across the sea of time
a love immortal just like mine
will come to me eternally

immortal she
returns to me

Неукротимая

Дата: Закат, 13-Окт-2017, 16:50 | Сообщение # 602

✽

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 9319

На лопатках царапин не останется, а вот на плечах, похоже, их скоро соберется целая коллекция ─ и все от Кромешника. Он не шевелится и не открывает глаз, мышцы превратились в подобие растаявшего на солнце мороженого, настолько они сейчас были расслаблены, растекшиеся под белой шкурой. Лютоволк тихо и спокойно дышит, ощущая скользящий по лицу чужой взгляд, ухмыляется остро одними губами, когда его крепче прижимают к подстилке, почти уже размазывают по сбившемуся мху ─ а потом его едва не подкидывает вверх, будто через жилы и кости пропускают хороший такой разряд тока, ударивший прямиком в судорожно трепыхнувшуюся мышцу сердца.

Он впивается когтями Кромешнику в шерсть на груди и с губ против воли срывается какой-то странный шипящий звук, когда острые зубы опричника смыкаются на изгибе шеи и плеча ─ больно, до крови, аромат которой медленно наполняет палатку металлическим шлейфом.

Кромешник зря беспокоился за свой хвост. Лютоволк познал дзен второй раз.

Через несколько минут, когда мурашки прекратили наконец сновать от загривку к месту укуса, пульсирующего сладкой болью, он перекатился на живот и потягиваясь поднялся на лапы; в позвонках что-то хрустнуло, приятной бодростью разливаясь по всему телу ─ жаль, что ненадолго, ведь он будто и не спал вовсе. Потраченные на сон часы канули в лету ─ в пасть кошмару, вернее.
Осторожно слизнув с белой шерсти выступившую кровь и задумчиво покатав на языке солоноватую слюну, Лютоволк сглотнул, хмыкнул и стремительными шагами вышел из дупла на главную поляну.

главная поляна

Мятлик

Дата: Рассвет, 06-Ноя-2017, 22:06 | Сообщение # 603

он из болотных огней,
серебра и теней

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2344

главная поляна

От всех этих ревниво-тоскующих взглядов в спину уже должна была протереться немаленькая такая дыра, но Кромешник вроде как ничего не замечает или только делает вид — он в любом случае слишком устал, чтобы задумываться об этом.
Все его мысли только о том, как он упадет в чистый, мягкий мох и закроет глаза. И пусть его сожрут кошмары, но он хотя бы немного, хотя бы капельку просто полежит, его окутает тишина и покой этой уже знакомой до мельчайших деталей обители, он закутывается в теплый слизеринский шарф, который, как ему кажется, будет вечно хранить на себе запах Тиса, он просто забудет на какое-то время обо всем, притворится, что всё у всех хорошо и Наследник просто вышел поохотиться, а они с Лютоволком его вместе ждут, и что нет никаких кошмаров, и нет никаких чужаков в племени, и ничего, ничего нет...

А еще он думает о том, как бы не навернуться на этой шатающейся дубовой ветке.

У-у, окаянная!

В дупло Кромешник уже буквально вползает совсем не по-аристократически, тихо и глупо хихикая — нервы совсем сдают. Но из него так и рвутся наружу всякие звуки, хочется нести какую-нибудь пьяную дурную чепуху, громко вульгарно смеяться — дальним уголком сознания он понимает, что если не будет ржать, то будет плакать.
Уж лучше зубы скалить, чем сопли пускать.

— Ухухуху, — не в силах успокоиться, сдавленно и глухо хохочет Кромешник, зарываясь мордой в мох, пытаясь унять этот дикий смех, но его буквально разрывает на части — может показаться, что он действительно плачет, так трепетно вздрагивают его плечи, но когда глашатай бросает взгляд на вошедшего следом Лютоволка, выглядывая из-за плеча, толком не высовываясь из мха, то по веселому, больному, игривому блеску в хвойном глазу сразу становится понятно, что он все-таки смеется.

Еще разочек прыснув со смеху, сумрачный перекатывается на другую сторону подстилки — тисовскую — и уже прямо смотрит на соплеменника, по-царски расслабленно развалившись на боку. Облизывает губы, на которых все еще мерещится медный привкус, и прищуривает глаза, скользя взглядом по чужому телу и останаыливаясь на кровоточащих ранах.

— Неплохо тебя все-таки потрепало, — сквозь ухмылку, лениво шевеля языком, негромко произносит Кромешник, тихо хмыкая, — Вы совсем дураки в таком состоянии лезть на филина? Готов поспорить, что это была твоя идея.

У Бесцвета мозгов-то побольше, а вот умения говорить "нет" наверняка поменьше — тем более Лютоволку.
Опричник вновь тихо хихикает каким-то своим новеньким мыслям, но довольно быстро обрывает себя, вновь стараясь сфокусировать расплывающийся взгляд на соплеменнике.

Дур-рак.

somewhere across the sea of time
a love immortal just like mine
will come to me eternally

immortal she
returns to me

Неукротимая

Дата: Рассвет, 06-Ноя-2017, 22:59 | Сообщение # 604

✽

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 9319

главная поляна

Целенаправленно шагает следом за Кромешником, игнорируя обжигающий спину взгляд Тритона ─ ему даже чуточку весело, хотя и не так сильно, как опричнику, но все-таки рвущийся наружу одинокий смешок Лютоволк успешно маскирует кашлем. Самыми кончиками выпущенных когтей он впивается в служившую мостом между главной поляной и дуплом глашатая ветку ─ сложно понять, то ли это его ведет из стороны в сторону, то ли это действительно ветка под пьяным Кромешником так раскачивается, но падать с нее отчаянно не хочется. И не потому, что стыдно ─ просто нет никакой гарантии, что он после этого найдет в себе силы подняться вновь. Отвратительно.

В палатке немного темнее, чем на поляне, последние снежинки тают на шерсти, когда он заходит внутрь. Голова пульсирует ─ в такт подрагивающим плечам уткнувшегося лицом в подстилку Кромешника. У него даже и в мыслях нет, что тот плачет, и это вообще сложно ─ представить плачущего Кромешника. Но он… видел?? Сознание плывет и весьма трудно на чем-то сфокусироваться, отчего-то немного знобит, но это скорее всего просто от потери крови и голода ─ все же сидящие на диетах бабы вечно мерзнут, как известно.

— Неплохо тебя все-таки потрепало, — словно щелчок по носу, на который Лютоволк лишь слабо дергает плечом и зеркалит чужую ухмылку, подходя ближе, — Вы совсем дураки в таком состоянии лезть на филина? Готов поспорить, что это была твоя идея.

─ Я же уже говорил: бывало и хуже, ─ любезно напоминает Лютоволк, остановившись в шаге от вольготно развалившегося на подстилке глашатая, нависая над ним, точно хищная большая птица ─ тот же филин, только пестрых крылышек для пущего эффекта не хватает, ─ но это был… весьма интересный опыт. Работать с Бесцветом оказалось на удивление приятно.

И он не сказал «нет» даже если бы и захотел. Лютоволк банально не предоставил Бесцвету такого выбора.

Он же не дурак.

Сумрачный протягивает лапу с растопыренными когтями вперед, легко касаясь пепельно-полосатого уха.

Мятлик

Дата: Утро, 07-Ноя-2017, 00:01 | Сообщение # 605

он из болотных огней,
серебра и теней

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2344

Лютоволк останавливается рядом, повторяя то же, что сказал и в Ельнике — Кромешнику хочется его передразнить, по-детски нелепо исправляя слова, но он только молча, с насмешливыми, лихорадочными искрами в глазах созерцает воителя. Тот и впрямь похож на опасного пернатого хищника с горящими в темноте янтарными глазами, но вот опричник себя жертвой не ощущает, даже валяясь перед ним так лениво и открывая беззащитную шею — сам такой же хищиник, расслабленный сонный змей, хлебнувший от усталости кубок пьянящей распущенности, но вовсе не потерявший от этого бдительности.

Сумрачный заметил еще и в Ельнике, но отчего-то только сейчас ощущает это отчетливее: на белоснежной шерсти кроме запахов леса, крови и дичи остался еще и запах соплеменника — и Лютоволк как раз заговаривает о Бесцвете.

Приятно ему было. Опыт интересный. Ну-ну.
Нарывается, что ли?

Кромешник с насмешливым подозрением сощуривает глаза, по-прежнему едва сдерживая в себе желания расхохотаться. Лютоволк тянет к нему когтистую лапу, но опричник на удивление ловко перехватывает ее, когда она оказывается всего в паре сантиметров от его уха, и чуть сжимает тонкую кисть когтями, ухмыляясь шире.

— Чего ж Бесцвет раны зализать не помог? — сумрачный дергает соплеменника на себя, увлекая на подстилку так, чтобы тот приземлился на живот, а сам изворачивается и оказывается сбоку от него — теперь уже он нависает сверху. Вздыхает наигранно-обреченно, аккуратно упираясь одной лапой в бок рыжеухого, подальше от одной из ран, — Придется мне-е~.

Не обещаю, что это будет приятный опыт.

Впрочем, в первый раз что ли? Бывало уже подобное, и не один раз.

Кромешник критично оглядывает оставленные филином кровавые следы, поджимая губы. Три рваные полосы с одного бока и три с другого. У него такие симметричные шрамы, — думает сумрачный с какой-то ли легкой завистью, то ли удивлением, мол, как так-то, их что, математически высчитывают?
Зато на плече укус несимметричный. Хе-хе.

Опричник склоняется ближе и принимается осторожно вылизывать окровавленные полосы, одну за другой, отстраненно думая, что он только кровью и питается в последнее время. Но в отличии от другой — от крови Лютоволка не тошнит.
Возможно, у него это получается и не так бережно, как у приноровившихся целителей, но все равно не так резко и порывисто, как могло бы быть у кота, всю жизнь посвятившего орудованию клыками и когтями в целях нанести побольше боли и урона. Из Кромешника и целитель бы получился неплохой — ловкости и змеиной проворности лап позавидовать можно, и не тренируйся он так много, то они сохранили бы и данную с рождения почти женскую нежность. Но что имеет, то имеем. Кромешник бы ни за что не променял жизнь воина на травы и душный полумрак пещеры целителя, хотя иногда ему нравится зализывать раны больше, чем их наносить.

Кромешник отрывается от увлекательного занятия перед тем, как перейти ко второму боку, вскидывает голову и подпирает подбородок лапой, устремляя задумчивый взгляд на Лютоволка, неожиданно вспомнив одну интересную штуку.

— Я узнал недавно, что кошмары видят только чистокровные, — абсолютно серьезно произносит он, в обычной своей манере чуть растягивая слова, исследуя взглядом рыжие пятнышки под глазами соплеменника, — Ни Лапке, ни Милке они не являлись.

Опричник отчетливо помнит, как ломало в муках соплеменника, когда они последний раз спали вместе и когда впервые пришли кошмары. Он, вроде бы, полукровка, но по логике тогда ему не должно быть так же плохо, как и...

Чистокровным.

Намек мой понятен, волчара?

somewhere across the sea of time
a love immortal just like mine
will come to me eternally

immortal she
returns to me

Неукротимая

Дата: Утро, 07-Ноя-2017, 16:25 | Сообщение # 606

✽

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 9319

В глазах напротив горящий ядреный абсент ─ от такого напитка обжигает носоглотку и жаром опаляет внутренности. Острые когти браслетом обхватывают изящную кисть протянутой вперед лапы ─ он то ли усмехается, то ли скалится ленивым зверем, прекрасно понимая, что последует за этим, и не сопротивляется, когда его дергают на себя, тем более что и дальше балансировать на трех конечностях в его состояние несколько проблематично. Это было предсказуемо, Кромешник! ─ мысленно хохочет Лютоволк, падая животом на мягкую подстилку, зарываясь носом в мох, помимо явственного запаха опричника еще хранившего на себе отголоски его собственного аромата и тусклый шлейф горечи осеннего леса.

─ Милке ты плечо не зализывал, ─ в тон отвечает Сумрачный, припоминая растрепанный вид грязнокровки и свеженький, кровоточащий укус на худеньком аккуратном плече ─ он не разглядывал особо, но не сложно догадаться, от кого именно игрушке двуногих прилетел такой подарочек. И Кромешник пах ей и смывал ее кровь в ручье ─ на мгновение тонкий, давно затянувшийся шрам на подушечке лапы дергает полузабытой фантомной болью, под тьмой век расцветают алые маки с черной сердцевиной. Лютоволк облизывает губы, словно желая ощутить на языке дурманящий разум сладкий ядовитый привкус. И какова тебе ее кровь на вкус, интересно?

Укус и правда не семеричный… но никогда не поздно это исправить.

Пока глашатай добросовестно исполняет роль его личного целителя ─ не первый раз, хах!! ─ слизывая выступающую на костлявых боках кровь, он тихо и размерено дышит, реальность расплывается, в углах палатки свистяще перешептываются тени. Следит за ними краем глаза, чувствуя, как на хребет давит неподъемный пресс, настолько тошно вдруг становится от их вида, и незаметно запускает когти в подстилку, хлестнув рыжим хвостом по полу палатки: пошли прочь.

— Я узнал недавно, что кошмары видят только чистокровные, — отрывается от своего занятия Кромешник, Лютоволк заинтересованно дергает медным ухом в его сторону, показывая, что слушает...

Или не слушает. Или слушает, но не особо вникает в произнесенные слова. Потом как-то странно фыркает-кашляет, стараясь не сорваться как в ельнике на сардонический, царапающий грудную клетку изнутри назревающий смех.

Он коротко усмехается и как будто не понимает.

Что за намеки? Говори прямо — вот, что хотелось сказать.

— Давай спать, — Лютоволк — сама лаконичность, а со стороны Кромешника было настоящим свинством грузить его сейчас. И добавляет — почти равнодушно, перевернувшись набок, не обращая внимания, как дергает болью от этого свежие раны, и выглядит при этом так, словно ему наплевать на происходящее, — заодно и проверим.

Чересчур много в его жизни нелепых совпадений... и это вполне может быть очередное.

Мятлик

Дата: Закат, 10-Ноя-2017, 02:59 | Сообщение # 607

он из болотных огней,
серебра и теней

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2344

пост за вторник

— Милке ты плечо не зализывал.

Кромешник только насмешливо фыркает в ответ.

А должен был, что ли?

Если бы опричник тогда еще бы и зализывать рану начал, которую сам и нанес, то и без того двинувшаяся умом Милка, наверно, окончательно бы свихнулась — система дала бы тотальный сбой. Еще бы и напридумывала себе... всякое. Ох уж эти кошки.
Впрочем... "Кромешник, ты такой милый". "Убей меня". "Сильнее". Тогда сумрачному это казалось интересным, но теперь ему как-то противно, смешно и немного обидно. Слишком быстро девочка сдалась и проломилась, он-то думал, что будет менять ее постепенно, выжигать на душе сумрачное клеймо, ломать медленно, со вкусом, со смаком, а в итоге вот оно как все некрасиво получилось... Он чувствует себя ребенком, сломавшую новую игрушку и потерявшим всякий интерес к обломкам у своих ног. Что с ней делать-то теперь?

Но думать об этом сейчас не хочется. Кромешник смотрит внимательно на криво усмехающегося Лютоволка, зачем-то в очередной раз считая медные пятнышки под его глазами, и недовольно хмыкает, отводя взгляд, когда тот просто уходит от ответа и предлагает спать. Глашатай, разумеется, не против наконец упасть в эту разрушительную тьму, которая совсем не принесет облегчения, но чтобы создать хотя бы иллюзия отдыха. Ему хочется просто закрыть уставшие глаза, изъеденные зыбучими жаркими песками бессонницы. И ни капельки не стыдно, что он загрузил лишними тяжелыми размышлениями несчастную рыжеухую голову соплеменника — как будто Кромешник вообще еще умеет испытывать стыд.

Лютоволк поворачивается набок, и сумрачный спокойно заканчивает со второй раной, теперь удобно ему подставленной, вполне готовый к тому, что друг уснет как раз под его целебную процедуру. Напоследок он аккуратно приглаживает лапой растрепавшуюся белоснежную шерсть, легко и невесомо, с утомленным теплым огоньком в глазах бросая взгляд на сонное изнуренное лицо воителя. Испытывает какое-то смутное желание промулыкать мирную колыбельную на рыжее ухо, как когда-то в детстве ему самому делала Тигриное Сердце, тихо протягивая мотивы старой сумрачной легенды про блуждающие огоньки.

Тени бредут за приманкой болотных огней...

Но он только тихо вздыхает, укладываясь рядом, касаясь чужого бока своим, и стягивает вниз полосатый серо-зеленый шарф, укутываясь в него. Опускает нос в потрепанную временем ткань, глубоко вдыхая призрачный запах Змееуста — внутри все тянет болью, скручивает в спираль, и заставляет сглотнуть тяжелый горький ком в горле.

Кромешник роняет взгляд на выход из укутанной полумраком обители, наблюдая за тем, как, кружась, медленно падают снаружи пушистые белые снежинки.
Чистые, легкие, красивые.
Первый снег укрывает собой истерзанный ветрами и осенней грязью мир, заметает, обнимая уставшую старую землю, оседает на резных, испещренных морщинами ветвях. Изо рта робко вырываются белые облачки пара, порыв ветра приносит с улицы нежный ворох снежной пыли, и последнее, что видит Кромешник — это как белизна и чистота заполняют собой всё.

Приходит зима.

И он закрывает глаза.

somewhere across the sea of time
a love immortal just like mine
will come to me eternally

immortal she
returns to me

Неукротимая

Дата: Ночь, 12-Ноя-2017, 00:03 | Сообщение # 608

✽

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 9319

Усталость ─ яд, впрыснутый в кровь щедрой порцией, ─ расползается по телу отвратительной слабостью вместе с пульсирующей в такт сердцу болью в изодранных боках, течет по венам, свинцовой тяжестью пропитывает мышцы, словно туман болот заполняет сознание. Тени живыми силуэтами отлипают от стен, подбираются ближе уже черной массой, напоминающую вязкую жижу ─ еще не кошмары, но искаженные, пережеванные и выплюнутые обратно куски реальности, нарезанные испорченной кинопленкой.

Он действительно засыпает быстрее, чем опричник заканчивает колдовать над его ранами ─ вернее, просто в какой-то миг пока Лютоволк безуспешно смаргивает взрывающиеся красным круги перед глазами, вконец измотанный организм позволяет себе непростительную роскошь: вырубается, как истощенный, вышедший из строя механизм ─ так бывает, когда работаешь на износ.
Липкое бессознательное нечто запускает пальцы под корку мозга. Легкие успевают всосать в себя еще один глоток воздуха, а потом он просто теряет сознание.

…все тот же туман перед глазами, все та же въевшаяся в желудок тошнота, поселившаяся на дне внутренностей, запах тлена и затхлости ─ абстракция не меняется. Он сидит внутри этого замкнутого, затянутого тьмой пространства, и не может даже пальцем шевельнуть, только беспомощно хватает ртом отсутствующий воздух, пока не поддающаяся контролю паника забивает глотку и сердце заходится в грудной клетке пойманной птицей. Нити обвивают шею, дергают за лапы ─ кукловод остается за спиной и щекочет ушную раковину влажным дыханием.

Жаль, что это не смерть.

Он просыпается… просыпается. В этот раз ─ сам, с тихим стоном, мгновенно оборвавшимся, стоит лишь распахнуть глаза. Нет слез, нет массы ненужных движений, как в прошлый раз по пробуждению, он не давится горькой слюной и не сгибается пополам от рвотных позывов. Лютоволк просто продолжает лежать так еще несколько секунд, сухими глазами рассматривая покрытую сетью трещин стену пустым взглядом, откатившись к самому краю подстилки, глубоко запустив когти в сбитый мох.

Слушая безостановочный смех в голове.

Резко сев ─ боль наждачной бумагой чиркнула по вискам и цепко обхватила затылок, ─ он обернулся к еще спящему Кромешнику… и обнаружил что глашатай не дышит. Или почти не дышит, но разбираться в этот момент Лютоволк не стал и просто в каком-то испуганном порыве от души врезал опричнику по груди передними лапами, буквально вырывая из того шумный выдох.

─ Проснись!

Ситуация повторяется... только теперь все наоборот.

Мятлик

Дата: Ночь, 12-Ноя-2017, 00:57 | Сообщение # 609

он из болотных огней,
серебра и теней

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2344

Всё белое.

Снега так много, что не видно чернеющих на горизонте деревьев, так много, что он выедает чувствительные глаза до слез, лезет в нос, рот и уши, заметает качающийся на ветру мир. Кромешник пытается встать, но тонет в мягкой холодной пелене, и ничего не может разглядеть, кроме...
Темные следы тянутся по белоснежному покрывалу и не таят даже в оглушительной метели. Опричник знает, чьи это следы, и он тянется к ним со всеми силами в ослабевшем тряпичном теле, с трудом выпутываясь из белых цепких оков. На языке привкус крови, пыли, чего-то затхлого и влажного, подземного, и сумрачный не смотрит на свою шерсть, зная, что она вся в вязкой черной грязи. Он смотрит только на уходящие вдаль чужие следы, резко дергается вперед и наконец вырывается, судорожно хватая ртом воздух, грудью раздвигая сугробы, отчаянно бежит по ним. Он будто вовсе и не двигается, но на горизонте, среди беснующихся белых снежинок, белесого тумана, появляется вдруг темная фигура, и по всему телу проходит дрожь.

Кажется, в реальности Кромешник изгибается на подстилке и впивается когтями в мох с застывшем именем на губах.

Тень от фигуры скользит по занесенной снегом пустоши, протягиваясь к нему — глашатай протягивает лапу вперед, касаясь выжженного на покрывале отпечатка лапы, всем своим существом устремляясь к тени, желая оказаться в ней так сильно, что в глазах пеленой мельтешат горячие едкие слезы.

Мрак от силуэта расходится все больше, темным мороком покрывая снег, окружая Кромешника со всех сторон: он поднимает голову, чтобы впиться взглядом в знакомую до боли фигуру, повернутую к нему спиной, и открывает рот, чтобы окликнуть по имени.

И не может произнести ни звука.

Тис, Тис, Тис, пожалуйста, обернись, вернись, Тис!

Язык разбухает бессмысленным куском мяса во рту, мешая дышать, застрявший в горле отчаянный крик так и остается похороненным внутри, и тлетворная темнота набрасывается на него, как жадный изголодавшийся зверь, проникая в пасть, вливаясь в уши, закрывая глаза.

Пожалуйста, Ти...

Он проваливается сквозь почерневший обруганный снег, падает сквозь холодную землю, и запорошенный метелью мир исчезает окончательно.
Остается только беспросветный мрак и облизывающая тело грязь.

И вновь вспыхивают пронзительные желтые глаза, множась тысячекратно, и гнилым, тепло-влажным дыханием обдает затылок и уши.
Голоса растут и множатся, каменные стены смыкаются вокруг, выход засыпает развалинами и пылью.

Он хочет кричать — и не может. Он хочет бороться, но его тело сковало пленом из камней и грязи, он хочет вздохнуть, но на грудь давит весом, сравнимым разве что с ношей Атлантов.
Только на его груди покоится сама Преисподняя.

Пожалуйста...

Воздуха нет. Сознание плавится. Вокруг шеи затягиваются черные нити, и скользкие языки шепчут на ухо лишь о том, что это конец.
Он же сейчас... Они его...

Нет!!!

— Проснись!

Камни разбиваются, грудь пронзает громоподобным ударом, темнота рассыпается на осколки, и Кромешник судорожно хватает ртом спасительный глоток воздуха, вздрагивая всем телом, которое словно что-то подбрасывает на подстилке. Глашатай ничего не видит из-за наплывшего на глаза тумана и мутных слез, смаргивает их, кашляет и глухо хрипит, в бессознательном порыве вцепившись лапами в чужие плечи. Его трясет так, что кажется, будто это укрытая темнотой палатка дрожит от подземных толчков, и ощущение зыбкости, опасности и неустойчивости не хочет покидать глашатая.

— Нет, нет...

Он отпускает Лютоволка, падая на подстилку, переворачиваясь на живот, беспрестанно кашляя, захлебываясь воздухом, вонзая когти в пол, упираясь лбом в лапы. К горлу подкатывает тошнота, и судорога скручивает тело, но из горла лишь вновь вырывается хриплый кашель, а потом внезапно все затихает — и шумы в голове, и терзающая тело боль, и яростная дрожь. Кромешник только дышит тяжело, едва заметно вздрагивая, зажмуривая и открывая глаза, мучительно медленно начиная осознавать реальность. Но и в этой реальности на него из темных углов сверкают желтые глаза, возникает в пустоте острая кровожадная ухмылка — границы между сном оказываются стерты.

Отголоски влажного шепота еще вьются в голове, но отчетливое проникают в палатку голоса соплеменников снаружи. Звук бешено бьющегося сердца в груди. Хриплого дыхания.

Кромешник приподнимается на передних лапах, пару раз трясёт головой, прогоняя остатки цепкого наваждения. Поворачивается к Лютоволку и несколько мгновений смотрит на него стеклянным, мутным, пустым взглядом, будто бы не узнавая, но постепенно картинка складывается воедино, и во взгляд просачиваются смысл и осознание. Позади соплеменника, в широком проеме в стене, по-прежнему падают, кружась, снежинки. Опричник смотрит на них и мысленно возвращается к повторяющемуся из раза в раз отрывку из сна.

Всё белое. Следы на снегу. Тень и...

Опричник сглатывает вязкую слюну, проводя лапой по морде, шумно выдыхая.

К черту такой отдых, конечно.

— Они чуть меня не убили, — с мрачным смешком хрипло отзывается Кромешник, разглядывая подушечку лапы, сжимает ее, несильно надавливая выпущенными когтями на плоть, и опускает ее на пол, исподлобья вновь бросая взгляд на соплеменника, — Спасибо, что вовремя разбудил.

Было бы забавно, проснись Лютоволк несколькими минутами позже — обнаружил бы мирно спящего вечным сном Кромешника.
Умереть во сне — как-то совсем не комильфо.

Сумрачный усмехается еще раз, переводя взгляд на главную поляну. Отсюда неплохо видно практически всю ее, и дерево объявлений в том числе — там внезапно много соплеменников, и все они явно чего-то ждут.

Хм?

— Пойдем, — коротко зовет за собой опричник и с готовностью выходит наружу, глубоко вдыхая морозный свежий воздух.

Покинуть пропитанное ночными кошмарами дупло он только рад.

главная поляна

somewhere across the sea of time
a love immortal just like mine
will come to me eternally

immortal she
returns to me

Неукротимая

Дата: Ночь, 12-Ноя-2017, 16:50 | Сообщение # 610

✽

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 9319

Кромешник бьется под ним выброшенной на берег рыбой, хрипит и кашляет, бессознательно цепляется лапами за его плечи, и ощущение бессильной ярости на мгновение скручивает внутренности и режет в груди не хуже острых когтей филина. Когда глашатай отпускает его и падает животом на сбившуюся подстилку, по-прежнему захлебываясь воздухом и кашлем, Лютоволк может только протянуть вперед лапу и сжать растрепанную пепельно-полосатую шерсть на ходящей ходуном спине, вперив взгляд в крылья выпирающих лопаток. Как они могут противостоять этому врагу? Тому, кто играючи ломает их сознания, приходя во снах, накидывая на шеи удавки черных нитей?

Что если они… проиграют?

Это осознание становится поперек глотки. Снежинки бесшумно падают на главную поляну за спиной, холодное дыхание ветра касается загривка. Зима на пороге.

Спасибо, что вовремя разбудил. Он повторяет про себя эту фразу, когда Кромешник уходит, и смотрит в стену, на шершавой от времени поверхности которой собираются темные сгустки теней. Кромешник ведь действительно мог… не проснутся. И другие тоже могут.

И… он тоже?

Я узнал недавно…

Лютоволк скалит зубы, резко разворачивается и выходит на поляну.

главная поляна

Вороника

Дата: Ночь, 10-Дек-2017, 20:00 | Сообщение # 611

Тень и золотое кружево
Яд змеи — моё оружие

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 200

– Главная поляна –

Выпустив когти, Горихвостка вцепилась в покачивающуюся от ветра ветвь поваленного дерева и нерешительно заглянула в палатку глашатая. Янтарные глаза кошки слабо мерцали в полумраке, обступавшем её со всех сторон. Тьма с жадностью поглотила голову незваной гостьи, облизала её шею и бока, а после едва не поперхнулась огненной кисточкой на хвосте вошедшей.

Оказавшись в дупле, Горихвостка выронила птичьи черепа, и те звонко ударились о прихваченную морозом древесину. Под лапами сумрачной, словно чад, курилась мягкая желтая пыль. То здесь, то там похрустывали иссохшие трухлявые листочки, шуршала отжившая своё хвоя. Пахло свежим мхом, Кромешником и Лютоволком.

Палатка пустела. Потолок её вдруг показался черно-рыжей низким, а стены - ветхими, тонкими и шаткими.

– Змееуст? – шепотом позвала Горихвостка, стараясь унять дрожь в лапах. Обуревавшая кошку тревога усилилась и превратилась в огненный зуд, обжигающий попеременно виски и затылок. Снова и снова обшаривая темноту круглыми глазами, ученица приоткрыла рот, силясь уловить нотки знакомого с детства запаха. Все было тщетно. Обессилившая, Горихвостка приблизилась к подстилке глашатая — отныне Кромешник, я полагаю?.. — и, словно у надгробия, ссутулилась и скорбно и непонимающе оглядела изумрудные пласты мха, как бы недоумевая, отчего такое уютное гнездышко пустует.

Зимняя ночь торопливо оплетала купол неба непроницаемой чёрной паутиной, и сквозь отверстие в коре поваленного дерева проникало все меньше света. В глазах Горихвостки от желтой радужки почти ничего не осталось – настолько были расширены её зрачки, в которых отражались приглушенная зелень подстилки, узоры трещин в полу и стенах, свернувшийся шелковой змеёй полосатый шарф.

Изнемогая от беспокойства и страха, Горихвостка неумело подцепила лапой находку и приблизила розовый нос к хитросплетениям серых и зелёных нитей. Стоило ученице обнюхать шарф, как её обострённое обоняние запечатлело на нёбе призрачный, аморфный и оттого кажущийся нереальным запах Змееуста.

Дупло огласилось тихими и частыми всхлипами.

Прижав к себе серо-зеленого змея, Горихвостка невольно выпустила когти – так порой делают маленькие несмышленые котята, зарываясь в материнскую шерсть.

Сосновой нравятся маки

Сумрачная кошка плотнее прижалась мордой к шарфу, задохнувшись от воспоминаний о приторно-ядовитом запахе алых цветов. Тяжело дыша, она прилегла, боясь, что её вырвет. Перед внутренним взором Горихвостки в неистовом плясе сходились образы, привидевшиеся ей в кошмаре, в том реалистичном сне, что был наполнен ядовитым туманом и вязким месивом, состоящим из чужих костей и крови. Изо всех сил черно-рыжая отгоняла от себя врезавшиеся в память ужасы, однако страх, минуя хрупкий щит – ткань шарфа, уже прокрался в сознание и въелся под фарфоровую кожу ученицы.

Клац.

Горихвостка подавила очередной всхлип, напряжённо прислушиваясь к звукам зимней ночи. «Это хрустнула ветка, просто ветка» – говорила сама себе кошка, слыша, как колышутся и подметают пол серо-зеленые нити в такт дрожанию её тела.

Клац.

Странное дело: стена палатки глашатая, которую ученица ещё миг назад видела вполне отчетливо, исчезла, ровно как и подстилка Кромешника, и запахи хвои и пыли. Все пространство заполонила тьма напополам с трупной вонью, остался только шарф – нити, связывающие Горихвостку с реальностью.

Клац.

Справа до ушей ученицы донёсся лихорадочный шёпот. Кто-то сбивчиво и горячо умолял о помощи.

– Змееуст не твой отец

Горихвостка, не чувствуя под собой лап, стремительно развернулась, готовая бежать из дупла без оглядки. Увы, этому не суждено было случиться – кошка только безвольно растянулась на холодной, заболоченной земле, про себя путано взывая к звёздам. Прямо перед сумрачной стояло то самое нечто, явившееся к ней в кошмаре на Маковой поляне, скаля редкие, сточенные практически до основания коричневые зубы. Непропорционально длинные руки зверя бесполезными плетьми свисали до самого пола, изредка выбивая дробь когтистыми узловатыми пальцами: клац.

– Змееуст не твой отец, – повторило чудовище голосом Кромешника. Его пустые желтые глаза зажглись ярче, и отражение скукожившейся в приступе паники Горихвостки из них улетучилось, уступая место образам роковой ночи. Ученица внезапно вспомнила всё, вплоть до серебристых капелек дождя в шерсти наставника. Это было сродни гипнозу – все защитные реакции кошки были обращены вспять, и боль, притупляемая снотворными семенами, ворвалась в тело черно-рыжей, ломая кости и разрывая легкие. Горихвостка не находила в себе сил на то, чтобы закричать; она только скулила, вновь переживая эмоции, испытанные на болоте. Оторвавшись от грязно-желтых, лихорадочно блестящих глаз напротив, кошка увидела, как чудовище медленно протягивает к ней когтистые пальцы. Позади вновь раздались голоса – на этот раз громче и ближе.

В предвкушении скорой расправы над Горихвосткой, усыпанный струпьями зверь вывалил длинный лиловый язык. Для сумрачной время словно бы замерло: она отстранённо рассматривала этот чешуйчатый кусок мяса, в котором копошились толстые белые черви. Корявые пальцы чудовища сомкнулись на глотке кошки. Пытаясь высвободиться, ученица нелепо и неловко взмахнула левой лапой, тогда как когти правой, зацепившись за петли шарфа, беззвучно вспороли воздух. Горихвостка видела, как рожу напротив искажает странно вялая, мертвецкая ухмылка. От недостатка кислорода лёгкие кошки сжимались, и та вновь и вновь раскрывала пасть, пытаясь закричать. Задёргавшись едва не в предсмертной агонии, ученица изо всех сил рванула правую лапу. В дупле - в дупле ли? - послышался глухой треск. Зелёная шерстяная нить выскользнула из шарфа, оставляя на гладкой узорчатой поверхности ткани затяжку. Сумрачная ударила желтоглазого демона по узловатой конечности, не надеясь, впрочем, на спасение: у неё давно уже иссякли какие бы то ни было силы. Однако в том месте, где нитка коснулась серой сочившейся гноем кожи, плоть разошлась, обнажая чёрное месиво крови и мышц. Чудовище сложилось пополам в высоком надрывистом вопле и растеклось по вязкому холодному полу зловонной лужей. Последними потеряли форму глаза зверя.

Когда желтые огни лопнули и погасли, Горихвостка бросилась бежать, безумно уставив невидящий от ужаса взор куда-то вдаль.

– Главная поляна –

хоть однажды осмелься уйти в никуда
заблудиться у леса в чреве

Мятлик

Дата: День, 25-Янв-2018, 00:39 | Сообщение # 612

он из болотных огней,
серебра и теней

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2344

главная поляна

Как в тумане сумрачный преодолел пошатывающуюся ветвь, впивачсь в нее когтями со всей силы, совершенно не грациозно ввалился внутрь, привалившись боком к холодной стене и судорожно переводя расшалившееся дыхание.

Вдох-выдох.

Пропахшая насквозь кошмарами, хвоей, сухим залежавшимся мхом, шишками и древесиной, дупло встречает Кромешника приятным полумраком и легким бардаком, следами чужого присутствия. Чуткий нос различает почти выветрившийся запах Горихвостки, а взглядом глашатай останавливается на серо-зеленом шарфе, сползающем с подстилки. Тихо выдыхает через нос, кладя на присыпанный хвоинками пол сегодняшний ужин, и, подцепив лапой подарок Тиса, аккуратно откладывает его в сторону, разглаживая. Замечает оставленную Горихвосткой зацепку, но сейчас это уже не кажется таким уж важным — Кромешник проводит лапой по вылезшей ниточке, дальше вдоль зеленой полосы, по складкам, по маленьким дырочкам, по прочим неровностям, так нежно, как обходятся обычно с шерстью кого-то, кто дорог тебе.

Громоздкая фигура Темнозвезда в проходе, давящее присутствие, беспрерывный поток слов — «Тисовый пропал. С этой же ночи ты становишься наследником. Ты единственный, кто сможет заменить его» — «Его зовут Змееуст. И он обязательно вернется» — вкус соленой крови на губах, затягивающиеся на шее темные нити-цепи. Терновые шипы, вонзающиеся в подкорку воспаленного сознания.

И что теперь, что теперь? Лунное Озеро, отзвуки звёзд в новом имени. Мне нужно заменить тебя, Темнозвезд? Он на такое не рассчитывал. Змееуст не должен был задержаться настолько. Почему так долго? Что с ним случилось?
Где ты?
Кромешник не хочет идти на Лунное Озеро и по еще одной причине, в которой не посмеет признаться даже себе самому.

Что если одну из жизней ему подарит пропавший глашатай?

Полосатый чуть вздрагивает, когда позади слышится скрежет когтей о древесину, а потом легкий шорох шагов — Лютоволк пришел. Кромешник поворачивается к нему, одергивая лапу от шарфа, словно он жжется, и благодарит звезды за то, что он здесь сейчас не один — иначе его мысли сожрали бы его заживо. И никакие кошмары не нужны.

— Угощайся, — сумрачный кивает на кусок дичи, проскальзывая рядом с соплеменником и закрывая куском коры проход в дупло, так, что дневного света становится меньше, а холодный ветер практически не задувает внутрь. И садится рядом с Лютоволком, тоже принимаясь за еду, мимолетно поглядывая на друга, убеждаясь в том, что он тоже вот-вот просто рухнет с лап. Кромешнику даже почти неловко, что он отправил его на кладбище одного в таком состоянии.

Спрашивать про похороны Бедокура как-то не хочется.

somewhere across the sea of time
a love immortal just like mine
will come to me eternally

immortal she
returns to me

Неукротимая

Дата: День, 25-Янв-2018, 16:50 | Сообщение # 613

✽

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 9319

главная поляна

Переднюю лапу, на которую он имел неосторожность так неаккуратно приземлиться на выходе, сводит мелкий тремор, рождающийся в предплечье и спускающийся вниз, к запястью. Сердце продолжает сходить с ума и глухо бухать в груди, но теперь он хотя бы может нормально дышать ─ желчь не обжигает горечью корень языка, кашель не зарождается в легких: всю заразу из дыхательных путей выдавили предыдущие приступы. Теперь только голова кружится, желудок сводит от голода, слипаются глаза да пострадавшую конечность дергает. Не так уж и страшно, по крайне мере от голода Лютоволк может избавиться уже прямо сейчас ─ от взгляда на аппетитный кусок дичи слюнные железы работают как сумасшедшие.

─ Угощайся.

Кажется, это лучшее, что он слышал за сегодняшний день.

Он действительно оголодал и понимает это только в тот момент, когда зубы впиваются в немного жесткую плоть. Вкус необычный, непривычный, дикий, лесной, но вполне, вполне, и страдающий по еде желудок наконец умолкает. Лютоволк отрывает небольшой кусок, придерживая его лапами, глотает, слизывая с губ остывшую кровь. От пола дупла тянет приятным теплом, от залежавшегося мха ─ пылью и чуть-чуть лесом. Еще пахнет кем-то чужим. Лютоволк бросает мимолетный взгляд на отложенный в сторону шарф, за разглядыванием которого и застал Кромешника, но ничего не спрашивает. Вместо этого отрывает от лапы куницы еще один кусок, проглатывает. Замечает негромко.

─ Дуболом хорошо постарался.

О похоронах и в самом деле не хочется говорить, особенно за едой ─ не комильфо. Да и не о чем там рассказывать.

Мятлик

Дата: День, 25-Янв-2018, 22:53 | Сообщение # 614

он из болотных огней,
серебра и теней

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2344

Голод скручивает живот, грызет внутренности, но даже запах свежей дичи не пробуждает здорового аппетита — Кромешник скорее по привычке вонзает клыки в еще чуть теплое, жестковатое мясо, отрывая кусок, тщательно его пережевывая и глотая, почти не задумываясь о том, нравится ли ему вкус. Нравится, наверно — довольный желудок успокаивается, а по телу разливается приятное тепло и умиротворение. Опричник не уверен, что еда доставляет ему сейчас удовольствие, но организм наконец воспринимает ее как надо, а не стремится тут же вывернуть себя наизнанку.

Полосатый молча кивает на тихое замечание Лютоволка, в первое мгновение нисколько не меняясь в лице, но потом на губах вдруг мелькает глупая улыбка, исчезает, снова появляется, и Кромешник пару раз сдавленно хихикает — сдавленно, потому что кусок дуболомовской куницы встал ему поперек горла. Почему ему так смешно?!

Ну и рожа у него была, хохочет про себя сумрачный, вспоминая ошалевшую физиономию Дуболома после того, как его потрепали за щечку, и наконец проглатывает мясо, краем глаза взглянув на Лютоволка и махнув лапой, мол, не бери в голову. Такие пушистые.

Вечно тянет на хихи, когда ты уже тотально вничто.

Кромешник откладывает в угол оставшиеся косточки, чуть присыпая их хвоинками, и лениво умывается. Ему не хочется делать это самому, он даже готов попросить Лютоволка его вылизать, но тот и сам ни чуть не в лучшем состоянии, а потому полосатый молча справляется сам. Закончив с мордой, вытягивает вперед заднюю лапу и не сразу решается слизать запекшуюся кровь. В глазах темнеет, плывет, а в уши закрадывается влажный холодный шепот.

В тебе тоже его кровь.

— Ты такой грязный, котенок.

Сумрачный фыркает и решает сейчас оставить лапу, как есть — все равно кровь засохла, так что он ничего не испачкает — и тут же заваливается на подстилку, чувствуя, как тупой болью в затылке отзывается такое резкое падение.

Опускает взгляд на Лютоволка и протягивает к нему лапы.

— Спа-ать.

somewhere across the sea of time
a love immortal just like mine
will come to me eternally

immortal she
returns to me

Неукротимая

Дата: День, 25-Янв-2018, 23:35 | Сообщение # 615

✽

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 9319

Кромешник вдруг начинает как-то подозрительно хихикать, но Лютоволк, настолько уже привыкший к периодическим странностям со стороны глашатая, даже головы не поворачивает в его сторону, полностью погруженный в механический процесс поглощения пищи. Когда последний кусок мяса, наконец, становится поперек сжавшейся глотки, а непривычно забитый желудок довольно затыкается, он небрежно отталкивает от себя косточки, сыто облизывается и по примеру Кромешника приступает к умыванию, счищая с шерсти остатки болотной грязи.

Так необычайно спокойно, что почти больно.

— Спа-ать. ─ Прелестно.

─ Ты, кажется, пропустил одно место, ─ все-таки бросив из-под полуприкрытых век взгляд в сторону опричника, Сумрачный неожиданно игриво скалится, в миг ощущая себя разыгравшимся волчонком, и перекатывается на другой бок, оказываясь головой около задней лапы Кромешника. Побуревшая от крови некогда серебристая шерсть притягивает взгляд и обжигает железным вкусом язык, когда он наклоняется еще ближе и слизывает запекшуюся корочку, тщательно, чтобы ничего не осталось. Лишь потом он приподнимается, подползает выше и утыкается лбом куда-то в грудь друга, обхватывая его передней лапой поперек бока, довольно затихая и фыркая в мягкую шерсть.

─ Вот теперь ─ спа-ать, ─ едва ворочая тяжелым от усталости языком, бурчит он, и почти мгновенно проваливается в долгожданный сон.

Без кошмаров.