Незаметно подкадывается сезон Юных Листьев, пробуждая лесную природу и прибавляя жителям новых хлопот.
С Изнанки возвращаются Грозовой воин Мрачногрив и Ветряной Хмелюшек, а также Речные Ветреный и Горный Перевал.
Горечь Звёзд и Шиповник проводят собрание на Главной Поляне, где обсуждается вопрос с нападением Изнанки. По окончанию собрания верхушки призывают воителей выступить на Остров Советов и дать отпор общему врагу.
Также происходят посвящения.
В племени Теней Зарница становиться воительницей Зарево; Таинственная, Сычушка, Песнь и Молниелап получают новых наставников — Ягеля, Полымя, Зайца и Синицу. Искалеченный Можжевельник переходит в статус Старейшины.
В племени Ветра Стая и Сладянка становятся ученицами Стаей Птиц и Усладой, а их наставниками — Стриж и Лечащий. Хмелюшек, не помнящий своего имени, принят обратно в племя под именем Зеркальный.
Новая предводительница Речного племени Танец в компании Нивяника посещает Лунное Озеро, где пока не получает дара девяти жизней, но становится Звёздный Пляс.
Воители четырёх племён прибывают на Остров Советов и вступают в бой с Изнанкой, где принимают первый удар.
Обновлено: 31.03.24
Погода в игре
Солнце продолжает посылать тепловые процедуры на земли вокруг озера. Снег стремительно тает, создавая на водоёмах опасную ситуацию: вода разливается за берега. Воителям стоит быть осторожнее, чтобы не попасть в бурлящий поток и не утонуть. Среди сухой травы и белых подснежников появляются зелёные ростки, а на ветвях деревьев и кустарников уже виднеются почки. Птицы поют, животным не сидится в норах. В конце дня на чистом небе загорается пламенный закат, после потухания которого на котов всю ночь смотрят яркие звёзды.
Температура: утром +6, днем +13, ночью +7
Сила ветра: мягко дует тёплый ветер
Охота: высокая вероятность успешной охоты весь день
Травы: продолжается период сокодвижения; жёлтые шапочки мать-и-мачехи крепнут и набираются лечебных свойств, появились почки
Что вам представляется, когда вы слышите слово "гниль"? Конечно же, что-то отвратительное, гниющее. Но об этом месте не стоит судить по названию или даже запаху!.. Среди многочисленных вонючих отбросов Двуногих можно найти и съедобные, даже вполне вкусные вещи. Однако, чтобы их найти, вам придется порыться в мусорных баках и кучах. Занятие из приятных, но привычное для котов племени Теней - да и еда для племени стоит того! Но остерегайтесь крыс. Раньше эти твари полчищами бегали по Гнили, устремляя свой кровожадный, злобный взор на котов, после пожара их стало намного меньше, теперь сюда они приходить опасаются, но некоторые, особо смелые, а значит, и сильные, до сих пор приходят сюда за наживой. Двуногие после пожара продолжают завозить сюда мусор. Поначалу тут отвратительно пахло гарью, но со временем запах выветрился.
Дата: Сумерки, 04-Ноя-2017, 23:42 | Сообщение # 1156
тянутся, плавятся карамельные тени
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 370
Кажется, холодает. Ветер пронизывает каждую шерстинку, а снежинки неприятно таят на хрупком тельце. Она ёжится, стараясь зарыться в шерсть, но она слишком коротка. Затем расправляет аккуратные плечи и тут Кромешник начинает говорить. Его слова её возмущают, но она молчит. Вот он поднимает лапу и ни одна мышца на лице не дрогнула. Грязная, словно её кровь, лапа, опускается на шею, но Милочка всё так же неизменна. Стоит и прожигает его холодным взглядом. Когти неприятно водят по коже. Чёрт, как же холодно. Наклоняет голову немного в бок.
- Ты думаешь, что первый, кто пытается мне это сказать? - Без страха говорит. Словно его когти не могут убить её в эту же секунду, лишь одним движением. Он так легко может покончить с ней, но не делает этого. Почему? - Ты думаешь, что первый, кто мне угрожает. Кто хочет порвать мою тонкую шею когтями. Кто хочет вцепиться клыками прямо в вены, лишь бы не видеть меня в Тенях.
Смех, словно раскат грома. Не контролируемый, жуткий и неживой. Она задыхается от смеха, то опуская голову вниз, то хватает новую порцию воздуха и задирает её вверх. Безумие проникло в голову, закрывая своим полотном всё. Сумасшедшая улыбка медленно появляется на её морде.
- Уже не страшно. Уже не пугает. Я - жалкая, слабая грязнокровка. Я знаю это и признаю, а вы нет. Вас гложет это. Не даёт покоя. Все эти одинаковые мысли, о том, что я мозолю глаза, мешаю жить. Что я недостойна.
Прищуривает глаза, смотрит сквозь Кромешника. Куда-то далеко, вспоминая что-то. Что-то не ясное и туманное, но одновременно чёткое. Шерсть на загривке резко поднимается. Выпрямляет шею, на морде пропадает улыбка. И она говорит, чуть ли не срываясь на крик.
На-до-ел
- Убери от меня свои лапы к чёртовой матери!
Быстро опускает голову вниз и рвётся назад, не давая когтям полоснуть шею. Отскакивает назад, словно ошпаренная. Голова кружится и болит от мыслей, перед глазами плывёт, но она не будет просто плакать. Хочет убить - пусть убивает, но унизить себя она не позволит. Хватит всего этого. Пусть лучше умрёт отбиваясь, чем уйдёт из Сумрака. Он уже проник под кожу, разлился чёрной жижей по венам. Его запах пропитал шерсть, словно смрад. А в глазах теперь пляшут Тени. Скачут вокруг костров, разрывая воздух дикими криками, словно голодные вороны. Странные, ненормальные Тени. Всё это теперь часть её. Часть, которую не вырвать страхом. Сумрак не боится. Сумрак заставляет бояться.
Если бы Кромешник по-настоящему хотел ее убить — он бы сделал это, не спрашивая. Как с Дожделовкой. Если бы Кромешник по-настоящему не хотел бы видеть ее в Тенях — он бы сделал так, чтобы ее не было. Он не стал бы тратить время и силы на пустое бессмысленное недовольство, он не терпел бы зудящее в груди чувство неправильности, он бы избавился от неудобства, не моргнув и глазом. Чистота крови здесь ни при чем, на самом деле. Сейчас он хочет попробовать её на вкус, разозлить и понять, что там спрятано под этой нежной молочной шерсткой. Пустоголовая изнеженная дурочка или все-таки?..
Милка смотрит холодно — с теплым золотом ее глаз эти ледышки совсем не вяжутся, но наблюдать за тем, как переливаются и меняются в них выражения, очень даже любопытно. Кромешник смотрит внимательно, правда, слушая вполуха, но все-таки вылавливая некоторые фразы, чут щуря глаза, когда девчонка вдруг громко смеется. Он чувствует вибрацию от ее смеха под лапой — щекотно — переносит лапу обратно на загривок, сильнее сжимая, но не сводя с ее лица проникновенного внимательного взгляда.
Выглядит грязнокровка и впрямь безумно. Разве здесь вообще возможно остаться нормальными?..
Ей это не к лицу: тонкие идеальные черты искажаются, глаза горят больным лихорадочным блеском, нежное теплое золото раскаляется и плавится — Милка выглядит дико и отталкивающе, но...
Вау Кромешник, больной ты ублюдок.
Доводить нежных тихонь до состояния бушующих фурий и воинственных валькирий — как смысл жизни.
Опричнику становится очень весело, он готов присоединиться к хохоту грязнокровки, скакать и хлопать в ладоши, но а) у него нет на это сил; б) из-за Милка он не успевает даже хехекнуть.
— Убери от меня свои лапы к чёртовой матери!
Хорошие девочки не сквернословят!!
Кошка дергается назад, залюбовавшийся разгоревшимся пламенем Кромешник не успевает ухватиться крече, но зато вторая лапа инстинктивно хватается за плечо девчонки, не давая той отскочить совсем далеко — и он подается вперед, толкая грязнокровку вбок, подсекая лапой ее лапу. Устоять на скользкой грязной земле в таком положении решительно невозможно: и они падают, Милка — на бок, глашатай — на нее. Кромешник приземляется пятой точкой кошке на поясницу, так, что теперь задними лапами ей до него не добраться, и всем телом придавливает ее бок, вжимая в землю, одной из передних лап упираясь в пол, а другую кладет на ее переднюю, которой Милка вероятнее всего могла бы его ударить.
— Я сам буду решать, что мне делать, — глухо рычит ей в ухо сумрачный сквозь сладкую широкую ухмылку, — У тебя нет права голоса, ты не можешь мне приказывать. Захочу — уберу лапы, а не захочу... — Кромешник коротко, хрипло смеется, впиваясь когтями в лапу девчонки, — распущу еще больше. Запоминай, котенок: ты не смеешь поднять на меня голос. Ты не сквернословишь в моем присутствии никогда — за каждое грязное слово из твоего милого ротика будешь жевать грязь с Гнили. Ты подчиняешься мне, ты принадлежишь мне, пока не докажешь, что хоть чего-то стоишь — и тогда, возможно, окажешься повыше, чем безголосая глупая игрушка. Но до тех пор... — сумрачный наваливается сильнее, перенося лапу с лапы Милки на ее щеку — и вжимая в землю, — Ты не больше, чем эта грязь.
Я тебя сломаю, деточка. И научу, как надо.
somewhere across the sea of time a love immortal just like mine will come to me eternally
Тельце падает на землю, дрожа от злости. Он уже ронял её так, когда они только встретились. Она пялится в горизонт, слушая всю грязь в свою сторону. И снова молчит. Щека входит глубже в грязь вперемешку с отходами. Шерсть пропитывается этим, как и сама Милка. Девочка слушает и тут резко подымает взгляд. Кромешник сидит, взъерошенный и уставший. Буквально плюёт в неё все эти слова. Полосатый демон с зелёными глазами, похожими на хвой. Тут она еле заметно улыбается. В глазах загорелся огонь.
- Ты милый, Кромешник.
Расслабляет тело, игнорируя боль от веса кота. Сердце не колотится, словно бешеное и она не прячет глаза. Не ведёт себя так, как должна вести себя кошка в такие моменты. Просто смотрит. Разглядывает каждую черту лица, каждый мускул обтянутый кожей и покрытый шерстью. Наблюдает за тем, как двигаются уши, когда дует ветер. Это самый настоящий безумец. Может набросится на тебя и убить, как только этого захочет. Кажется, даже сейчас на его шерсти видны следы чужой крови. Сколько раз он убивал? Сколько грязнокровок и предателей погибло от его лап?
- Убей меня.
Смотрит в глаза звериным взглядом. Она хочет увидеть, как он убивает. Вставляет когти и клыки в тело жертвы. Она представляет эту картину. Брызги крови и крики, а он выглядит таким же отстранённым, как и всегда. В глазах видна ярость, но движения отточенные, механические. Закрывает глаза на секунду и снова открывает. Бешеный взгляд.
- Я хочу увидеть, как ты убиваешь.
Всё больше безумия. Им наполняется воздух, пропитывается мусор и земля. Девочка поднимает голову настолько, насколько может, смотря прямо ему в глаза. Прищуривается и снова смеётся. Только тише и почти задыхаясь.
Кроме~ешник, ты такой безумный.
Сладко тянет его имя, прокручивая в голове эту фразу раз за разом. И она безумна. Выходит - они отлично подходят друг другу. Безумцы, что притворяются нормальными. Только вот есть одно но. Милочка не была такой. Он сделал её безумной.
Он так ронял не только её — смешивать симпатичных грязнокровок с грязью уже давно стало его маленьким хобби. Дожделовку он так вжимал в землю три раза — и третий стал последним. Впрочем, ветряная дерзкая девчонка пробуждала у него в душе куда больше ярости и отвращения, её действительно хотелось убить еще там, на Скате, после сбросив небрежно тело прямо в неистово бушующий водный поток. Но она еще не была предстальницей, а соплеменников не убивают. Их перевоспитывают. Почти получилось, между прочим — из Кромешника вполне неплохой воспитатель, хоть и методы специфические. Если бы не чертов Скрытный и не одержимость девчонки этим одноглазым уродом.
Золото чужих глаз вспыхивает как-то странно.
— Ты милый, Кромешник.
... error 404 not found
В горле так и застывает какой-то странный невыразимый звук — нечто среднее между смехом, кашлем и судорожным всхлипом, когда кто-то захлебывается водой. Глашатай ловит изменившийся взгляд девчонки, и ему чертовски хочется рассмеяться, но он смотрит неотрывно, выгибая иронично бровь и насмешливо хмыкая.
Милый? Что не так с этой кошкой?
А ты больная, — так и крутится на устах вместе с дикой острой ухмылкой. Впрочем, Кромешник хотя и удивлен такому повороту событий, но все-таки не слишком сильно: он прекрасно осведомлен о том, как странно порой влияет на таких вот с первого взгляда тихих и милых девочек — в них вдруг горит такой яркий, такой манящий и безумный огонь, а потом оказывается, что им еще и в кайф, когда их вдавливают грубо в грязь и унижают. Остается только пожать плечами: Ну, бывает. Весело-то зато как! Особенно когда самоконтроль и здравый смысл, сверкая пятками, уносятся куда-то в звенящую темную даль.
Милка перестает дрожать, расслабляется под ним и смотрит совершенно дико: пьяно, жадно, остро-бархатно. Измазанная в грязи, взъерошенная, теплая. И возух вокруг — тлетворный, вязкий, душный, гнилой.
Нездоровая какая-то атмосфера.
— Убей меня.
Его взгляд темнеет, тяжелеет, пропитывается насквозь горькой хмельной хвоей, вспыхивает мрачное колдовское пламя на дне зрачков — от широкой сладкой ухмылки остается острая больная тень, лишь едва приподнятый уголок губ. Он все еще впивается когтями в ее лапу, теперь сильнее, стискивая тонкую кисть, оставляя следы — маленькие бусинки крови выступают на светлой шерсти.
Отчего-то он вспоминает вкус крови и слез Замухрышки в Пеньке — там тоже воздух спертый, пропитанный не запахом мусора, но болью и пытками, криками, смертью. Тоже безумно, дико. Но Кромешник уже привык, что нормальность в этой жизни случается гораздо реже. Особенно с ним. Особенно в Тенях. Больная, воспаленная, измученная жизнь.
— Я хочу увидеть, как ты убиваешь.
Глупая, сошедшая с ума девчонка. Что она несет?
Она вновь смеется, но тише и сдавленнее, легкой вибрацией дрожит воздух, дрожат ее плечи — от всей этой неправильности сводит жаром мышцы и внутренности, хочется наклониться ближе и разорвать. Кромешник отчего-то тихо и коротко усмехается в ответ, скользя лапой от кисти до скулы, приподнимая подбородок и ближе разглядывая охмеленное золото чужих глаз. Ему жарко, он очень устал, мир вне испачканного личика плывет и смазывается.
Грязнокровка. Неумеха. Неженка. Безумная.
Ему должно быть мерзко ее касаться, но...
— Смерть тоже нужно заслужить, — низким, глухим голосом отзывается опричник, выдыхая ей в лицо белое облачко пара, склоняется ниже и с силой впивается острыми клыками в изгиб тонкого молочного плеча, прикрывая глаза и чувствуя, как на языке яркими металлическими красками играет вкус её горячей крови.
Грязной крови.
somewhere across the sea of time a love immortal just like mine will come to me eternally
Она ловит его дыхание. Они так близко. Милка может поддаться вперёд и коснутся его носом, но ей это не нужно. Кромешник скользит вниз, прямо к её плечу. Обнажаются острые клыки и она задерживает дыхание. Боль, резкая и сильная. Стон прорывает холодный воздух. Её глаза закрываются и она вытягивает шею, задирая голову вверх. Рычание вырывается из пасти. Больно. Чертовски больно. Боль заполнила всё тело и мысли. Она заставляет дрожать, выгибаться, шипеть, рычать и... наслаждаться. Маленькое тело дёргается, словно умирая.
- Сильнее.
Рык снова заполняет тишину гнили. Хотелось почувствовать его ярость на себе. Ту ярость, с которой он убивает таких, как она. Всё отвращение и презрение. А ведь он убивал, она знает. Это видно по взгляду, манере речи и его движениям. Даже сейчас Кромешник вцепился в её плечо, доставляя ужасную боль. Плохой мальчик.
В носу стоял запах мусора и крови. Крови такой же грязной, как всё это место. Воздух подрагивал от напряжения. Шлёпнув голову на грязь, она зарычала. Тело то напрягалось, то снова валялось кучей на земле. Боль стучала в висках. Она била лапами по земле, цепляясь когтями. Ужасная боль, но такая манящая. Она не хотела прекращать. Пусть она умрёт от потери крови. Безумие или слабоумие?
Девочка выгибается с криком. В глазах поплыло, а мозги отказывались думать. Она бы попросила прекратить, если бы не одно но. Она сумасшедшая. Милочка укусила губу, прорывая тонкую кожицу клыками и заставляя кровь мелкими каплями падать на грязь. Грязь и кровь. Всё смешалось как и снаружи, так и внутри неё. Снова вскрик. Кажется кто-то не знает меры. И этот кто-то - она. Лапа уже онемела, но девочка продолжала лежать. Покорно, словно псина. Да, грязная и противная псина. Повернувшись на Кромешника, она попыталась посмотреть ему в глаза. Что он сейчас чувствует? Всё то же отвращение?
Её кровь на вкус горькая и приторно сладкая одновременно. Грязная, как у Дожделовки. И, как и у всех, горячая, соленая, душная. А ведь этот запах только недавно наконец выветрился из его шерсти. Не судьба, похоже.
Кромешник вгрызается в чужое плечо, упираясь напряженными лапами в заиндевевшую землю — теперь уже и задними, привставая, будто бы давая бывшей домашней место для какого-нибудь маневра, не касаясь, не удерживая. Оттолкни. Но она только дергается от боли, хватается лапами за землю и не предпринимает никаких попыток сопротивления. А опричник понимает: стоит ухватить тонкую шейку немного повыше и сжать сильнее — и он ее действительно убьет. И ощущение грязи, обволакивающей его со всех сторон, прожигает сознание едкими язвами, скользкие языки лижут шерсть и вновь, откуда-то из темноты, на него смотрят с прищуром пронзительно желтые глаза. — Ты такой грязный, Кромешник.
— Сильнее.
Сумрачный едва сдерживается от того, чтобы закатить глаза на эту просьбу. Не собирается он потакать мольбам этой двинутой грязнокровки. Мерзость. И, будто назло, лишь едва-едва сжав клыки сильнее, сумрачный в это же мгновение отпускает ее плечо, выпрямляясь. Ловит взгляд Милки, ослабленной, покорно развалившейся в грязи, смотрит сверху вниз холодно и придирчиво — и с силой ударяет когтистой лапой по щеке. Не в полную силу, даже когти выпустил не до конца, но достаточно отрезвляюще.
—Приди в себя, грязнокровка.
Облизывается, надменно искривляя окровавленные губы в полуоскале-полуусмешке, и едва сдерживается от того, чтобы сплюнуть въевшуюся в пасть алую жидкость.
somewhere across the sea of time a love immortal just like mine will come to me eternally
Тритон ступает по грязной, скользкой земле очень тихо и осторожно. Даже с каким-то страхом. Ведь у него с этим местом связано одно не самое приятное воспоминание, а ещё боязнь. Главное, чтобы мозг черепахового кота снова не начал шалить и не послал ему ещё что-нибудь более ужасное. Едкая вонь бьёт в нос, гадкий воздух наполняет лёгкие. Молодой воитель морщится от отвращения. Внезапно до него доносятся знакомые голоса, а затем - крик и рычание. Он замирает. Чёрный липкий страх и паника начинают переполнять его голову. Хочется побежать отсюда, но сил не хватает. К тому же, он так близко к цели. Нельзя убегать, нельзя. - Приди в себя, грязнокровка. - вдруг произносит знакомый голос. - Кромешник? Ты тут? - зовёт не очень громко, даже с некоторой опаской. Затем делает несколько шагов вперёд и выглядывает из-за кучи грязи, которая загораживает ему обзор. Даже через гадкую вонь Гнили чувствуется запах свежей тёплой крови. Тритон останавливается, тупо уставившись на Кромешника и лежащую Милку. В его глазах - замешательство. Он честно не понимает, что тут произошло. Он - глупая, неуместная пёстрая тень среди куч гадкого мусора. Стоит, как дурак, и пялится на глашатая и игрушку Двуногих. Хочет спросить, что случилось, но молчит.
Девочка смотрит ему в глаза, пытаясь понять что ему нужно. Как тут прямо в морду прилетает его грязная лапа. Она резко закрывает глаза и вжимается в землю щекой. Хотелось крикнуть "какого чёрта ты творишь??", но она понимала, что и сама только что делала что-то ненормальное. Тяжело вздыхает и пытается подвигать плечом. Выходит плохо, но она вполне может двигаться. Медленно и гибко, словно змея, она выползает из под него и садится перед ним. Взгляд был уставлен в пол, а в голове стучали вопросы.
Что я сейчас делала?
Поднимает глаза на Кромешника и дёргает ушами, ухмыляясь. А ведь он поддался. Мог бы просто сказать, что она полоумная и уйти, но остался. Поддался этому безумию, что течёт из грязнокровки ручьём. Сломал маленькую детскую игрушку, широко улыбаясь.
Смотрит на плечо, по которому тонкими струйками бежит кровь и слизывает всё это месиво. Пахнет Кромешником и гнилью. Два запаха, которые будут её преследовать. Снится в кошмарах и появятся видением, обволакивая сумраком. Ей не снятся кошмары, зато самый настоящий кошмар стоит перед ней. Достойная замена.
Надавливает на грязь лапой, и тут же с шипением её отдёргивает. Теперь будет долго болеть. Из пасти вырывается смешок, похожий на хрипение. Как же это всё смешно. Проводит другой лапой по макушке, инстинктивно приглаживая шерсть. На том месте остаётся грязный след. Да, не самый лучший вид. Снова смотрит на плечо, уже детальнее осматривая раны. На короткой шерсти, цвета белого шоколада, всё видно просто отлично. Четыре следа от клыков. Снежинки аккуратно падают на испачканную грязью кошку. Такие чистые и прекрасные. Не то что она.
- Я в порядке.
Конечно она говорит не про физическое состояние. Да и не про эмоциональное. Хотелось засмеяться, громко и заливисто, бить лапами землю, разбрызгивая грязь. Задыхаться от недостатка воздуха. Тут она наконец замечает кота, что шёл с ними в патруле. Щурится и легонько наклоняет голову вбок, смотря на него. Как долго он тут стоит?
Кромешник не смотрит на Милку, когда она ловко выскальзывает из-под него и садится напротив — он смотрит на то, как ветер играется с целлофановым пакетиком, кружаясь с ним в замысловатом диком танце на фоне смердящих гор мусора и унылой серой пустоши. Он смотрит на это и на падающий снег, больше похожий на пепел, ни о чем не думает какое-то время.
Кажется, кто-то зовет его по имени, но глашатай не слышит.
Мышцы стягивает свинцовая усталость, жжет глаза песками жарких пустынь, горло пересохшее, пасть вся в душной соленой крови — опричник сглатывает вязкую слюну и ощущает легкий рвотный позыв. Морщится. Пакетик все ближе опускается, кружась, к земле, но в конце концов его вновь подбрасывает порывом ветра вверх.
Красиво, — отстраненно подмечает сумрачный, находя в этом пакетике что-то до жути поэтичное и невероятное.
Хмыкает, все-таки вновь переводя взгляд на Милку, но смотря будто бы сквозь нее: она пытается отмыться от грязи, умываясь не менее грязными лапами, оставляя на светлой молочной шерстке мутные разводы. Хрупкое плечо расцветает карминовым цветком укуса, расползается алый морок, пока игрушка двуногих не слизывает кровь, а после прижимает рану лапой. Мышеголовая, думает Кромешник, не желая даже представлять, сколько на этой лапе было заразы, и что все это она перенесла на рану. Впрочем, сдохнет — её проблемы. Тратить травы на нее никто не будет.
— Я в порядке.
Ага, как же.
Ему бы тоже очиститься, хотя по сравнению с Милкой глашатай выглядит более-менее чисто: не считая кровавых разводов на морде да грязных лап. Хотя ему кажется, что он весь в грязи — хочется кинуться к какому-нибудь дереву, бросаясь на него боками, сдирая с себя кожу и шерсть вместе с заразой.
Как же паршиво.
На только что произошедшее ему, в общем-то, все равно: для него это не такое уж большое событие, просто еще одно кровавое безумие затесавшееся в эту череду бесконечных серых дней. Просто теперь он лишился последних сил и, кажется, действительно упадет, не дойдя до лагеря.
Но вместе с тем он получает какое-то мерзкое смутное удовольствие: опуститься еще ниже, на самое дно, испачкаться окончательно, разорвать Милку на части, разбросать по Гнили ее конечности, упасть в мусор и валяться в нем, чтобы грязь проникла под кожу и разъела все тело, чтобы крысы приняли его за падаль и сожрали бы. А над всем этим бы летал, кружась, не падая, маленький целлофановый пакетик. — Ты такой грязный, Кромешник.
Сумрачный медленно поворачивает голову, улавливая движение и ощущая чужое присутствие — встречается пустым, темным, мрачно горящим взглядом с широко распахнутыми от изумления желто-янтарными глазами.
— Трито-он, — певуче протягивает Кромешник, сладко улыбаясь, но на деле не исытывая ни радости, ни вообще какого-либо конкретного чувства от возникшего рядом юного воина. Губы все в крови, с подбородка падают алые капли, разбиваясь о грязь, и на выпущенных когтях тоже красное. Опричник втягивает их, глубоко вдыхая застоявшийся зловонный воздух — и тут же жалея об этом.
Он рывком поднимается на четыре лапы, слегка пошатнувшись, не сводя взгляда с Тритона. Хороший, милый, прилежный мальчик. Если с ним немного поиграть, он тоже будет смеяться безумо, умолять убить его и кусать сильнее?
Кромешник глухо смеется своим мыслям и вскидывает подбородок, выпрямляя плечи.
— Разве ты не должен быть на охоте? — на мгновение отворачивается, выискивая взглядом найденные им косточки в пакете и картошку. Кивает на еду Милке, возьми, мол, и вновь смотрит на Тритона, ступая ему навстречу и проникновенно интересуясь, — Что ты здесь делаешь?
somewhere across the sea of time a love immortal just like mine will come to me eternally
Кромешник медленно поворачивает голову и встречается взглядом с Тритоном. Чёрно-пёстрый полностью замирает и ему кажется, что воздух просто вышибло у него из груди. Кровавые разводы на морде Сумрачного глашатая. Его пустой, мрачный взгляд. Страшно. Страшно. Страшно. - Трито-он, - сладко, певуче тянет пепельно-серый кот и улыбается. В этой улыбке что-то... Такое. Пошатнувшись, Кромешник рывком поднимается. Продолжает смотреть прямо на Тритона. Глухо смеётся, выпрямляет плечи, вскидывает подбородок. - Разве ты не должен быть на охоте? - на миг поворачивается к Милке, на которую черепаховый кот даже не смотрит. Затем снова внимательно глядит на молодого воина, ступает навстречу ему, интересуется:- Что ты здесь делаешь? Тритон не смеет отвести глаз. Ему внезапно хочется орать и плакать от липкого ужаса, постепенно наполняющего каждую клеточку его некрупного тела. Но он сначала пару мгновений словно смущённо молчит, а затем наконец отвечает своему глашатаю. - Мы... Уже поохотились. Бедокур и Нектарница несут добычу в лагерь. - говорит негромко, хрипловато, из-за всех сил стараясь не запинаться. - А я... Я решил... - голос начинает подрагивать. - ...Тебя найти. Чёрно-пёстрый понимает, что его трясёт от страха и усталости. Наверное, совсем немного отделяет его от обморока. Возможно, он даже до лагеря дойти не сможет. Рухнет где-нибудь посреди леса. Может даже помрёт на месте. Но не это сейчас волнует юного воителя. Он продолжает смотреть прямо в хвойные глаза Кромешника. Страшно. Страшно. Страшно.
Отрывает взгляд от Тритона, поворачиваясь на Кромешника. Видно, как он устал. Полосатый потратил последние силы на это... сумасшествие. Видит его глаза и тут же расплывается в улыбке. Он что-то задумал. Ей и самой было интересно посмотреть на реакцию этого котика. Берёт в зубы пакет и кладет рядом с лапами, а потом проделывает это с картофелем. Хвост медленно двигается из стороны в сторону. Она видит, как воитель жмётся и заикается. Не может подобрать нужные слова и боится. Ухмыляется, замечая, что они похожи на хищника и жертву. Птица поймала насекомое. Кошка поймала мышь.
Вдыхает запах и облизывается. Чудовищно голодна. Даже вонь гнили не отталкивала аппетит. Снова хищно слизывает кровь с плеча, которая уже достаточно сильно стекла по лапе. Так весело пугать, когда тебя так же пугали совсем недавно. Она уже не стоит на лапах так бодренько, как с утра. И кажется, она выглядела более дико. Угловатость тела была сильнее подчёркнута. Грязь взъерошила мягкую шерсть и застыла в некоторых местах, создавая корку. Взгляд казался одновременно и совершенно пустым, и в то же время в нём были видны тысячи эмоций, огнём бушующие внутри. Голова ужасно гудела и хотелось просто уснуть. Прямо тут.
Медленно крутит плечом, разминая и незаметно кусает нижнюю губу, пытаясь сдержать боль. Затем ставит лапу на место и вновь концентрирует внимание на котах. Ей хотелось поскорее увидеть развязку. Что же затеял этот демон? Тритона не за что наказывать. Он, как сам рассказал, уже поохотился и просто пришёл искать Кромешника. Словно маленький котёнок ищет мамочку. Фи.
Кромешник не знал, как много успел увидеть соплеменник, но это его мало волновало: в любом случае, он не сделал ничего такого, что могло бы запятнать его репутацию. Повалять грязнокровку в грязи и немного попортить нежную молочную шубку — всё до предела тривиально и привычно. Конечно, при желании в их близком телесном контакте можно было усмотреть и иной смысл, но навряд ли у паренька хватит смелости, чтобы болтать всякие гадости, или, лучше сказать, хватит ума, чтобы промолчать.
Глашатай плавно, спокойно подходит все ближе, вслушиваясь в робкий лепет Тритона — тот явно старается не показывать, как трудно ему сейчас думать и говорить, как ему страшно и плохо, но голос, загнанный взгляд, крупная дрожь во всем теле выдают его с головой. Кромешник понимающе кивает, не отводя цепкого, внимательного, гипнотизирующего взгляда, так резко контрастирующего с ласковой, приторно сладкой улыбкой.
— Я решил... — глашатай изгибает вопросительно бровь, останавливаясь всего в паре сантиметров от юнца, так, что его теплое дыхание почти долетает до замерзших пестрых ушей, — ...Тебя найти.
Голос Тритона умилительно ломается, и сам воитель беспрестанно дрожит, и темные плечи то и дело трепетно вздрагивают — кажется, даже воздух вокруг него вот-вот начнет вибрировать, но вместо этого наливается душным, вязким ароматом крови и вспыхивающего электричества.
— Ну, вот он я, — мурлычет сумрачный, насмешливо щуря глаза, чуть склоняя голову набок, опасно обнажая беззащитную шею. Он плавно, неспеша поднимает лапу, аккуратно опуская ее на чужой загривок, как еще недавно делал с Милкой, но все-таки бережнее, щекотливо перебирая окровавленными когтями пеструю шерсть, почти не касаясь кожи. Смотрит испытующе, с насмешливыми искорками на дне зрачков, всполохами уже притихшего безумия, затаившегося, как хищный зверь — и спрашивает негромко, вплотную склоняясь к его лицу, обдавая горячим дыханием, — Рад встрече?
Может быть, не почувствуй Кромешник спиной заинтересованный любопытный взгляд Милки, он бы сказал и сделал бы что-нибудь еще, заводя себя дальше в этот безумный неотпускающий мрак, захватив за компанию и Тритона, но взгляд девчонки едва не вынуждает его глухо рыкнуть. Он едва оборачивается, через плечо бросая горящий взгляд на грязнокровку, напоследок слегка похлопывает соплеменника по загривку и отстраняется. Как будто Кромешник фокусник или клоун какой, чтобы устраивать грязнокровке на потеху представления.
— Идем в лагерь, — коротко бросает он, еще раз кивая Милке на пакетик с костями и картошкой. Кистью стирает с подбородка алые капли, думая о том, что залезть в ручей сейчас было бы не лишним, и первым ступает вперед, прочь от сваленного мусора, кружащего целлофанового пакетика и соплеменников — под горькие хвойные своды темнолесья.
темный лес
somewhere across the sea of time a love immortal just like mine will come to me eternally
Это так весело. Кромешник продолжает пугать воителя, что не может радовать девочку. Когда она успела стать садисткой? Когтистая лапа опускается Тритону на загривок не причиняя боль, а лишь смеясь над чувствами. Она не может сдержать улыбку. Такой приём мы уже видели, Кромешник. Ничего интереснее не нашлось? Бросает взгляд на гниль, где от ветра зашуршала какая-то упаковка. Хоть она и кажется расслабленной, но сама Милка была напряжена. Фыркнув, она снова смотрит на котов, но увы и ах, всё кончилось. Девочка не успевает увидеть, как Кромешник на неё посмотрел. Может и к лучшему. Кто знает, как бы она отреагировала?
Она видит, что полосатый начинает путь, тут же хватает их находки и спешит за ним, обгоняя Тритона. Пусть котик пойдёт в конце. Может это поможет ему успокоится. Девочка шипит, хромая на одну лапу, но не сбавляет темп. Через десяток шагов идти стало легче, так что можно и потерпеть.
За спиной остаётся гниль, противный смрад мусора и, кажется, её адекватность. В голову ничего не лезет, хочется отключиться на пару дней и снова стать Милочкой. Приласканной, доверчивой и такой сладкой. Натягивая на морду что-то на подобии улыбки. Золото в глазах больше не горит, а лишь тлеет. Для Кромешника ничего существенного не случилось, что нельзя сказать про Милку. Она потихоньку сходит с ума и наконец становится похожей на сумрачную. И как же весело за этим наблюдать.
Она до сих пор выглядит сладко. Даже сейчас, замазанная в грязи и уставшая. Всё равно приторно сладкая и противно милая. В чём же твой секрет?
Девочка щурится, смотря на Кромешника, а затем отводит взгляд. Плечо ужасно ныло, а голове прозвучал задорный голос, словно у котёнка.
Кромешник подходит всё ближе и ближе. Сладко, даже приторно улыбается. Чуть ли не гипнотизирует своим цепким, внимательным взглядом. А затем понимающе кивает. Когда Сумрачный глашатай останавливается совсем близко - лишь в паре сантиметров от молодого воителя, у того вспыхивают жаром уши и ему кажется, что у него сейчас крыша поедет от всего... Этого. - Ну, вот он я. - сладко произносит, даже мурлычет Кромешник. Тритон не прерывает зрительного контакта с ним, пока тот медленно, плавно поднимает лапу и опускает чёрно-пёстрому на загривок, бережно перебирает когтями его шерсть. Склоняется вплотную, обдаёт своим тёплым дыханием. - Рад встрече? Тритон не знает, что ответить, и стоит ли отвечать на слова Сумрачного глашатая вообще. Ему страшно, он устал, но... Но что? Он сам не знает. Молодому воителю действительно кажется, что крыша у него поехала, уехала, вспорхнула и улетела куда-то. В далёкие края, наверное. Странно, конечно. У Тритона такое чувство, будто грязная, скользкая земля под его лапами куда-то провалилась и он полетел вслед за своей крышей, несмотря на то, что он до сих пор стоит здесь. И смотрит в гипнотизирующие зелёные глаза Кромешника. Тем временем, тот оборачивается на Милку и зрительный контакт моментально разрывается. Но черепаховый кот чувствует, как пепельно-серый треплет его по загривку. А затем отстраняется. Тритон пытается унять весь тот балаган, творящийся в его голове. Пока он занимается этим, Кромешник вроде коротко бросает что-то о том, что надо идти в лагерь. Или что-то в этом роде. А затем направляется прочь. Игрушка Двуногих следует за ним. А молодой воитель отправляется последним, напоследок обернувшись, словно что-то высматривая. Интересно, что же?
Он добрался? Неужели... Черный кот щурится. В лесу уже утро, путь занял много времени. Слишком слаб был кот, слишком голоден и измотан. Бед карабкается на кучу мусора, отстранено думая о том, что может подхватить какую-нибудь заразу через ранку на лапе. Эта мысль пролетает в голове, но кот не может ухватиться за нее и осознать все это до конца. Писк в ушах нарастает и становится гудящей пыткой, когда кот достигает своей цели. Бед, пошатываясь, стоит на куче, озираясь. Вообще-то хорошо, что утро...оно отпугивает крыс. Воитель осторожно раздвинул лапами пакеты. Запах в одном привлек черного, но когда тот опустил морду, в нос ударила вонь гнилого мяса. Бед поморщился и неловко перепрыгнул чуть дальше, продолжая свои поиски. Рыть глубоко смысла не было, свежий мусор всегда лежит сверху, хотя иногда и чуть ниже находилось что-нибудь съедобное. Бедокур почуял притягательный запах и аж пошатнулся, потянувшись к источнику. Беллиссимо. Рыбьи головы и хвосты. Почти свежие, горячего копчения. Их выкинули сравнительно недавно, а прохладная погода помогла им не испортиться. Целых три крупных штуки, перевязанных ниткой под жабрами! Черный заурчал, вытягивая их и размышляя, как же утащить все это богатство. Он надеялся, что ему хватит сил нести добычу, а не волочь по земле. Сначала кот ухватил веревку, на которую были нанизаны бошки. Он подвигал челюстями, чтобы она оказалась за задними зубами, а сами головы под подбородком. Потом он ухватил хвосты и побрел в лагерь. Было не очень удобно, но не оставлять же? Жилистое тело было напряжено, но запах еды прибавлял сил.
>>темный лес<<
как белесое сумрачное ничто ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤя ложусь небрежным кривым стежком, я вплетаюсь в полотна расшитых дней, ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤне растерзанных болью — рожденных в ней.
Подбел|2
легким шагом, известным лишь мне одному, из полоски света ступаю в тьму.
как белесое сумрачное ничто ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤя ложусь небрежным кривым стежком, я вплетаюсь в полотна расшитых дней, ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤне растерзанных болью — рожденных в ней.
Подбел|2
легким шагом, известным лишь мне одному, из полоски света ступаю в тьму.
Сообщение отредактировал Бедокур - Утро, 05-Дек-2017, 11:00
Вниз 
