Грозовая предводительница Серая Звезда, её соплеменники Ураган, Ужик и Сумрачный предводитель Горечь Звёзд провели тренировочный бой.
В Речном племени случился конфликт интересов: старшина Горный Перевал, его ученик Тенелап и воитель Вой вступили в драку. Вой бежал. Горный Перевал и Тенелап вернулись в лагерь и получили помощь Красноперого. Воители Чёрный Лебедь и Вьюга выследили Воя на Реке: в бою с ним погиб Чёрный Лебедь. Вой взят под стражу Вьюгой. Грядёт суд. С Изнанки вернулись Речные дети — Крупинка и Лёвушка-Зёвушка.
В племени Ветра произошёл ряд перемен. Предводитель Сквернозвёзд ушёл из племени. Глашатай Шиповник провёл закрытое собрание в Лесу Памяти, где было решено начать поиски ушедшего предводителя; Солнышко, Окрылённая, Пекло и Горицвет стали учениками, а их наставниками — Шиповник, Пушица и Дуновение. В племя был принят Дикий, чьей наставницей стала Песнь Вереска. Боярышник получил знамение и взял в ученицы Пряноушку.
В Сумрачном племени старшая ученица Душица вернулась в лагерь с короной из лисьей головы. Избранница Горечи Звёзд, Златолика, принесла в племя шестерых котят: девочек Дымку, Полынь, Холодок, Мистику, Травинку и мальчика Крольчонка. Гадюка ушла хоронить самоубийцу Зарево.
Одиночка Червивка и Сумрачный ученик Воскресение загадочно попали на Заброшенный Погост.
Уже на рассвете с неба начинают падать крупные снежные хлопья. Они кружат в воздухе, плавно опускаясь на землю, и достаточно быстро укутывают территории воителей плотным одеялом. Воздух влажный, снег под лапами шумно скрепит, усложняя жизнь охотникам, голые ветви деревьев обретают свою новую зимнюю "крону". Холода припозднились, из-за чего тоненькая корочка льда появляется на водоёмах только к сумеркам.
Температура: на рассвете -3, в обед опускается до -6 и держится так до ночи
Сила ветра: очень слабый, еле заметный
Охота: в первую половину дня средний шанс, во вторую – ниже среднего
Травы: под снегом можно попробовать выкапывать коренья, но в это время года они почти бесполезны
Овраг весь порос лавандой, один только взгляд на нее помогает пришедшим успокоиться. Вокруг оврага вьется загадочный туман, в который заходить строго запрещено. Гуляя вдоль склона, легко можно по неосторожности запнуться, запутавшись лапой в зарослях сочной травы. Склоны оврага круты, спускаться по ним вниз может быть опасно даже для ловкого кота, а после дождя здесь запросто можно сильно покалечиться, не удержавшись за мокрые травяные стебли. Вниз можно спуститься только по узкой тропинке, недавно протоптанной. В овраге всегда царят тишина и покой, невысокие кустарники создают приятную тень. На дне оврага течет звонкий ручей, убегающий дальше в лес. По берегу ручья лежат несколько больших, надежных булыжников. На них можно забраться, чтобы погреться на солнышке, а можно лечь у воды в их тени и подумать о вечном. Именно на этом берегу коты племени Ветра проводят чудесный обряд, когда любящие друг друга партнеры клянутся друг другу в вечной верности под надзором своих предков и закапывают в землю клятвенные венки.
Тропинка бежит вдоль ручья и теряется среди деревьев Леса Памяти. Это священное место - кладбище ветряных котов. В этот лес нельзя заходить ради охоты или веселья, ведь здесь покоятся те, кто верой и правдой служил своему племени. Высокие, древние деревья подпирают своими кронами небосвод. Их ветви переплелись так крепко, что солнечным лучам почти не удается пробиться через них и коснуться земли. В этом Лесу всегда прохладно, а туман молочной рекой устилает почву, поросшую многоцветием диких нарциссов. Красивые цветы дарят Лесу памяти свой дурманяще-сладкий запах, обманчиво нежный и успокаивающий. В теплое время года здесь можно услышать далекий, испуганный гомон птиц, а зимой Лес засыпает долгим сном, укрытый глубокими сугробами. Летними ночами Лес мерцает мистическим светом светлячков, которые беззвучно замирают на стеблях цветов и корнях деревьев. Пугающие, потустороннее зрелище. Воители племени Ветра уважают и чтят место, принимающее в свои чертоги погибших котов. На темной коре деревьев можно увидеть следы когтей. Это дань памяти, оставленная живыми. Многие поддаются угнетающей, но чарующей атмосфере Леса, однако не стоит забывать, что родные и любимые навечно остаются в сердцах тех, кто их помнит.
Дата: Сумерки, 07-Фев-2015, 16:41 | Сообщение # 46
Одиночка
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 310
Седогрив подошёл к неподвижному телу Яролапки. Голова странно отклонилась назад, и Седой, положив мёртвую ученицу в могилку, постарался придать ей как можно более естественную позу. Затем засыпал землёй, образовался небольшой аккуратный холмик. Сверху котик насыпал снега. Нормальный племенной кот сейчас сказал бы, что Яролапка в Звёздном Племени... Но Седогрив не верил в эту чушь - там, наверху, нет никаких котов, это всё глупые выдумки, чтобы объяснить маленьким котятам и смерти матери или отца. Да и взрослым подчас хочется возложить вину на кого-то другого - на сверхъестественные и всемогущие силы... Лео был не таким, он верил только в то, что видел. Яролапка мертва, она уже не проснётся завтра, не увидит рассвет... Ген резко выдохнул и, развернувшись, быстро побежал куда-то.
[bgcolor=#708090]вересковые луга#[/bgcolor]
что без конца говорят эти взрослые? только и слышу вокруг: "не мешай". нам до Нетландии ровно два острова, нам до Нетландии — маленький шаг.
что без конца говорят эти взрослые? только и слышу вокруг: "не мешай". нам до Нетландии ровно два острова, нам до Нетландии — маленький шаг.
≈Поляна для целителя≈ Ужасное место. Машинально передернувшись, Сова прищурила глаза. Могилы... Многие говорят, что, мол, духи умерших котов отправляются в Звездное Племя. Но наша героиня не верила в это сказку. Душа так и остается в теле. Кот мертв, и нигде его в живых нет. Ни на земле, ни на небе. Была бы её воля, то все коты жили бы вечно. И могли умереть только по его желанию. От раздумий её оторвала снежинка, попавшая прямо в глаз. Зашипев и часто заморгав, чёрная кошка злобно оскалилась и прикрыла глаз. В глазу сразу стало холодно, но быстро прошло. Хорошо, что от грустных мыслей она ушла. Пора бы возвращаться. ≈Насыпь≈
Я, которая плачет под Мендельсона, Я, что смеётся лишь под кантаты Равеля.
Я, которая плачет под Мендельсона, Я, что смеётся лишь под кантаты Равеля.
Дата: Сумерки, 21-Фев-2015, 22:04 | Сообщение # 48
Одна — лишь тень ушедших дней
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 1334
~ лагерь~ Ученица невольно поежилась. Это место было очень странным, если даже не сказать, что страшным. Казалось, будто оно пропитано злобой, холодной ненавистью ко всем: и к тёмно-бурой ученице, что посмела сюда заявиться, и к тем, кто здесь похоронен, да и вообще ко всему миру. Однако, Синон продолжала идти, хоть с каждым шагом она все больше сомневалась в том, что её решение прогуляться было правильным. Но она должна идти, иначе какая же она смелая? Так, всего лишь маленький и глупый котенок. Но сомнения продолжали терзать душу. Это место просто желало покоя, а Кисточка мешала. Пока кладбище терпело, но что будет когда терпение иссякнет? Тёмно-бурая ученица вздрогнула. У неё явно развивалась паранойя, или как это там называется? Кисточка ускорила шаг, а потом и вовсе сорвалась на бег. Все! Она сдается! Тут страшно. Тут одиноко. Ей тут не место. Она слишком живая... ~вересковые поля~
[cut noguest=] Нет, я не удивлен, я тоже влюблен... В кого угадай? В тебя, так и знай! Я полон любовью! Лети со мной вместе в Рай! [/cut]
[cut noguest=] Нет, я не удивлен, я тоже влюблен... В кого угадай? В тебя, так и знай! Я полон любовью! Лети со мной вместе в Рай! [/cut]
Сообщение отредактировал Синон - Сумерки, 21-Фев-2015, 22:04
- Я не остановлюсь, Нивянка. Не могу. Но получится. Потому что я хочу бежать до тех пор, пока не верну себя - там, испуганную и забитую, маленькую, жмущуюся в угол, но с огоньком в глазах. Понимаешь?
...понимаешь.
Она действительно не собиралась останавливаться - прижимая мокрые от снега уши к затылку, пытаясь сглотнуть как-то давно не появлявшийся комок в горле. Не помогло никакое хладнокровие, никакая стойкость, ничего - чувства все же были сильнее слов умерших котов, в чьей шерсти давно запутались звезды. Зажмурить глаза, рвануть вперед, не зная территории - как много лун назад это было! Петлять среди деревьев, улыбаясь и жмурясь от бьющего в морду теплого и приятного ветра, превосходно зная дорогу, ведя за собой учеников, друзей. Все будет хорошо, думалось ей. Все было хорошо. Отзвук Звезд останавливается только у кладбища, смотрит тяжело, прищурив карие глаза. Идет между могилами, сгорбив плечи - они совсем недавно были так рядом... умершие. Змеиное Око. Его могила находится рядом, стоит сделать всего шаг - и ты рядом. Предводительница ступает вперед, замерев у холмика, покрытого снегом. Какая тишина... лес все еще не ожил. Лес не может умереть окончательно, а сын не может вернуться. Ночь усыпила, убаюкала, но... Отзвук слабо-слабо улыбается для виду, приподнимает голову и смотрит на звезды - может, он сейчас здесь? Стоит где-нибудь в молчаливой печали, чуть наклонив голову, и смотрит на нее. Может, сверкает где-нибудь звездная шерсть, а она не видит? Деревья не качаются - ветер затих. Затих вместе с ней, давая ей побыть в полном одиночестве, создавая идеальную тишину, словно перед чем-то жутким и громким. Деревья молчат, ветер молчит. Ночь усыпила, убаюкала, но звезды не спят. Давая ей несколько минут перед тем, как у могилы появится Нивянка - закрыть глаза, и, улыбнувшись, не сдержать слез - а помнишь? А помнишь, как давно это было? Когда-то ты могла спокойно опустить плечи, и никто не осудит тебя - спорить, шипеть, быть такой, какой хочешь быть! Когда отгремело со скалы в старом лагере имя и взорвалась поляна приветственными криками, когда ее повалили на землю в припадке странной, разбушевавшейся радости - у нее просто не осталось выбора. Ты смеялась, думая, что все это - здорово, ты была молода, но сейчас слишком поздно об этом вспоминать, потому что теперь ты - новая предводительница племени Ветра, для кого-то - сам ветер, сам огонь. - Поэтому возьми себя в руки... ты все сможешь. Чей бы этот шепот ни был, он был знакомым, а на поляне почему-то запахло нарциссами. Все будет хорошо, и Ветер доживет до новой весны. И она доживет. Все будет хорошо. - Я обещаю.
help me, it's like the walls are caving in sometimes I feel like giving up but I just can't - it isn't in my blood
Она сбилась с бега, когда угрюмой улыбкой её встретил ночной лес - настолько тёмный, что мог сравниться с сумраком в её глазах. Холод пронизывает до костей, но дрожит она от горячего страха - он заставлял подкашиваться лапы, сводил тело в мелкой дрожи, он останавливал её, заставляя слышать шорохи собственного дыхания. И бояться. - ...ты же знаешь, - вырывается из больного горла хриплым полушёпотом, словно оцарапанного когтями дикого зверя, - ты же знаешь... Ты всегда знала. Знала, как это тяжело - вести племя, как тяжело стоять на земле, когда за спиной недовольный шёпот подчинённых. Так будет всегда, так будет везде. Так было. Ещё пару шагов и сердце останавливает бешеный бег, а она наоборот - бежит. Бежит так быстро, что теряет запахи, бежит так быстро, что больше не чувствует лапы. Так быстро, что не хватает сил вдохнуть. Остановка. Прямо у могилы брата - молчание. Оно впервые даётся ей с такой лёгкостью, потому что Нивянка едва готова говорить - не здесь, не в этом лесу, не на кладбище погребённых под землю душ. Раньше она думала, что здесь остаются все мёртвые. Раньше она не знала, что есть Звёздное племя. Коснуться мокрой от слёз щекой плеча Певчей - так её звали, когда она лежала с ней в детской. Болезненно всхлипнуть, представляя маленький холмик из земли и снега, плотно прилегающий к его холодному телу. - Ты же знаешь, что должно быть больно, - больно из-за смерти, больно из-зла племени... Жизнь не бывает без боли, - Ты знаешь, что ты сильнее, чем кажется. Ты сможешь.
Дата: Рассвет, 02-Мар-2015, 22:16 | Сообщение # 51
− Осторожней, в тени охотятся волки.
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 3559
Мне пора... Она смотрит пустыми глазами на мать, смотрит, но не видит. Здесь пахнет лесом, но больше - смертью, Нивянка может лишь умоляюще смотреть на Отзвук, лёгким шёпотом уговаривая её вернуться. Племя шумело, племя бунтовало... Кто же их спасёт, как не их защитница?.. Пошли, мам, там так хорошо - в лагере, там так хорошо, потому что там нам самое место. Пошли, мам, тебе надо, надо мне, нам всем надо вернуться. Буря сама не утихнет - это не её цель, а здесь слишком страшно и больно. - Я иду, - шепчет она, разворачиваясь, - Наберись сил пойти со мной. Нивянка тяжело вздыхает, теснится меж тёмных деревьев и не спеша идёт обратно - домой. Здесь дом мёртвых и чем дольше они топчут их землю, тем слабее сердце бьётся в грудной клетке. Всего-то пару шагов назад, всего-то огромные луга, перебежать которые ей едва под силу, но разве её это волнует?.. Нет. Больше не может ждать.
Дата: Полдень, 15-Апр-2015, 08:29 | Сообщение # 52
восстань, душа! — под вой теней.
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 1861
¤вересковая пустошь
Когда он в следующий раз обратил взгляд перед собой - впрочем, он не поднимал и не опускал его, но смотрел будто сквозь предметы, взгляд его проходил через них и фокусировался где-то за ними -, он сначала и не понял, куда его занесло. До сего момента он лишь дважды бывал здесь - два месяца назад и в одну из своих беспокойных ночей, в остальное время стараясь избегать этого места. Он сидел у булыжника и небольшой горки гравия, обозначающих место захоронения и бездумно разглядывая их, туго обвив лапы длинным хвостом. Как долго находился он в таком положении? Сам ученик не мог сказать этого. Как бы он не вел себя и не скрывал свое состояние от окружающих и себя самого, он знал, что скучает по матери... По матери ли? Хотелось поговорить с ней, услышать ее тихий голос и почувствовать тепло ее шерсти, но это желание неосуществимо. И тёмным, пустым вакуумом тоска высасывала из него силы, отбирала любое желание спать, подменяя сны ее голосом и образом. Не только в полудреме, в которой он находился при бесплодных попытках уснуть, но и наяву она преследовала его. Ученик практически физически мог чувствовать дыхание кошки на своей шее, и каждый раз неизменно вздрагивал, старался заставить себя не оборачиваться. И плевать, была ли она его родной матерью или просто приняла его из жалости. Плевать, текла ли в его жилах ее кровь. Она была в сердце, так или иначе, она заложила в него основы познания мира. Кем бы не была она ему, эта кошка любила черно-рыжего, заботилась о нём и не относилась к нему как-то не так, как отнеслась бы к родному сыну. Вспоминая сейчас все дни, луны проведенные под ее ласковой опекой, Сатира чувствовал, как сердце его сжимается холодными, крепкими когтями отчаяния, как отгоняемая обыкновенно апатия наваливается на его хрупкие плечи всей своей тяжестью. Да, теперь он мог признать себе: ученику требовалась поддержка, кто-то, на кого он мог бы опереться, но он был один с тех пор, как потерял мать. В племени не было у него больше никого близкого, не было друга. А теперь... Теперь, выходит, есть. Брат, сестры, дядм, тети, еще одна мать. Только вот примут ли его в ней? Не окажется ли Сатира лишний в этой ячейке? Очевидно, стоило довериться времени и ждать, что покажет оно. И идти вперед, дальше, туда, где спадут цепи молочного тумана тоски и апатии. Вперёд.
Чёрно-золотой воин сидел рядом со свежей могилой, устало склонив голову и задумавшись о чём-то своём. Никто. Кажется, кто-то из котят носит такое имя. И, наверное, оно самое безнадёжное в этом лесу. В нём нет ни капли надежды - вот, что страшно. Быть никем. Без истории, имени, прошлого и будущего. Лишь отблеск в чужой памяти, без всякой жизни и мысли. И ещё страшнее - умереть, как никто. Ты не боролся со смертельной болезнью, чтобы тебе посочувствовали. Ты не погиб в бою, чтобы имя твоё воспевали в веках, из поколения в поколение. Не сорвался со скалы, и не задохнулся, чувствуя, как солёные воды моря сжимают лёгкие, навсегда завлекая в неизмеримую глубину. И тогда бы тебя помнили, удивлялись твоей бессмысленной смерти. Нет. Ты умер как никто. Без последнего огня и пламени, погас, как гаснут забытые свечи, истратившие воск. Но кому ты светил, когда свет горел в твоих глазах? Кого ты любил так, как любят лишь раз в своей жизни? Кому ты был предан, и кем ты был предан. Нет, в этом лесу не прозвучало даже твоего имени, а свои тайны ты унёс с собой и будешь оберегать их своим вечным, бессмертным молчанием. Так спи спокойно. Влажная кора дерева поддалась под острыми когтями, оставляя глубокую борозду, одинокую, как этот молчаливый лес. - Остановилось сердце. - Златосвет поднял голову и остановил взгляд на целительнице. - Я бы не хотел умереть так. В зелёных глазах промелькнула грусть. Все они когда-нибудь уйдут к предкам. И чёрно-золотой глашатай, пока ещё молодой, весёлый, влюблённый и честолюбивый, тоже склонит голову на груди у Смерти. Но не так, так он не хотел. Всё, о чём он мечтал, это оставить память и славу своего племени за собой. Память о себе. Каким он был, что говорил, кого оберегал и как смотрел. Это не так уж и много по сути, но у кого-то не осталось даже этого. Он поднялся с земли, ласково проведя кончиком хвоста по пушистому боку пламенной целительницы. Словно и не он сейчас говорил это, словно не он на несколько мгновений становился статуей скорби и грусти. В глазах мелькнула опасная усмешка, привычная и непроницаемая. Впрочем, как и вся его жизнь. А затем шаги прочь. В сторону от этого чёрного места.
Шаги были мелкие, а иногда слишком тяжелые, прерывистые. Вот и всё, кажется, она поняла, что надо скорее добраться до лагеря. Пускай Снежная простит её. Скоро лес памяти был вокруг и рядом, здесь пахло смертью, весь всё пахло концом. Становилось дурно и всё больше хотелось убежать понимая, что вот-вот... Своё время выиграть можно, тем более пока ты жив. "Остановилось?" И тут Журавлик всё поняла. Вот почему она не слышала его сердцебиения, потому что у него остановилось сердце. Вскинув голову, кошка слушала слова Златосвета, в них был особый смысл, который она пока не понимала. Только когда наступила пора идти, Лесн встает и резко убегает. Просто она знает, что сейчас может случиться нечто непоправимое и лучше быть рядом с тем, кто может помочь.
Ему надоело приходить сюда раз за разом, до боли впивая когти в почву, каждый раз уходить отсюда изнеможенным, подавленным и вновь злым на мир, снова желая оставить все, бросить, забыть о своей цели навсегда. Но уже не может остановиться, избавиться от всех привычек, признать эту свою слабость, знак, что Звезды забрали все. И после этого вновь беззвучно кричит, выдыхая весь возможный воздух из легких, которые начинает невыносимо жечь, будто бы ты горишь изнутри, и в ноющем чувстве бессилия полосуя когтями землю. Но почему-то он удивительно тих и молчалив, вызывая недоумение у этой тишины, которая привыкла над ним безмолвно насмехаться. Впервые она не может укротить этот огонь слепой ярости, горящий в груди. Мгла ненавидит, но молчит об этом, он отравлен, но показывать этого не желает. Ни с кем не собирается разделить свою ненависть к Богам. Относится к ней ревностно, хотя уже давно от этого устал. Странный. Черно-белая фигура плавно двигается между деревьями, исчезая в тумане, окружающим его пронзающей прохладой со всех сторон, мрачным и одновременно задумчивым взглядом разноцветных глаз скользя по глубоким отметинам на них. В душе что-то отчаянно бьется, но он лишь раздраженно кривит губы, передергивая плечами – прекрати уже, небесный огонь, не береди прежние раны. Останавливается у одного из деревьев, смотрит вверх по стволу и медленно садиться на холодную землю, очередной раз пытаясь не обращать на подобное внимания. - Здравствуй, мама, - его голос не звенит серебряными монетами, но и не отмечен горечью. Пытается сделать вид, что ему все равно, держа свой тон ровно. Он никогда не обращает свой взор к небу, отпуская подобное желание хоть на все четыре стороны. Мгла всегда приходит именно сюда. - Сегодня удивительно теплый день, пожалуй, даже жаркий. Но здесь прохладно, - выдыхает черно-белый травник, прикрывая свои глаза в прорыве бессилия, но все-таки чуть улыбаясь очередной глупости, которую допустил его собственный разум. Чудес не бывает, мертвые не живут. Он прекрасно это понимает.
Сатира уже минимум сутки не появлялся в лагере. Или было уже двое суток? Сколько там прошло с последнего совета? Это был последний раз, когда он видел котов. Хотя... Не совсем верное утверждение. Дымчатыми смутными видениями стояли перед ним чьи-то морды, неясные, подрагивающие и то и дело испаряющиеся силуэты, едва заметно подсвеченные мягким солнечным или жестким, будто резким лунным светом. Сперва это пугало. Первые несколько часов. Потом ничего, привык. Пожалуй, даже несколько тускловато стало без этих странников, когда они вдруг отстали от него, и испарились с легким, едва слышным шипением, будто брызнутая на раскаленную поверхность капля. А затем будто включили свет. Безо всякого перехода, ночь стала днём, всё наполнилось звуком, запах сырости сменился тягучей, тяжелой сладостью цветения, от которой быстро наливалась свинцом голова. И черно-рыжий обнаруживает себя здесь, стоящим где-то у примерных условных границ кошачьего кладбища. Он даже не задумывался до этого момента, где он. Шёл куда-то, искал что-то, и никак не мог отделаться от чувства, будто ему необходимо найти нечто важное. Ученик поднял взгляд тёмно-ореховых глаз к небу, сильно зажмуриваясь. Он чувствовал теперь, как нагревается его тело, впитывая тепло, которое путалось в густой темной шерсти. Невыносимо тепло. Настолько тепло, что не хочется двигаться. Вообще никогда. В земле-то всяко попрохладнее. Еще парой минут спустя, он понимает, что подошел к хорошо знакомому ему месту. Молодое деревце разрасталось, но не настолько, чтобы он не узнал его. Кот молча ставит лапу на ровную землю. Никакого бугорка. Все выровнено лапами других котов и естественной средой. На губы наскакивает легкая улыбка, смягченная неподдельной нежностью. Сатира садится у самого дерева, облокачиваясь на него плечом, погруженный в свой мир. Тогда не были настолько сильно обострены его проблемы, жилось вполне сносно. Он не видел того, что видит сейчас. Только материальное, то, что видят все остальные. И безмолвная тоска теперь аккуратно сжимала сердечную мышцу. А потом он вздрагивает, негромко вскрикнув. Чужие голоса иногда пугали ученика, но не настолько. В этом месте обычно бывало достаточно тихо, и поэтому чужая речь прокатилась грозовым раскатом, глухим треском отзвенев в ушах. Черно-рыжий обернулся на звук, и глазам его предстала черно-белая шерсть. Не так далеко, но вряд ли он слышал Сатиру. Да и какая, по сути, разница. Они оба здесь, им обоим есть, о ком сожалеть. Ученик молча подходит чуть ближе. Не хотелось отвлекать травника, но было завораживающе притягательно наблюдать за ним. Еще чуть ближе. Веточка под лапы. Тихий хруст.
Черно-белый травник бездумно глядел на исцарапанное им же дерево. Он вновь переводил дух, снова не способный произнести больше ни слова, но не из-за слез – их он уже давно выплакал до самой последней капли – а из-за того, что он их просто уже не находит. Каждое счастливое воспоминание перерастает в жгучую ненависть и злость, моментально сгорая и оставляя после себя лишь горсть серого и горячего, но со временем остывающего пепла. Ударяет хвостом по земле, до слепящей боли в деснах сжимая зубы, скрипя ими. Но наваждение моментально спадает, когда Мгла слышит тихий хруст. На его пятнистой мордочке на мгновение застыло удивление. Еле заметно вздрогнул, напрягая плечи и дергая кончиком черного хвоста, но когда его носа коснулся знакомый запах, когда травник почувствовал этот прожигающий взгляд, он криво ухмыляется. И вновь он абсолютно забыл о внешнем мире, выпадая из него. Слегка качает головой из стороны в сторону, находя в этом что-то ироничное. Не оборачивается, делая вид, что не услышал и не заметил. Просто потому что ему захотелось посмотреть, чем это все закончится. Принимаешь игру?
Мгла явно напрягся, чуть дернул хвостом. Он не мог не заметить Сатиру. Хоть он и не так много охотился, как большинство воинов, но нюх, как у всякого, кому необходимо разбираться в травах, у него, наверняка, был отменный. Но чёрно-белый не поворачивался. Ждал, чтобы ученик ушел? Подумав об этом, Сатира сделал шаг назад, но остановился, вновь услышав щелчок из-под лапы. Не везет тебе сегодня, дружок. Отчего-то тягучий испуг быстрым взрывом распространился по животу, горячо и вязко расползаясь по стенкам желудка. Он замер, отдернув от земли заднюю лапу, быстро забывая о тоскливой ностальгии, наполняясь каким-то негромким пугливым трепетом. Он не звенел колоколом, только тихонько так жужжал надоедливой мошкой где-то у самого уха. Черно-рыжий почувствовал себя камнем. Он не в состоянии был пошевелиться, не в силах толком вдохнуть, только сожалел о прерванных мыслях травника. Хотелось извиниться, но... Возможно, был еще шанс, что его не заметили? Какой-то абсолютно алогичный, немыслимый шанс. Мало ли, что случается. Наблюдая за чужой фигурой, кот тихо, осторожно поставил конечность на мягкость молодой травы, сбивая уже совсем редкие и небольшие капли, оставшиеся от утреннего дождя и аккуратными перламутровыми жемчужинками переливающиеся там, где им было суждено умереть, чтобы однажды вновь оказаться на той же самой траве. Быстро кинул взгляд через плечо, планируя пути отступления.
Вязкий туман расползался по земле медленно, словно свора ядовитых змей, жаждущих чей-то смерти. Эти деревья кажутся мертвыми, не способными впитать хотя бы капельку солнечного света. Не нужна этому лесу весна – застывшее время можно почувствовать каждой клеточкой своего тела. Знаешь ведь.. Когда-нибудь все забудут о том огне, горящем где-то глубоко в сердце, когда-нибудь кровь в висках перестанет пульсировать, раздирая все проводки нервов, раздражая, а мы перестанет чувствовать страх. Какой же смысл сожалеть – вновь задумчиво смотрит на исцарапанное им же дерево, будто ты никого не было поблизости, а Мгла был совсем один – мы все равно окажемся здесь. Он вновь смеялся – не жизнерадостно и даже не звонко. Этот его смех дрожал, как осенний лист на ветру. Мгла достаточно быстро понимает, что этот звон ледяного стекла мог его выдать с потрохами, но он продолжает смеяться, даже не показывая своей неуверенности. Молодой травник повернулся и посмотрел прямо на нарушителя покоя. В его разноцветных глазах плясали мелкие льдинки, образовывались снежные всполохи. - Привет, - протянул Мгла, щуря свои глаза и приближаясь к соплеменнику. Наклоняет голову набок и спрашивает, показывая свой хищный оскал, - Надеюсь, что это была случайная наша встреча, и ты за мной не следил, - даже не издевается, быть может.
Засмеялся. И ровно с этой секунды Сатире захотелось вернуться к невысокой осинке и молча лечь на материнскую могилу. Авось, всё как-нибудь само собой разрешиться. Может быть, мать защитит его даже через слой земли. Но он стоял недвижимо, и лишь глаза его в испуге перебегали с одного на другое. Не было запаха цветения больше. Только терпкий, приторный и влажный аромат смерти, гниения. Под его лапами разлагаются трупы, где-то в толще почвы жирные грязные черви прогрызают себе ходы сквозь уже вязкую плоть. Ученик слышал их. Тихие щёлкающие звуки — это происходит чудо вылупления личинки, появление новой жизни за счет чьей-то смерти. Едва различимое шуршание — это они обустраиваются, строят для себя новые и новые коридоры, расширяют свой дом до тех пор, пока он не исчезнет совсем, и тогда они уйдут, благо, здесь всегда можно найти новое пристанище. Шерсть на загривке чуть приподнялась. Эти черви были и в его теле, подтачивая его изнутри, и однажды он просто упадет опустевшей шкурой. Странное ощущение мертвых тканей внутри того, чью живость всегда чувствуешь острее. Внутри себя. Глупые мысли, лишь короткую секунду пронесшиеся смутным отголоском в голове черно-золотого. Мгла обернулся, и как-то очень внезапно оказался рядом. В кой-то веки в подобную минуту Сатире захотелось сдаться и просто уйти, но нельзя. Нельзя вот так показывать, насколько ты, на самом деле, тушуешься. Хотя черно-белый, наверняка, и без этого видит, как ученик неуловимо сжимается, чувствует страх, волнами распространяющийся от него. Но он не двигается, с деланной виноватой улыбкой и слабым прищуром заглядывает в глаза. — Случайная, — уверенно, насколько мог, ответил, — И откуда мне вообще знать, что это Вы за мной не следили? — с особенным упором на "Вы".
Вниз 
] 
