горячая юность - Флешбеки - Ролевая Коты-Воители Знамение Звезд

горячая юность

Неукротимая

Дата: Рассвет, 19-Авг-2019, 21:31 | Сообщение # 1

✽

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 9319

1) Краткое описание событий (сюжет): Идет Кромешник по лесу, а там в канаве Псина спит...
2) Место разворачивающихся событий: Территория Сумрака, Темнолесье, канава.
3) Персонажи: Кромешник (12 лун), Псина (15 лун)
4) Время: поздняя зима, около 20-ти лун назад, незадолго после битвы за Лихолесье.
5) Название: горячая юность

Кромешник

Дата: Рассвет, 19-Авг-2019, 22:47 | Сообщение # 2

он из болотных огней,
серебра и теней

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2343

Кромешник идет по лесу бездумно и наугад — под лапами жжется колючий вешний снег.

Несколько дней назад отгремела победоносная маленькая война, из которой юный опричник вышел весь в крови — чужой, речной, пролив ничтожно мало своей. И все-таки несколько дней назад он попал в целительскую, откуда выбрался только вчера, осунувшийся, с высушенным, лихорадочно горящим взглядом, в очередной раз весь переломанный, перемолотый внутри вместе со своими рогатыми бесами, постыдными тайнами и внутривенным безумием.

Хотел бы он, чтобы причиной тому были боевые раны, вот только больнее всего ранил, как всегда, именно тот, чье имя выжжено на сердце.

— Ты лжец, Кромешник, ты лжец.
...
— Как тебе эта кровь? Как тебе моя кровь?

Тисовый больше не смотрит на него. А Кромешник не может не смотреть на него — но со своими ошметками гордости он не может и подойти первым, после того, как...

— Прекрасно.

Он всё еще не понимает, что именно заставило его повелителя тогда уйти. Он так и не поверил ему? Или увидел во взгляде, как никогда открытом и беззащитном, с вывернутыми наружу чувствами, то, что видеть не хотел? Или всё вместе?
Я теперь ему омерзителен?

Да что уж там — он омерзителен себе самому.

Потому и вырвался из лагеря, прочь, лишь бы куда-нибудь, плевать, что еще не до конца выздоровел, лишь бы не видеть, как Тисовому прекрасно и без него. Кромешник кривит губы в поломанной ухмылке, мажет взглядом по своим лапам, на внутренней стороне кистей горят свежие рваные полосы — он не помнит, как сделал это, у него будто вырвали кусок из памяти, он помнит только, как падал в объятия рыдающего от волнения и страха — за него, за порочную хвойноглазую дрянь — Волчонка.

Пачкает всё, к чему прикасается.

Он мысленно сплевывает все эти мысли, как лишившуюся вкуса, очерствевшую жвачку. Надо поохотиться — он не успокоится, пока не убьет кого-нибудь. Или не опустится на какое-нибудь дно, самое грязное отвратительное дно, где...

— Псина? — Кромешник заглядывает в какую-то темную канаву, слыша странные похрапывающие звуки, различая смутные очертания чего-то, что должно быть, по идее, котом. И ухмыляется острее, насмешливо, изгибая иронично бровь и интересуясь почти с искренней заботой и участием, — Совсем уже мозги себе мятой пронюхал, пьянь?

somewhere across the sea of time
a love immortal just like mine
will come to me eternally

immortal she
returns to me

Воевода

Дата: Утро, 20-Авг-2019, 00:15 | Сообщение # 3

убитый тенью

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2507

Снится ему шум славной битвы: как вскрикивают от боли воины, теряют себя в ярости, бесстрашно летят на противников; хлюпает под лапами раскисшая от крови и воды земля, маленькими извитыми ленточками бежит из ран животворящая алая жидкость, окрашивая разномастную шерсть. И стоит Псина посреди побоища, выискивает безумным взглядом кого-то, да найти не может.

Всю жизнь так — ищет, аки собака пропащая, тепло, уют и хозяина. Хочет, сильно хочет, чтобы его приручили, и не только невесомые Тени-защитники, забравшие разум, а кто-то живой и настоящий, чтобы сердце вручить добровольно, преданным быть до мозга костей, ан нет. Не по Грязно́го душу. Это заслужить надо.
Вот Псина и пытается выскрести когтями и зубами уважение, значимость показывать, дабы милостью быть одаренным хоть капельку.

Интересным нужно быть. И Пёс старается, как умеет.

— Псина?

Ох, и громкий же голос сладким медом в уши льется — то опять зовут его злые духи, прорываются даже сквозь помутненное сознание. Сумрачный лениво приоткрывает глаз и отмахивается от них задней лапой — изыдите, сволочуги, не дамся я вашим уговорам! — не раз видывал Грязной такие виды, не пальцем деланный. Идти с этими бесами в непроглядные болота все равно что голову на отсечение отдать. Второй раз не поведемся.

— Совсем уже мозги себе мятой пронюхал, пьянь?

Звиняюсь, слышимость плоха, но что вы там прощебетали?
Необычные глюки сегодня...

Пёс снова шевелится, елозя по мокрой земле своего изысканного дна, продирает глаза и видит фигуру смутную, знакомую, далекую... Неужто Кромешник? Я видел сон, который начинается точно также.
Вздыхает тяжко, приподнимается на бессильные лапы да, покачиваясь, прислоняется к стене канавы, удобно уставившись на соплеменника. Надо же, как живой сидит: и шерсть та же, серебристая, и глаза зеленые, как малахиты, и весь такой взъерошенный, словно с войны возвратился.
Понимание реальности приходит медленно, совсем не торопится, а Псина уже решает ответить. Чего бы с виде́нием не поболтать-то?

— Да я тут охочусь... На бе́лок, — тягучий голос, растянутый, с хрипотцой, будто первый раз говорит и каждое слово смакует.

пустолайка⠀⠀7⠀⠀сумрак

вот теорема, вот аксиома:
сможешь? надейся, живи, люби

⠀⠀я ⠀р а з б и в а ю с ь

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀горит Сверхнова
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀прямо по курсу
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀моей груди.

Кромешник

Дата: Утро, 20-Авг-2019, 02:28 | Сообщение # 4

он из болотных огней,
серебра и теней

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2343

Из всех Вестников Мрака этот — самый отбитый. Такого балагура еще отыскать надо, и Кромешник, падкий на всё необычное, особенно с лихой дурнинкой и собачьей преданностью, Пса этого по-своему ценит: вроде как шут гороховый, а вроде как и адекватный иногда поболе прочих. Будто придуривается, прячется. Главное — с ним весело, это опричник еще с детства понял, и потом, в ученичестве, уже после возвращения из города, когда у одного наставника вместе учились.

Кромешник смотрит на измазанного в грязи, расхристанного соплеменника сверху вниз, со смесью небрежного снисхождения, интереса и вкрадчивости. Темные бесы затаились на дне зрачков, иррациональная, томная злость скрутилась в змеиный клубок где-то меж ребер — в хищном ожидании.

— Да я тут охочусь... На бе́лок.

Юный опричник издает тихий, колкий смешок, лукаво сощуривая глаза — и, кажется, начинает догадываться, что Псина и его принимает за очередную белку.

Кромешнику, впрочем, уже давно привык оборачиваться хмельным наваждением, магнетически темным мороком. Он любит играть.
А настроение сейчас, признаться, очень даже игривое — злое, веселое, капельку отчаянное — то, что надо.

— И как охота, Грязно́й? — Кромешник и не помнит, когда к Псине привязалось это прозвище; определенно, примерно в то же время, когда он начал свои запои — потому что постоянно весь в дерьме ходит, — Много уже поймал?

Зеленоглазый змееныш соскальзывает вниз легко, одним слитым, плавным движением, расслабленно упираясь лопатками о противоположную от соплеменника стену, чуть склоняя голову к плечу, будто вовсе не замечая грязи, в которую вляпывается. Грязный, грязный, насмешливо щебечут черти, ты и так весь грязный.

Кромешник устал с ними спорить — проще объединиться.

Между ним и Грязным расстояния всего-то — вытянутая лапа. И Кромешник невозмутимо протягивает свою, упираясь подушечкой в взлохмаченную темную грудь, так, чтобы ловить удары сердца.

— Хотя от тебя, от страшилы такого, все белки, наверно, разбегаются, — и малахитовые глаза смеются едко, нагло — и хотя выше него теперь Псина, смотрит свысока все равно Кромешник.

somewhere across the sea of time
a love immortal just like mine
will come to me eternally

immortal she
returns to me

Воевода

Дата: Утро, 20-Авг-2019, 11:53 | Сообщение # 5

убитый тенью

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2507

Хмель течет по его венам, бежит в артериях, забивается в капиллярах, питая каждую клетку тела своим отравляющим дурманом. Он там желанный гость — и все обменные процессы организма жаждут его заполучить, хоть немного, хоть капельку — мы же скучали.

Даже проспавшись, Псина чувствует волшебное действие травы: время замедляет свой ход, все движения такие плавные, и обычный поворот головы превращается в увлекательное приключение — мир будто ленивыми скачками передвигается вслед за взглядом, но не успевает, и стоит только замереть, лишь в следующую секунду он догоняет тебя, встает на положенное место. Кровь шумит в голове, но это приятный звук, не мешающий, — расслабляет. И сам ты состоишь из неги, в полном блаженстве купаешься. Нет мыслей поганых, не черствят они душу темную, потонули в беспамятстве чужая кровь на лапах и жестокость невероятная, да и ради кого (чего) ужасы бесчестные Псина творил тоже позабыто. Грязной не умеет словами играться, в сердце проникать одним голосом, сладкими речами, слишком он прост для этого, — оттого и не может самого себя убедить в правильности деяний своих. Он просто делает, что умеет, — не дано быть предводителем, зато преданный исполнитель. А спросили бы у него — зачем? Не ответил бы, пожал плечами. Сказали — сделал. Он пережил революцию, видел, как меняются Тени, как поднялся Наследник и как Кромешник предан ему. И Пёс также отдаст за них всех жизнь, как любой Сумрачный. Шутя и извиваясь, конечно.

Спину холодит покатая земля канавы, вся шерсть мокрая, хоть выжимай, а Псине и озеро по колено будет. Тепло ему, хорошо, да и видения сегодня интересные. Губы сами растягиваются в неимоверно искренней, бесконечно глупой улыбке, а глазища навыкате с поднятыми бровями придают морде диковатый смешливый вид.

— И как охота, Грязно́й? Много уже поймал?

— Одна только сама пришла.

Ох, словил Псина, да не то. Кромешник вдруг начинает двигаться, падает куда-то вниз, на дно, прямо к Грязному, а тому кажется, что летит опричник долго-долго, аж испугался. Екает сердечко, бьется быстрее, аки пташка в клетке, — разобьется ведь сейчас, дурень малахольный! Псина уже начинает привставать, наклоняется вперед, поймать друга хочет, да Кромешник сам не промах: приземляется гордо и напротив усаживается. Единственно, что сам Пёс все еще вперед тянется, остановиться уже не может, но тут утыкается грудью в твердую лапу. Настоящую, осязаемую. И будто горячим угольком к коже прикасается, Грязной даже склоняет голову, чтобы посмотреть, не прожигает ли подушечка шерсть. Все, естественно, с прилипшей к губам той самой улыбочкой.

— Хотя от тебя, от страшилы такого, все белки, наверно, разбегаются

Псина удивленно дергается, словно в изумлении, и брови аж поднимаются выше, хотя казалось некуда. Ухмылочка еще шире становится, и наконец-то Сумрачный осознает, что реальность это все. И канава, и Кромешник, и лапа-уголек на груди, и глаза напротив. Виде́ние уж таким наглым быть не может, а вот бывший напарничек по тренировкам — вполне.

— Эт ты что же... меня обидеть пытаешься? — недоуменно подает голос Псина, вглядываясь прямо в ироничные глаза. Будь бы он трезв, может понял бы, что снисходительно Кромешник к воителю относится, да только до здорового разума как до гор Небесного племени.

пустолайка⠀⠀7⠀⠀сумрак

Сообщение отредактировал Воевода - Утро, 20-Авг-2019, 11:56

Кромешник

Дата: Утро, 20-Авг-2019, 13:34 | Сообщение # 6

он из болотных огней,
серебра и теней

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2343

— Одна только сама пришла.

— Какая-то неправильная белка.

Не Псина словил, да его словили. Уж этой-то белке палец в рот не клади — откусит. Недаром в прошлой битве белкой летучей как раз и назвали: с раскидистых елей молниеносно бросался на врагов, которые, может, и покрупнее, и помощнее его были, но он — с виду легкий, еще по-юношески хрупкий — изворотливый, как змея, и страстно охочий до чужой крови.

Кромешник, всё такой же расслабленный, хитро улыбающийся, светящийся расположением настолько, что нельзя не поверить, только взгляд улыбку не перенимает — цепкий, внимательный, дурной на самом дне. Наблюдать за несколько заторможенным, беспечно, нелепо улыбчивым соплеменником интересно — юный опричник гадает, как же он видит мир сквозь призму дурманных трав.

Ему, наверно, так легко и хорошо. Судя по глазам — тяжелых, снедающих, грызущих мыслей в хмельной голове нет совсем.

Кромешнику почти завистно.

— Эт ты что же... меня обидеть пытаешься?

— Псина, пойми. Я не пытаюсь тебя обидеть, — втолковывает мягко, будто ребенку или умственно отсталому. Сумрачный подается ближе, обнажая в острой улыбке белые клыки, и выдыхает в самую морду воителя, — Я обижаю.

И — резкое, точное, быстрое движение — лапа с груди смещается на глотку, Кромешник припечатывает к стенке разомлевшего вестника, пользуясь его пьяной уязвимостью. Демоническая улыбка сползает с лица, будто её там и не было никогда, и остается только лихорадочный, садистично-веселый пламень в глазах и тонкий оскал.

— Откуда травы дурманные взял под конец холодов, пес шелудивый? Уж не из целительских ли запасов? — шипит змеей, щурится пронзительно, будто вовсе не замечая горьковато-сладкого, кислящего запаха, исходящего от Псины, — Наследнику это оч-чень не понравится.

Кромешник слышал, что было с тем, кто трогал целительские травы без спроса, даже когда мотивом было вылечить кого-то — ничего хорошего. У Тисового, определенно, имеется какой-то пунктик на травы и вообще на целительниц, что вызывает у хвойноглазого невнятное, иррациональное раздражение — чует, может, даже почти догадывается, с чем это связано. Он очень хорошо помнит ту самую травницу, Ежевику, глашатайскую дочь — к ней полукровка Том банным листом прилип в первые дни своего нахождения в племени.

Словом, что будет с вестником мрака, который тронул то, что трогать нельзя, если Тисовый узнает — догадаться не трудно.

somewhere across the sea of time
a love immortal just like mine
will come to me eternally

immortal she
returns to me

Воевода

Дата: Утро, 20-Авг-2019, 20:30 | Сообщение # 7

убитый тенью

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2507

Сердце уже находит привычный ритм, но поверх него лежит чужая лапа тлеющим камешком из костра, и чувства все направлены почему-то именно на него. Заострил Псина внимание — и все, теперь не отвлечься. Будто вокруг ничего не существует, кроме жара от прикосновения и его дарителя.

— Псина, пойми. Я не пытаюсь тебя обидеть, — Грязной улыбается доверчиво, пьяно смотря в обманчивые глаза Кромешника, ощущает теплый выдох и забавно щурится. —Я обижаю.

Не успевает Пёс даже подумать о том, задевает его это или ж Кромешнику все можно, в следующее мгновение он оказывается вжатым в земляную размокшую стену. Ух, жогово пошло! И Кромешник словно преображается: был такой изящный, какой-то весь сумрачный, с взглядом слегка безумным, привлекательный, аки девка какая с характером бойким, а тут — опасность чует Псина, так и веет от опричника вкрадчивой озлобленностью, подозрительностью, и лапы не такие уж тонкие веточки, силы в них хоть отбавляй. Воитель даже впервые заметил крапинки в хвойных глазах и поражается наблюдению еще больше, чем нежданному нападению. Конечно, будь бы Грязной трезв (надеюсь, племя доживет до этого славного момента), он не позволил бы всему этому случиться, да похмелье никак не хочет выветриваться из полюбившегося ему Пса.

— Откуда травы дурманные взял под конец холодов, пес шелудивый? Уж не из целительских ли запасов? Наследнику это оч-чень не понравится.

— Да на кой мне целительские...— Псина облегченно расслабляется, слегка отдергивая шею от давящей на глотку лапы, и хитро подмигивает, — когда свои закрома полны, — Грязной аж светится от счастья и гордости, улыбка его уже шире стать не может.

— Пойдем-ка, братец, познакомлю тебя... — и Пёс еще раз приглядывается к Кромешнику, в глазах выискивает что-то, но дурман в своих собственных не дает прочитать чужие эмоции, поэтому Сумрачный отказывается от этой затеи и пытается вывернуться змейкой из-под лап опричника.

пустолайка⠀⠀7⠀⠀сумрак

Кромешник

Дата: Полдень, 21-Авг-2019, 12:58 | Сообщение # 8

он из болотных огней,
серебра и теней

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2343

Псина откровенно пялится, и это ощущается даже несмотря на его размазанные хмельные очи — знает Кромешник этот взгляд, но его, впрочем, это ни капли не смущает, тем более в режиме опричного дознавателя, он только острее вглядывается в ответ и выпускает когти, пока только слегка, будто играючи покалывая кожу на шее.

— Да на кой мне целительские, когда свои закрома полны.

Сумрачный всё понять не может, бесит его этот дурак пьяный или забавляет со своими широченными жизнерадостными улыбочками и развязными манерами. Он знает наверняка одно — Пёс не врет. У такого всякая правда повеселее лжи будет, да и место свое, свой долг вестник знает прекрасно — не полез бы он в целительские запасы без спросу, каким бы шалопаем с виду ни казался. Пёс он и есть пёс, со всей своей неподдельной собачьей преданностью. И Кромешник знает это, чувствует, но все равно еще мгновение смотрит подозрительно, будто оценивающе, а потом — хмыкает коротко и отпускает соплеменника, легко отстраняясь.

Пойдем, говорит, братец. И Кромешник хочет насмешливо оскалиться, съязвить — да какой ты мне братец, собака? — потому что, в самом деле, не сдалось ему куда-то с ним идти, с травами дурманными знакомиться. Проверить, не лжет ли — пустая затея. Ему и проверять не надо, и без этого знает уже.

И, казалось бы, всё, финита ля комедия — бросить что-нибудь небрежное, развернуться и уйти восвояси.

Да только куда ему идти?
Тис ведь... — он обрывает мысль.

И заныло в груди так погано, заскулило по-собачьи тоскливо. Вот так оно и есть: с виду киска, взгляд василиска, всё такое, а сердце-то все равно — собачье.

У него, может, на мгновение и мелькает в глазах что-то больное и затравленное — он пока еще не такой хороший актер, каким станет когда-нибудь, нацепив на голову терновую корону — да только Псина всё равно ничего не замечает, и к лучшему оно.

Кромешник мгновенно возвращает своё привычное бесстыдство.

— Ну пойдем, братец, — тянет насмешливо, про себя усмехаясь с какой-то горькой иронией. Может, и правда, братец в каком-то роде?

somewhere across the sea of time
a love immortal just like mine
will come to me eternally

immortal she
returns to me

Воевода

Дата: Полдень, 21-Авг-2019, 23:09 | Сообщение # 9

убитый тенью

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2507

Когти выпустил, будто припугнуть хочет, да только разве Псину этим проймешь? Похмельный в щепки, он даже не придает значения какому-то покалыванию, зато высвободиться удается почти сразу. Сумрачный встает на все четыре лапы, предательски дрожащие, и со счастливым видом, словно его только что повелителем леса сделали, выпрыгивает из канавы, что удивительно — с первого раза. Видимо, предстоящий новый запой силушки прибавил.

Оглядывается Пёс не только потому, что хочет посмотреть, идет ли серый вестник за ним, но еще и чтоб дорогу вспомнить. Вот пару дней назад шагал вроде бы из-за тех деревьев, да потом споткнулся, упал, очнулся на дне. Где они вообще? И спросить-то стыдно — засмеёт Кромешник, совсем за дурака простодырого примет. Медлит неуверенно Грязной две секунды и направляется по памяти куда-то вглубь леса.

Припасы трав чудодейственных по всей территории раскиданы, в местах только Псине известных да Теням, что их охраняют. Вот и после недолгой молчаливой прогулки приходят воители к толстому дубу с раскидистыми ветвями.

— Тут. Не помню, правда, осталось ли там что-то, но сейчас и посмотрим, — весело бросает Пёс и в нелепом прыжке цепляется за кору, карабкаясь вверх. Не привыкать ему, конечно, по деревьям лазать поддатым, но ой как непривычно делать это с кем-то. Душа аж не нарадуется, так и хочется показать Кромешнику все прелести охмеляющего дурмана.

Пункт назначения — старое дупло над широкой веткой — выглядит совсем так, как Грязной его и оставил недавно: под разрытым с прошлого раза мхом валяются заветные листья, и Псина когтями вытаскивает их и кладет рядом с собой, пока не набирает приличную кучку. Хорошо хоть ветра нет, а то пришлось бы вестникам летучими белками работать.

— Ну вот, Кромешник, знакомься: удовольствие, — Пёс горделиво придерживает лапой травы и с диковатыми искорками в глазах коротко хохочет, — удовольствие, а это твой новый хозяин!

Но что ж время терять? Воитель поровну делит свое богатство и, хитро поглядывая на "новичка", пододвигает ему его половину. Смотрит изучающе, словно проверяет, и, как искуситель, предоставляет право первым попробовать. Непременно нужно съесть все это на ветке, чтобы спускаться интересней было — уж Псина бывалый, он-то знает.

пустолайка⠀⠀7⠀⠀сумрак

Кромешник

Дата: Закат, 30-Авг-2019, 18:20 | Сообщение # 10

он из болотных огней,
серебра и теней

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2343

Псина весь сияет от счастья, шатко, но бодренько выбираясь из канавы, а у Кромешника в голове только один вопрос крутится лихой русской рулеткой: что я вообще творю? Но он, фыркнув, легко выбирается следом, даже не думая избавиться от прилипшей к лапам грязи.

Это какая-то особая степень отчаяния, когда тебе уже все равно, куда, с кем, зачем и как — лишь бы только от себя подальше. Идут молча: Псина впереди, явно в радостном предвкушении, Кромешник чуть позади — в липком омуте злого равнодушия. Будь с ним сейчас не Грязной, а даже какой-нибудь чертов Скрытный, разницы все равно не было бы. Хотя, нет, будь это Скрытный...

Воспоминание резануло тупым ножом по оголенным нервам: как Скрытный, раненый, валяется в целительской, где только очнулся и сам Кромешник, и как Тисовый лежит рядом с тем жалким отбросом, а не с ним, нет, на него он даже не смотрит, трус, трус, кретин, и Кромешник знает, что назло, что специально, и ядерный коктейль из ярости и ревности прошивает глотку жгучим абсентом и змеиным ядом. Он захлебывается им.

Нет, будь здесь Скрытный, Кромешник бы не сдержался — он бы выплеснул на него весь свой яд, он бы даже с радостью убил его, жалкого, недостойного, слабого. Он как бельмо на глазу, опричник чует в нем одну только никчемную скверну, он не понимает, не может понять, почему Тисовый позволяет ему быть рядом, называться вестником мрака, почему дает шанс за шансом, почему готов поверить в него, неужели он не видит?..
Впрочем, Кромешник пока не знает, что через луну-другую и сам поверит в Скрытного. Познакомится с его ветром в голове, с говорливым перевертышем-убийцей, вырвавшимся из-под контроля внутренним бесом — и захочет... помочь? Смутно почувствует родство.

И потом, конечно, тысячекратно пожалеет о том, что все-таки не прикончил его еще в самом начале.

Кромешник упирается темным, нездоро́во мерцающим взглядом в затылок соплеменника, про себя отчего-то вдруг очень ясно понимая: только с Псиной, с этим размазанным веселым пьяницей, он бы и мог сейчас находиться. Остальные либо сами от него шарахнутся, либо опричник шарахнется... на них.

Старый дуб уныло скрипит ветвями на колючем ветру. Соплеменник оповещает о том, что в этом-то ларце и спрятаны его сокровища, на что Кромешник только скептично хмыкает. Но, глядя на то, как нелепо Псина взбирается наверх, виляя своим пьяным задом, сумрачный как-то глухо усмехается себе в усы, серебристой тенью залезая следом.

В какой-то момент своей жизни вы понимаете, что что-то идет не так: Кромешник понимает это, сидя напротив Грязного и разложенных перед ними дурманящих трав.
Его это осознание только раззадоривает.

— Ну вот, Кромешник, знакомься: удовольствие. Удовольствие, а это твой новый хозяин!

Кромешник переводит взгляд с кучки трав на Псину, снова на травы и обратно. Остро, хитро ухмыляется, ловко отделяя от порции Псины половину и быстро, пока он не успевает понять, запихивает себе в рот вместе со своей порцией. Облизывает губы и насмешливо щурит глаза.

— Ты и так уже хорош, — сыто протягивает сумрачный, слегка потрепав вестника за щеку. Ну, правда, раз соплеменник еще не протрезвел, то ему меньше надо, чтобы догнаться. Травы на языке пьяно горчат, когда он начинает их разжевывать, но пока не оказывают никакого эффекта, и Кромешник, оторвав взгляд от черных ветвей, смотрит на Псину требовательно и нетерпеливо, — Ну и когда это подействует?

И стоит ему только закончить свой вопрос, как он чувствует.

Легкость. Тепло. Полет.

Его это удивляет искренне, по-детски. Кромешник и не думал, что обычные целебные травы при повышенной дозе могут так... влиять. И вместе с тем ему становится не по себе, потому что и без того неважные поводья самоконтроля переходят в чьи-то совсем незнакомые, шальные руки. Впрочем, с апломбом возражает сам себе сумрачный, чем это хуже того, что обычно. Он сам с собой справляется не очень хорошо, и ему обычно больно, а сейчас хотя бы приятно.

И мысли, словно пузырьки шампанского, весело искрятся и лопаются. Опричник глубоко вдыхает, расслабляя плечи, не заметив, что вцепился когтями в ветвь, мажет взглядом по Псине снизу вверх, подаваясь вперед.

— Вниз, — выдыхает смазано, проскальзывая вперед него — удивительно, как в таком состоянии еще сохраняет ловкость — и, вонзив когти в дуб, начинает спускаться вниз. Сидеть на ветке опасно, он понимает это головой, но спускаться оказывается... Не так легко, как казалось сначала.

Кромешник поджимает губы, съезжает вниз — не рывками, как надо, а как пожарники на шесте, а потом, почувствовав, как кора грубо задевает нежную кожу живота, останавливается и глухо смеется, прижимаясь щекой к стволу.

— Э-это... непросто! — с расслабленной улыбкой протягивает, блуждает взглядом по пустоте, пытается найти Псину, но быстро забывает об этом, уставившись в хвойные ветки под мутным, сонным небом. И обращается будто туда, вперед, наверх, доверчиво, — Я не могу.

Кромешник обнимает дерево, чувствуя каждую неровность, Кромешник смотрит в небо, в это безнадежно серое, вялое, никакое небо, и горло вдруг сжимает чьей-то грубой рукой. Он правда больше не может. Он даже не знает что именно, но его просто накрывает с головой это ощущение, что он не может, ни вверх, ни вниз, он застрял, он запутался и потерялся. Не может он.

— Я так больше не могу, — шепчет, и еще больнее, теснее становится в груди, он царапает когтями дерево, агрессивно протирает щекой, чтобы по привычке перебить чувство физикой — не работает — и вскидывает голову,то ли озлобленно, то ли отчаянно бросая куда-то вверх, где должен быть соплеменник и небо, — Я так больше не могу!!

somewhere across the sea of time
a love immortal just like mine
will come to me eternally

immortal she
returns to me

Сообщение отредактировал Кромешник - Сумерки, 31-Авг-2019, 00:43

Воевода

Дата: Ночь, 01-Сен-2019, 02:14 | Сообщение # 11

убитый тенью

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2507

Псина не жадный, да вот только для первого раза Кромешник заграбастал себе слишком много, и думается, как бы не повело опричника в дали иноземные на разведку хмельных стран. Грязной лишь опытно ухмыляется еще шире, легко качает головой на прикосновение соплеменника и принимает на душу свою оскудевшую порцию.

— Ну и когда это подействует? — ох, парень, многое тебе предстоит попробовать сегодня (завтра-послезавтра) или в следующие разы, да одно ты поймешь точно: сам не заметишь, как начнет действовать. Мгновенно, в ту же секунду, как первые молекулы в высоких дозах поступят в кровь, проциркулируют до сердца и ударят в голову, перекрывая кислород.

Не успевает Пёс и рта раскрыть, как видит, что всё.
Круглые глаза-малахиты прикрываются, и взгляд уже не такой цепкий — мутнеет, полон невесомой пустоты, — и самого Кромешника будто размазало. Псина от этого испытывает какой-то странный, нездоровый подъем духа, а может это и на него дурман спустился: последние фронты сознания и мир исправно трещат по швам.

— Вниз, — горячим пламенем обдает резкое движение, чуть ли не сталкивает Грязного в бездну, и серый змей уже скользит по дереву, падая ко дну, и как-то неправильно, непривычно скользит-то.

И все выходит слишком быстро, а Псина хоть и радостно предвкушал это чудесное зрелище, такого точно не ожидал.

Кромешник застрял. Я не могу, говорит, я так больше не могу. Столько панического отчаяния, усталости и подтекста в этих словах, что до глуповатого разума не сразу доходит, отчего ж ветник до земли не доехал.

Пёс озадаченно свисает с ветки ушастой головой, с любопытством наблюдая за пьяным новичком. Это забавляет настолько, что Сумрачный даже не сдерживается и весело хихикает, а после катится медленно вниз. Время — неисправный часовой механизм, что кажется будто проходит целая вечность, прежде чем Псина оказывается вровень с хмельным собратом. От талого снега и черной почвы их отделяет тонкий волос длиной в пару лисьих хвостов.

— Просто верь мне, — диковато вкрадчивым голосом произносит Грязной, впиваясь лихорадочным взглядом в Кромешника, пьяно облизываясь, и резко отталкивается от дерева.
Он даже не понимает, кого просит так бесшабашно довериться, знает же, чертяка, в таком состоянии ты и на край света пойдешь по первому зову.

Громко ударяются лапы о размокшую землю, подгибаются под весом, Псина нелепо заваливается на бок, но вещества в крови будоражат тело, отключают рецепторы боли. Воитель находит равновесие, радостно оборачивается и нетерпеливо орет:
— Ну что ты как девчонка трусливая, давай!!! — задница уже приключений ищет.

пустолайка⠀⠀7⠀⠀сумрак

Кромешник

Дата: Полдень, 15-Апр-2020, 00:12 | Сообщение # 12

он из болотных огней,
серебра и теней

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2343

Я так больше не могу не могу не могу

Мысль зацикливается, как покореженная виниловая пластинка, ввинчивается в мозг и туманит разум. Он так устал, честно говоря, и действительно больше уже не знает, чего именно не может — на него давит что-то изнутри, сжимает сердце, и ему больно. И по-детски обидно, хочется капризничать, но он позволяет себе только этот нелепый полу крик, обращенный в никуда. У него перед глазами стоит снежный лес, еловые ветви, и темно-серая лапа в крови, и синие, пронзительно синие глаза. Ему ничего больше не нужно, никогда ничего не было нужно, Кромешник просто хочет чтобы он пришел и забрал его, и больше не игнорировал никогда.

Но злость и обида ворочаются внутри серой пасмурной хмарью и клюквенным ядреным взваром. Он не позволит себе раскисать.

Кромешник трется щекой о дерево и поднимает насупленный хвойный взгляд, натыкаясь на горящие янтарные глаза. Псина в этот момент похож на хищную птицу, большого янтароглазого филина. Но блеск у него в глазах дурной и пьяный.

— Просто верь мне.

Псина исчезает, а опричник будто все еще видит его несколько мгновений.
Просто верь мне? Вот так просто?

Нет. Он никому не верит, кроме дурацкого Тиса. И, может быть, несчастного, запавшего в душу Оками.

Кромешник бросает взгляд вниз, почти обозленный, исступленный — О чем ты таком просишь, дурачье хмельное? — и вдруг тихо смеется, вновь прижимаясь к дереву разгоряченной мордой. Раз, два, три.

— Ну что ты как девчонка трусливая, давай!!!
— Ты дурак! — весело и певуче отзывается Кромешник, вдруг с легкостью разжимая лапы и падая вниз.

Падение кажется нереалистично долгим; мельтешение веток и неба сбивает с толку — а будет больно, если разбиться так? должно быть, да, — опричник прикрывает глаза, а потом переворачивается в воздухе, и в следующее мгновение приземляется на землю лапами, чуть пригибаясь вниз.

Он с вызовом вскидывает горящий, охмеленный взгляд на Псину, и стремительно сокращает расстояние между ними.

— Назовешь меня трусливым, и я в следующий раз тебе в мяту отраву подсуну, понял? — Кромешник протягивает это легко и просто, без угрозы, но кто знает, взаправду он это говорит или нет — подляну подложить может на полном серьезе. По-лисьи ухмыльнувшись, сумрачный неожиданно дует прямо в нос Псине, а потом срывается с места и уносится куда-то в мглистую весеннюю даль, выкрикивая на ходу: — Догоняй, собака!

Мелькают деревья, кусты и ветки, Кромешник скачет по валежникам и перелетает через почерневшие сугробы, забываясь в этой бесцельной гонке. Запыхавшись, он останавливается неподалеку от какой-то подозрительно большой норы, больше напоминающей берлогу, и в нос ударяет резкий животный запах. В опричнике детский интерес мешается со здравым опасением, но он все-таки не отходит дальше, смеряя взглядом жилище дикого зверя и дожидаясь, пока с ним поравняется соплеменник.

somewhere across the sea of time
a love immortal just like mine
will come to me eternally

immortal she
returns to me

Воевода

Дата: Сумерки, 06-Июн-2020, 21:54 | Сообщение # 13

убитый тенью

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2507

— Просто верь мне.
— ...Ты дурак!

Глупо, широко улыбается Псина. Поверил же, черт полосатый, поверил бесшабашному пьянчуге! Долетел, аки белка, до земли, счастливый, разгоряченный, глазу приятно смотреть на такого Кромешника. У Псины внутри аж все переворачивается от вкусного ощущения причастности к избавлению вестника от его хмурой постной рожи.
Да только змей — на то и змей, что так и норовит куснуть в неожиданный момент. Опричник приближается к Грязному так быстро, насколько может, вновь лицом к лицу стоит. Что ж за привычка у него так пространство личное нарушать? Того и гляди, весь вокруг обовьется, Княжик.

— Назовешь меня трусливым, и я в следующий раз тебе в мяту отраву подсуну, понял?

Легко словами пустыми раскидывается, равно как в детстве обзывалками, да выросли они уже из этих шуток. Пёс дурашливо усмехается, понял-принял, а то мало ли — вдруг всерьез Кромешник отстаивать свою "уязвленную" храбрость решится? Но полосатый лишь внезапно дует в нос Грязному, окатывая его дыханием мятным, и скачет резво по талым сугробам.
— Догоняй, собака!

Псина отчего-то радостно скулит, взбудораженный криком, и врывается в эту тусовку разгульную. Несется по ветру, захлебывается жгучей энергией, едва замечает лапы собственные — они живут отдельной жизнью, сами куда-то прыгают, огибают вовремя стволы деревьев, — Пёс с высунутым языком и раскрытыми глазами жадно хватает воздух и силуэт Кромешника впереди. Он словно умирает и возрождается в счастье, плавится в сумасшедшем опьянении и стуке сердца, развязном, сбитом с ритма, как он сам.

А Кромешник уже останавливается, застывает у берлоги — чует Пёс запах медведя. Плечом к плечу встает Грязной рядом с соплеменником, дышит часто от быстрого бега, но смотрит в тьму норы, не отрываясь. Восторг. Удивление. Неудержимый интерес.

— Как думаешь, он спит? — понижает хриплый голос Псина и поворачивает голову к Кромешнику. Глаза его янтарные, круглые, дикие, блестят пожирающим бесстрашием, светятся огнем безумного любопытства. — Давай проверим?!

И в огонь, и в воду, и на смерть Псина ринется. Лихой и беззаботный, без будущего и цели, ходит по волоску над пропастью — это его естественное состояние. Ох, и любитель он судьбу испытывать, рисковать не думая! Вот и сейчас подкрадывается бесшумно к берлоге, ухом ловит любой шум оттуда. Сует голову — глаза привыкают к темноте — и по стеночке, по стеночке скользит. Оборачивается, вновь проверяет, идет ли Кромешник, а затем обращает внимание на громадную тушу, что лежит в норе. Вонища неописуемая! Дух медвежий чуть ли не слезы выбивает, а в уши так и льется шум дыхания зверя, громкий, протяжный, размеренный, как во сне.

Спит.

Он спит! Псина увлеченно смотрит на опричника, радостно и самозабвенно улыбаясь, а в следующую секунду оскал становится еще шире и безумней. Грязной поворачивается к животному, что раз в пять больше него, ме-едленно протягивает лапу...

Сердце скачет и беснуется: страшно, говорит, страшно! что ты, дурень блохастый, делаешь?! По телу мурашки катятся, но то хмельное возбуждение, предчувствие опасности, и перекрывает оно любые голоса души и разума. Если Пёс захочет, он сделает. Он сделает это.

Грязной ме-едленно протягивает лапу... И с силой тыкает ею в мягкий коричневый бок, неожиданно утопая в густой шерсти.

пустолайка⠀⠀7⠀⠀сумрак

Кромешник

Дата: Ночь, 07-Июн-2020, 19:35 | Сообщение # 14

он из болотных огней,
серебра и теней

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2343

Псина останавливается рядом, касаясь разгоряченным боком, Кромешник не отрывает взгляда от сгустившейся темноты берлоги, которая, кажется ему, начинает плыть и подрагивать — но то лишь распаленное, хмельное сознание играет с ним в зрительные эффекты — опричник чуть склоняет голову набок, остро сверкая глазами, хищно втягивая носом воздух, пропитанный запахами талого снега, влажной земли, дурманных трав и душной, медвежьей вони.

Мерзко. Интересно. Весело.

— Как думаешь, он спит? — Опричник вместо ответа тихо, коротко хмыкает, неопределенно — спит, наверно, весна-то едва-едва наведывается в лес робкими, прохладными шагами, оставляя в следах черную обнаженную землю, не время медведю ещё просыпаться, рано, — и поднимает мерцающий взгляд, упираясь им в воодушевленную пьяную морду. Глаза у соплеменника горят совершенно дико, болотной медью и ржавчиной, скрытыми в потемках проклятыми сокровищами, — Давай проверим?!

Юный опричник выразительно изгибает бровь, тонко усмехаясь, и голос его звучит тихо и ровно — будто он констатирует общеизвестный факт. Впрочем, почему "будто"?

— Ты с ума сошел, — Проблема в том, что Кромешник — тоже. И бубонное лихое веселье внутри обжигает рыжими язычками пламени, сумрачный с беспечной легкостью фыркает: — Давай.

Ничто его сейчас не остановит. Разгоряченное, дикое, жадное нутро требует огня, опасности, адреналина — как наркозависимый жаждет дури по венам — чтобы ощущать острее, живее, полнее. И какая удача, что рядом с ним сейчас оказался такой же безбашенный тип, как он сам, что это сумасшествие можно разделить — одному было бы не так весело.

Кромешник ступает по пятам за Псиной, слишком беспечно и развязно, даже не скрываясь, хотя шаги все равно выходят легкими и бесшумными, словно играючи все-таки крадется вдоль стенки — только уже внутри брезгливо морщится от острой вони, но старается не обращать на неё внимания, дыша через раз. И с неприкрытым любопытством наблюдает за соплеменником, который сейчас кажется даже поинтереснее сопящего огромного зверя — уж больно увлеченный он, дурной, радостный и улыбчивый. Кромешнику не столько интересен медведь, сколько то, что Псина с ним собирается дальше делать. Самому опричнику хотелось бы, наверно, покататься на нём верхом. На медведе, разумеется.

Но для этого его надо разбудить, а потом не сдохнуть от длинных желтых клыков и мощных, тяжеленных лапищей.

Псина поднимает и медленно тянет лапу к бурой туше — от сгустившегося напряжения, кажется, электричеством потрескивает каждая шерстинка, хвойноглазый задерживает дыхание, стоя чуть позади соплеменника, у темной землистой стенки, ударами сердца отсчитывая секунды, так быстро оно колотится — и тычком встречает медвежий бок.

Поехали.

У Кромешника глаза дико вспыхивают, и в это же мгновение он вдруг срывается с места и с бесовским хохотом бросается на спину зверю — туша пробуждается, угрожающе шевелится, и сонное сопение перетекает в утробный, раздражённый рёв. Опричник цепляется когтями за толстую шею, будто и впрямь хочет понестись в лес на медведе, как на арабском скакуне, но за мгновение до того, как зверь едва не припечатывает его к стене, раздавливая, он спрыгивает обратно вниз, и серебристой стрелой несется прочь из берлоги.

— АХАХАХАХА!! — крик Кромешника сливается с рёвом медведя, и сумрачный, оборачиваясь на соплеменника, пытается перекричать зверюгу, — Беги, Псина-а-а, беги!!!

У медведя утро явно не доброе вышло — лучше поскорее уносить лапы, пока он не решил и им подпортить денёк, например, убив в отместку.

И снова загнанная пляска адреналина в крови, снова бешеный бег через лес, смазанные силуэты деревьев — медведь остается где-то позади, неповоротливый и медлительный, жутко голодный — а сумрачный весело улюлюкает, в какой-то момент вскрикивая почти как птица, и вдруг что-то идет не так — или всё идет именно так, как надо? — и его заносит в сторону, он задевает соплеменника боком и они вдруг падают куда-то.

И падают, и падают.

Лишь бы не канава — успевает мелькнуть в пьяных разворошенных мыслях.

somewhere across the sea of time
a love immortal just like mine
will come to me eternally

immortal she
returns to me

Воевода

Дата: Утро, 09-Июн-2020, 21:48 | Сообщение # 15

убитый тенью

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2507

Шерсть медвежья на ощупь и жесткая, и мягкая. Густой ворс с длинным подшерстком приятно обхватывает лапу Псины, пока он завороженно смотрит на реакцию огромного зверя. Едва сумрачный касается толстой кожи, Кромешник с диким воплем бросается на медведя, заскакивает резво на его шею, а Псина издает какой-то странный булькающий всхрип.

Совсем ополоумел!

Опричник похож на шальную, безумную ведьму, что крепко метлу ногами обхватывает, кажется, еще немного — и взлетит прямиком на медведе в высь небесную, умчится, заливаясь улюлюкающим смехом и блестя демоническими зелеными глазами, из которых сыплются искры. На секунду забывает Грязной, кто он, где он и зачем здесь, восторженно наблюдая за Кромешником. Всё в жизни бывает первый раз — и Кромешнику точно от травы совершенно снесло голову, лишив здорового опасения.

Однако громкий рёв разъяренный пробуждает от виде́ния странного, Псина очухивается, тут же второй лапой впивается в темно-коричневую шкуру и от души царапает когтями медвежий бок, путается в шерсти, но неистово, буйно полосует, словно окончательно кукухой поехал. Животное в гневе машет головой, впечатывается в стену, а Кромешник спрыгивает ловко и уносится, беснуясь в помешанном смехе.
— Беги, Псина-а-а, беги!!!

У Грязного сердце пропускает удар: замешкался, один на один с медведем в берлоге остался! Адреналин энергию разгоняет в таком ритме, что Псина аж на секунду задыхается, когда встречается пьяным взглядом со злыми глазами лесного зверя. Буквально в следующую секунду бурый убийца щелкает пастью в воздухе, где только что стоял Пёс.

Скорость света — ничто по сравнению с бегом Грязного, который пулей вылетает из темной норы. От близости смерти, от желтых громадных клыков медведя, едва не перекусивших тонкую шею, Псина так обезумел, что совершенно не разбирает дороги, просто улепетывает со всех лап подальше. Его душит смех, облегчение радостное, что еще жив, он жив! Хмель по телу несется через сосуды, бьет в голову, лишает видимости. Грязной так счастлив, так свободен, так силой преисполнился, что не может сдержать рвущийся из груди маньячный вой. Вопит со всех дури, хохочет, давится — совсем рехнулся от веселья отчаянного.

Он бежит и бежит, ястребом перемахивает через коряги и талый снег, гонится за Кромешником, едва различая сквозь все еще звучащий в ушах рык медвежий залихватское пение серого опричника. Зверь, кажись, отстает от двух безрассудных самоубийц, а полосатый появляется внезапно откуда-то сбоку.

Произошло столкновение.

Путается в лапах Псина, подскакивает по инерции и они оба круто куда-то летят вниз.

И летят, и летят.

Летят в овраг, встретивший их ласковым сугробом, куда Псина, лихорадочно конечностями размахивая, прямо мордой врезается, а Кромешник — мягкой посадки, дорогие пассажиры! Спасибо, что воспользовались нашей авиалинией! — приземляется ровнехонько на черно-коричневую спину Грязного.

Пытается Пёс сделать вдох, да не выходит — снег забивается чуть ли не в легкие, яростно горящие от бега. Воздуха мне, воздуха!.. Нелепо, резко переворачивается, вытягивается весь и наконец захватывает ртом спасительный кислород, громко дыша.

Над собой видит дьявольские глаза-малахиты с этими чертовыми крапинками, задыхается еще больше и обхватывает опричника лапами, сталкивая его с себя на бок. Бьет в нос запах металлический, под когтями Псины остались крохотные капли медвежьей крови. Да и оба сумрачных воняют — мама не горюй! Медведем разбуженным, мятой перечной, огнем взбудораженным и...
— Ты теперь пахнешь мокрой псиной! — переведя дух, Пёс глазищами сверкает, смеется прямо в морду Кромешника. Остановиться не может, помирает от хохота, заново и заново переживая всё случившееся. И так хорошо ему становится, так легко, что ничего вокруг не замечает, да и не нужно. Ведь что может быть лучше этого оврага и этого обжигающе холодного снега? Что может быть лучше лежащего рядом товарища боевого, с которым вы разбудили медведя? Что может быть лучше ощущения жизни, когда ты сбежал от смерти?..

пустолайка⠀⠀7⠀⠀сумрак