Незаметно подкадывается сезон Юных Листьев, пробуждая лесную природу и прибавляя жителям новых хлопот.
С Изнанки возвращаются Грозовой воин Мрачногрив и Ветряной Хмелюшек, а также Речные Ветреный и Горный Перевал.
Горечь Звёзд и Шиповник проводят собрание на Главной Поляне, где обсуждается вопрос с нападением Изнанки. По окончанию собрания верхушки призывают воителей выступить на Остров Советов и дать отпор общему врагу.
Также происходят посвящения.
В племени Теней Зарница становиться воительницей Зарево; Таинственная, Сычушка, Песнь и Молниелап получают новых наставников — Ягеля, Полымя, Зайца и Синицу. Искалеченный Можжевельник переходит в статус Старейшины.
В племени Ветра Стая и Сладянка становятся ученицами Стаей Птиц и Усладой, а их наставниками — Стриж и Лечащий. Хмелюшек, не помнящий своего имени, принят обратно в племя под именем Зеркальный.
Новая предводительница Речного племени Танец в компании Нивяника посещает Лунное Озеро, где пока не получает дара девяти жизней, но становится Звёздный Пляс.
Воители четырёх племён прибывают на Остров Советов и вступают в бой с Изнанкой, где принимают первый удар.
Обновлено: 31.03.24
Погода в игре
Утро сохраняется ясным после звездной ночи. Согретый солнечным теплом воздух продолжает прогреваться все больше. Весь лес постепенно зеленеет. Яркими коврами расцветают весенние первоцветы: подснежники, крокусы, прострелы. Золотятся на березах сережки, многие кусты набирают цвет. К обеду легким ветром приносит облака, но они не застилают небо целиком. К вечеру спокойная погода сохраняется, но ночью облаков становится больше, так что звездной ночи можно не ждать. Вода в водоемах возвращается в свое обычное состояние.
Температура: утром +9, днем +16, ночью +8
Сила ветра: мягко дует тёплый ветер
Охота: высокая вероятность успешной охоты весь день
Травы: почки превращаются в листья, травка зеленеет, лечебные травы продолжают расти и наполняться силами, а вот сезон сокодвижения подходит к завершению
Все гениальное просто, все простое - гениально. Пока все грозовые помогали друг другу, пользуясь гостеприимством Сумрака, Тучеглот смущенно сидел где-то в уголке избушки, стараясь быть максимально незаметным. Может быть, с его габаритами замаскироваться выходило плохо, но все остальные коты любезно не обращали на толстяка внимания, так что... План почти сработал. Почему почти? Ну, когда ты долго сидишь на одном месте, согреваешься, шерстка твоя высыхает, а вокруг слышится мерное бормотание соплеменников... Короче, серый здоровяк, истощенный нервами и голодом (ну да, он не кушал больше двух дней, это настоящее испытание!) и сам не заметил, как погрузился в состояние дремоты, а потом и спокойно засопел, прикрыв нос распушившимся хвостом. В избушке было сухо и тепло, место навевало воспоминания о доме Двуногих, тут не было вечной лесной грязи - словом, место было обителью спокойствия для манула. Вот он и уснул, причем основательно. Уснул, пропустив окончание потопа, пропустив звучный голос Звездный Путь, напутственные слова Змееуста, сборы соплеменников... И, когда по замшелым кровом уже не осталось почти никого, соизволил наконец лениво распахнуть голубые глаза. Первым, что насторожило толстяка и хоть немного расшевелило его полусонное сознание, была тишина. Воины Сумрака славились своей бесшумностью, в отличие от громких и экспрессивных грозовых. Так что стоило остаткам Грозы переступить порог избы, покидая это место, как внутри воцарилась почти абсолютная тишина. Доброе... утро? Это манула удивило, и сонливость сняло практически моментально. Недовоитель поднял голову, нелепо моргая заспанными глазами, дождался, пока они привыкнут к темноте и... Резко сел на деревянном полу, смущенно и испуганно оглядываясь по сторонам. В избушке были только незнакомые коты. Резко пахло хвоей, а тихие силуэты о чем-то негромко перегоавривались между собой. Здоровяк сдавленно кашлянул, чувствуя, как шерсть медленно встает дыбом. То, что он проспал что-то важное - это понятно. Но что сейчас делать? Куда ушла Гроза, как деликатно поинтересоваться у сумрачных об этом, и, главное - как скоро его примут за врага и начнут пытать? Ситуация, с точки зрения перепуганного домашнего, была критическая, и Глот находился в полнейшей растерянности. В голове сумбурно плескались мысли, но дельного ничего не было. Поэтому манул не придумал ничего лучше, чем встать, распушив высохшую шерсть, и сделать робкий шаг навстречу незнакомым котам. - П-п-простите, - интересно, насколько нелепо звучит его низкий, но крайне испуганный голос? - я, кажется, все проспал. Прозрачно-голубые глаза здоровяка устремились на одного из котов, который уже собирался выскользнуть из избушки. Поможет или ударит? По впечатлению, которое на Тучеглота произвело племя Теней, расклад был не в его пользу (30 на 70, где-то так). Но вера в сострадание к неуклюжим манулам еще теплилась в сердце серого. Целых 30 процентов веры, а это вам не просто так!
Шрам молча следил за уходом гостей из избушки. Он провожал взглядом каждого грозового кота, надеясь, что больше с ним никогда не увидится. По крайней мере, не на территории Сумрака. Но не все грозовые торопились уходить. Видимо, им так приглянулась тёплая избушка сумрачных котов, что они решили тут задержаться. Но их предводительница не собиралась возвращаться за их пушистыми задницами, поэтому концентрация грозовых все-таки, медленно, неспешно, но снижалась. Уходили не только грозовые. Избушку также покинула и вся верхушка Сумрака. Тигриное Сердце ушла провожать грозу, Темнозвёзд не появлялся в избушке вовсе. Не в присутствии воина. Змееуст ушел на разведку, оставив за старших Кромешника и Шрама. Шрама? Он не оговорился? В коем-то веке нас оставили за старших? Сердце воина ёкнуло. Не то чтобы он не был рад, даже наоборот. Его наконец-то заметили. Но перспектива следить за большей частью племени, пока Кромешник спит, его не прельщала. Еще и котят поручили распределить. "Попала твоя задница, приятель," - насмешливо сказал кот сам себе. Как бы он не хотел забиться в темный угол и покинуть избушку последним, чтобы его не видели, воин решил не упускать шанс проявить себя. Он встал и вышел ближе к центру здания, попутно осматривая избушку. Во всех углах виднелись тени, сигнализирующие о присутствии тут множества котов. Но они не спешили собираться в обратный путь. Кстати о сборах, собирать-то некого. Воин только сейчас заметил, что большая часть котят отсутствует. Или их просто не видно. - Сумрак, подъем. Никто не видел котят? - спросил воитель, не обращаясь к кому-то конкретному. Если котята ушли искать приключения, то они их нашли, и не только на свою голову. Как бы и нам не влетело за то, что мы профукали подрастающее поколение.
О, как опрометчиво поступала Квакша, игнорируя настойчивое урчание живота! Поначалу голод вовсе не отвлекал малышку, ведь вокруг было столько интересного: эти иноплеменные запахи, голоса котов, пятна их шерсти, сливающиеся в написанное масляными красками полотно... Сколько времени она уже не ела? День? Два?..
Постепенно голова котёнка тяжелела, словно бы наливаясь свинцом. Черно-рыжая встряхнулась, пытаясь высвободиться из цепких когтей слабости. Вытянув перед собой лапу, Квакша испуганно округлила глаза: конечность дрожала так, словно сумрачную било током. Подняв морду на взрослых, кроха молча поглядела на Грозового кота, объяснявшего ей значение незнакомого доселе слова. Ситуация сложилась комичная: обессиливший от голода котёнок просто стоял с вытянутой лапой, выслушивая торопливое разъяснение значения ругательства. Самой малышке, правда, информация эта была уже не важна: не дослушав иноплеменного до конца, Квакша неловко покинула тесный круг котят и оруженосцев, ощущая острую необходимость глотнуть свежего воздуха.
Тяжело ступая и как-то лихорадочно дыша, черно-рыжая доковыляла до входа в избу. От слабости у сумрачной подкашивались лапы, и она, не сопротивляясь натиску бессилия, привалилась к старому сырому косяку в проходе постройки. Дерево было испещрено трещинами. Квакша с трудом фокусировала на них взгляд, стараясь держать глаза открытыми. Кажется, её кто-то зовёт? Кроха перевела глаза на купол неба, осыпанный звонко сверкающей пылью звёзд.
Квакша слышит хруст серебряных светлячков. Квакша не слышит голос Сосновой.
хоть однажды осмелься уйти в никуда заблудиться у леса в чреве
хоть однажды осмелься уйти в никуда заблудиться у леса в чреве
Где-то там, за его спиной, происходит очень много всего: Кромешник слышит доносящиеся голоса словно из-под толщи воды. Долетает звонкий, до боли знакомый голос Тигриное Сердце — внутри что-то неприятно сжимается, ноет, но опричник не поворачивает головы, чувствуя, как виски снова сжимает боль — только вглядывается до пляшущих перед глазами пятен в лицо соплеменника, придерживая когтем лечебные травы, пронзая зеленые листочки мяты.
Волчонок открывает глаза и смотрит на него.
Солнечный расплавленный янтарь, горящий и переливающийся целым спектром чувств, два осколка жаркого небесного светила — эти глаза живее, чем сам оруженосец, сейчас раненым зверем приавший к полу, дышащий тяжело, выглядящий откровенно плохо. Измученный, истерзанный, усталый — Кромешник против воли вязнет в янтарной патоке его глаз, не желая смотреть на потрепанное тело, потому что именно в этот момент он наконец понимает, что Волчонок жив. И внезапно, раскатом грома и вспышками молний на него наваливается осознание, настолько сильное, что его самого едва не придавливает к полу, хотя он по-прежнему нависает над рыжеухим, глядя на того сверху вниз: осознание того, что он действительно, черт возьми, мог его потерять, и то, что он чувствует по этому поводу... Пугает. Хочется закрыть глаза, отвести взгляд, попятиться назад, но опричник не может пошевелиться — только смотреть в два пылающих солнца напротив. Кромешник вспоминает: и правда, правда ведь прыгнул за ним в беснующийся поток, ни секунды не поколебавшись — он легко мог погибнуть сам, и погибнул бы, если бы не Темнозвёзд. Кромешник не должен был так поступать, это неправильно — хочется выцарапать себе за безрассудство все внутренности. Его жизнь не принадлежит ему, чтобы распоряжаться ей... так. Его жизнь не принадлежит ему.
— Сумрак, распределяйте котят. Шрам и Кромешник за старших.
Голос Змееуста вырывает опричника из спиралью закручивающейся реальности, грозящей вот-вот задавить его и растворить в себе: Кромешник прерывает затянувшийся зрительный контакт, оборачиваясь на мельтешащую толпу, уже не находя в ней ни глашатая, ни своей... матери? О, Звезды, надо будет очень многое переварить.
Полосатый вновь поворачивается к Волчонку, и в хвойных глазах вспыхивает что-то сродни злости — смесь уверенности, настойчивости, боли и ярости. Он подается вперед, оставляя травы совсем рядом с оруженосцем, обхватывая одной лапой его шею и твердо, настойчиво шепча в самое ухо.
— Ты либо сам съедаешь эти травы, либо я силой засуну их в тебя. Я не позволю, чтобы ты умер от какого-то жара, после того, как пережил Скат и Водопад, понял?
Прежде чем порывисто отстраниться, Кромешник на мгновение зарывается носом в белоснежную шерсть у основания уха, втягивая чужой запах — дурак, Волчонок, ты дурак — и, поравнявшись с Марево, бросает на нее многозначительный взгляд. Однако сам не понял, что этот взгляд означал: чтобы она не трогала оруженосца или проследила за тем, чтобы он съел травы? Или все сразу?
Воитель проходит вглубь избушки, в ту комнату, где должна быть котята — и не досчитывается аж трех, отчего внутри тут же все холодеет. Оглядывается в поисках Шрама, но того тоже нигде не видно, а запахи смешиваются в непередаваемый сумрачно-грозовой коктейль — в таком состоянии, в каком Кромешник находится сейчас, не выспавшийся и фактически полудохлый, разобраться в этих хитросплетениях невозможно.
Впрочем, почти тут же в избушке появляется Лапка, принося с собой Медянку и Пакостника: мгновение Кромешник наблюдает за этим зрелищем не мигающим взглядом.
Лапка. Ловит. Шалящих. Котят. ЛАПКА.
На усталое лицо все-таки наползает легкая ухмылка, и полосатый провожает взглядом вновь убегающую ученицу теперь, видимо, за Бесом. Доверить девчонке возвращение его собственного сына... На это опричник решается с трудом, но интуиция все-таки подсказывает, что Лапка справится, и он решает подождать еще немного, и если ученица не вернется, то он сам пойдет следом.
Грозовых котов было все меньше, в избушке становилось все просторнее, и Кромешник прошелся к выходу, с тревогой вглядываясь в лес. До Ската сын явно добраться не мог — по крутому склону ему не забраться — но и без смертоносного потока опасностей в лесу столько, что вероятность выжить там трехлунному котенку очень мала. Доверить судьбу сына в лапы... Лапки... Кромешник, ты точно псих ненормальный.
— П-п-простите, — еще прежде, чем услышать необычный, низкий и вместе с тем почти по-детски испуганный голос, опричник почувствовал приближение грозового сбоку и уже плавно повернул к нему голову, — я, кажется, все проспал.
В говорившем огромном воителе Кромешник сразу узнал того самого кота, которого он видел еще при входе в грозовой лагерь: он очень выделяется среди своих соплеменников, одновременно похожий на них своей написанной на морде добродушностью, но при этом слишком экзотичный для обычного племенного кота. Грязнокровка, это видно сразу, только вот на домашнюю киску он явно не похож. Хотя...
Наивность фразы заставила бы воителя насмешливо усмехнуться, но от усталости и внутреннего беспокойство за котенка зеленоглазый лишь вяло дернул ухом. Проспал он, huh. Эти несобранные мягкотелые грозовые уже достали его до чертиков, и насколько бы опричник не был измотан, злость и раздражение все равно взвиваются внутри жарким пламенем. Он не выказывает откровенного презрения, но впивается в грозового мрачно горящим взглядом, произнося каждое слово спокойно и размеренно, своим мелодичным, но чуть охрипшим голосом — максимально вежливо, но при этом показательно холодно и твердо.
— Ваши соплеменники уже уходят домой. Вам стоит поторопиться и догнать их, — Кромешник указывает хвостом в сторону выхода, где можно заметить скрывающихся в ночной темноте грозовых. Поторопись, черт возьми, и только попробуй разгуливать по территориям просто так.
— Сумрак, подъем. Никто не видел котят?
Еще один.
Опричник, внутренне уже начиная закипать, поворачивается в сторону Шрама, иронично выгибая бровь. Вовремя появился, ничего не скажешь.
— Пакостник и Медянка на месте, за Бесшумным отправилась Лапка, — невозмутимо произносит полосатый, в то время как кончик хвоста резко дергается из стороны в сторону. Кажется, он скоро кого-нибудь убьет, — Можешь отправиться за ней по следам.
Вдох-выдох.
[indent]там, где весна помнит смерть, да огонь помнит жар, пой мне во тьме, друг мой вечен и стар на забытой тропе, где поставят мой крест,
ㅤпой мне во тьме, ㅤㅤㅤверный брат, ㅤㅤㅤㅤㅤтемный лес[/indent]
[indent]там, где весна помнит смерть, да огонь помнит жар, пой мне во тьме, друг мой вечен и стар на забытой тропе, где поставят мой крест,
ㅤпой мне во тьме, ㅤㅤㅤверный брат, ㅤㅤㅤㅤㅤтемный лес[/indent]
Сообщение отредактировал Кромешник - Рассвет, 12-Июн-2017, 23:41
Медянка просыпается, тихо что-то пробурчав под нос про глупых чудовищ с болот, что посмели потревожить его сон, забравшись мягкими лапами и туда. Но зато теперь он мог похвастаться спокойствием и принятием последующей казни за непослушание и побег из временного лагеря. При том, что если об этом узнают то, надерут его основательно, мальчишка даже мог признаться, что сильно боялся гнева матери и, особенно, дяди Тиса. Хотя, может быть, это ему простят, как первый раз, один раз не...
Тело болело, ныло, каждая мышца была натянута, как струна, и при малейшем движение грозилась порваться, но он упрямо сжимает зубы, садясь и начиная пытаться пригладить торчащую во все троны шерсть, в которую плотно впутались травинки, запах ночного леса. Мянка уже мог почувствовать его на кончике языка, если наклонился бы ниже, но он лишь обреченно смотрит на поцарапанную лапу и тихо вздыхает, думая, что бро доставил ему кучу проблем.
— Сумрак, подъем. Никто не видел котят? — Голос дяди Шрама разносится по комнате.
«Спалили.» — с ноткой обречённости проскальзывает шальная мысль, а сам он бредёт в сторону Кромешника. Ненужный в данный момент интерес толкает его в спину, когда мальчишка замечает Грозового кота, который что-то говорит, Медянка же наблюдает за старшим соплеменником, копируя его мимику и застывая с похожим, но по-детски милым лицом рядом. Различие лишь в том, что в нем это смотрится не так круто и пафосно, а желтые глаза смотрят снизу вверх.
Хаха, пора уже знать меру. Он кидает быстрый взгляд на Кромешника, понимая, что сейчас кот не в настроении, а значит, мальчишке не стоит к нему лезть, лишь потому он уделяет чистый интерес Шраму, теряя нить мрачности, но потом возвращая все на место.
Тело все ещё ломило от ночной прогулки, бока и задняя лапа саднили, отвлекая его внимание на себя, но Медянка усиленно старался не замечать, смотря лишь только на Грозового, который был таким. Таким на вид добрым, открытым, что у парнишки случается ступор, когда он понимает это. Потому что для него идеал — дядя Тис, который полная противоположность этому коту.
Что, простите.
Медянка только что открыла для себя, что бывают и такие личности.
Медянке хочется спросить дядюшку Кромешника, что с ним дальше будет после его побега, но он лишь закрывает рот, хмуря брови. Не сейчас, потому что старший занят, не нужно вызывать ещё больше раздражения на себя. Медянка так ничего и не спрашивает.
мы всего лишь топь и ветви. спи, мой братец, станет легче лес с болотом на рассвете видят сны по-человечьи
Зашевелилось. Соплеменники один за другим покидали избушку, и вот уже не осталось почти никого - только Снежа да Снежочек. А, еще Ветряшка. Повертев головой, чтобы убедиться, что все ушли, глашатая заметила крупную тушу, которая была особенно заметной в поредевшей толпе. Тучеглот опять все проспал. Что ж, этими словами можно описать всю его жизнь. - Так, держаться рядом со мной, не отставать ни на шаг, не то Тучеглот вас съест, он уже давно проголодался, - строго сказала Снежа котятам. Отчасти она считала, что они уже вполне способны идти на своих лапах, поэтому их не нужно нести, а отчасти ей было просто лень. Но прежде, чем уйти, ей нужно было взять с собой еще третьего "котенка". Снежа подошла и боднула Тучеглота в бок. - Рядовой Проглот! - приказным-офицерским тоном, так не сочетавшимся с её поведением и видом, произнесла Снежа. - Сон на службе? Атата. Шагом марш, будешь замыкать наше шествие. А затем повернулась к Снежочку: - Будешь за ним следить, - тише, чтоб Тучеглот не услышал (а может и услышал), сказала Снежа, после чего обратилась уже ко всем троим, кто пойдет под её присмотром: - Если кто-то начнет тонуть или застрянет в болоте, громко кричите. Хотя постарайтесь не распугать всю дичь в округе, ладно? Мы все-таки в гостях. Все, теперь точно пора сваливать. Снежа двинулась к выходу. - Спасибо за помощь, друзья! Да хранит вас Звездное племя! - обратилась она напоследок к сумрачным, и, наконец-то, скрылась. [водопад иллюзий]
|Серая Звезда (Звездная Серая Снежинка-Пересмешница), 32 луны, предводитель, грозовое племя, среднего размера кошечка с длинным хвостом и шерстью, быстрая, юркая, ловкая, с сильными задними лапами; кратко о внехе и характере, Снежа (с) Мумка, обстановка (с) Грязнолап| Анкета
|Серая Звезда (Звездная Серая Снежинка-Пересмешница), 32 луны, предводитель, грозовое племя, среднего размера кошечка с длинным хвостом и шерстью, быстрая, юркая, ловкая, с сильными задними лапами; кратко о внехе и характере, Снежа (с) Мумка, обстановка (с) Грязнолап| Анкета
Он не сразу замечает бледной тенью скользнувшую к выходу Квакшу, как и Медянку, копирующего его поведение — но когда девочка опускается на пол, приавливаясь боком к дверному клсяку, Кромешник поворачивается в ее сторону и тут же отмечает ее полуживое состояние. Кидает взгляд в сторону Сосновой, но не находит королеву, которая умудрилась не только упустить из виду двух своих сыновей, но и дочку довестипрактически до голодного обморока. Хотя, Замухрышка тоже хороша... Кромешник что, единственный годится на роль примерной мамочки?
Воитель тяжело вздыхает и направляется к куче с дичью, где все еще лежит недоеденная змея. Будь у него больше сил, полосатый носился бы фурией по избушке, уже бы сто раз догнал своего сына и Лапку, но сейчас он даже злиться на все происходящее нормально не может: выжат, как лимон, и только выносливость и достоинство не позволяют ему внешне открыто выражать всю степень своей дохлости. Хочется лечь и проспать несколько дней подряд, но, ха, он сам себе такой роскоши не позволит. Он же не грозовой котик, верно?
Вернувшись к Квакше и Медянке, стоящему рядом с тем самым соней-грозяшкой, Кромешник опускается на пол и разделывает остатки змеи, пододвигая часть к девчушке. Ему бы и самому не помешало поесть, но на запах еды желудок отзывается легким спазмом — его бы стошнило, если бы было чем.
— Квакша, ешь, — коротко произносит опричник и переводит взгляд на Медянку, тут же строго нахмуриваясь, и награждает мальчишку подзатыльником — ощутимым, но не слишком сильным, все так же устало, но твердо произносит следом — А с тобой и твоим братом еще отдельный разговор предстоит.
Опять же, на полноценную поучительную лекцию его просто не хватает. Потом, в лагере.
Тут изглубины доносится звонкий и веселый голос грозовой глашатой, отчего Кромешник все-таки морщится. Она подскакивает к огромному воину, обращаясь к нему как к Проглоту — опричник на автомате запоминает его вполне себе само за себя говорящее имя, — и, протараторив что-то еще, во что воитель не особенно вслушивался, наконец направляется к выходу. Кромешник лапой притягивает Квакшу поближе к себе и дальше от дверного проема, освобождая дорогу не очень-то дорогим гостям.
— Спасибо за помощь, друзья! Да хранит вас Звездное племя!
Друзья, — мысленно фыркает опричник, мрачно сверкая в темноте болотным огнем хвойных глаз — ага, как же.
И не сдерживается от облегченного тихого выдоха, когда фигуры последних грозовых скрываются в проходе. Наконец-то.
[indent]там, где весна помнит смерть, да огонь помнит жар, пой мне во тьме, друг мой вечен и стар на забытой тропе, где поставят мой крест,
ㅤпой мне во тьме, ㅤㅤㅤверный брат, ㅤㅤㅤㅤㅤтемный лес[/indent]
[indent]там, где весна помнит смерть, да огонь помнит жар, пой мне во тьме, друг мой вечен и стар на забытой тропе, где поставят мой крест,
ㅤпой мне во тьме, ㅤㅤㅤверный брат, ㅤㅤㅤㅤㅤтемный лес[/indent]
Сообщение отредактировал Кромешник - Ночь, 11-Июн-2017, 21:55
И нет, нет же покоя даже во мгле! Впрочем, пора домой. Все, практически все оставили Сгоревшего в одиночестве у старой избушки, наивно принимая его за часть этого места, но лично он не собирался оставаться здесь: не потому, что не дорожил одиночеством, а потому, что еще труднее было бы свыкнуться в новом незнакомом месте. Рывок - и он встает на лапы, слегка пошатываясь. Уже привысный запах Грозовых дорожкой уходит в нужную сторону, и Сгоревший, поулоняясь судьбе, наугад идет вперед, медленно возвращаясь на чуждо-родные земли шаг за шагом. Для слепого путь в одиночестве по незнакомым местам долог, но он не ищет поддержки: жизнь всегда диктовала полагаться только на себя.
Медянка замечает Квакшу, дергая к ней, но лапы отказываются его слушаться, так что он чуть не растекается по полу, кусая губы и стараясь сдержать болезненный стон. Черт бы побрал эти прогулочки с бро, потому что сейчас Мянка ощущал себя настоящей деревяшкой, суставы которой скрипят при каждой попытке шевельнуть конечностью, да и Белов вцелом. Кромешника же куда-то уходит, оставляя его одного, чтобы он успел собрать себя по частям и склеить, как мозайку. Ему почти удается это сделать, даже вымученно и ободряюще улыбнуться сестре.
Ей, наверное, было ещё хуже, так что не стоит раскидать, Мянка, ты же не мямля и не сопля. Он будущий лучший войн племени, который сможет догнать даже дядю Тиса по силе, мальчишка хмурится, смотря, как дядюшка разделывает змею и предлагает Квакше. Видимо, она проголодалась, потому что не ела долгое время ведь, насколько он помнил, ее мать так и не дозвалась.
Хотя ему ли осуждать сестру? Сам он повел себя не лучше, убежав в лес, видимо, этим он будет себя корить оставшуюся жизнь.
Он растерялся, когда получил подзатыльник, а потому покачнулся, чуть не вписавшись живописно носом в досчатый пол. Это было... неожиданно. Мальчишка поднимает глаза я наполненные до краев детской обидой, а потом молча дуется, думая, что ему и не так попадёт. Особенно после многообещающих слов дядюшки.
— А с тобой и твоим братом еще отдельный разговор предстоит.
Значит его ещё будут ругать, скорее всего, когда они придут в лагерь, потому что сейчас все уставшие. И злые. Ужос, кажется, Медянка может почувствовать дыхание смерти на своём загривке.
— Хорошо, дядюшка Кромешник.
Мальчишка хочет стыдливо спрятать взгляд, но гордость не даёт. Черт бы ее побрал! Дядюшка Кромешник звучит комично, ноэто само как-то срывается с его губ, повисая в воздухе. Потому что если Тис — дядя, то Кромешник — дядюшка.
мы всего лишь топь и ветви. спи, мой братец, станет легче лес с болотом на рассвете видят сны по-человечьи
Молодой воитель со странно горящим взглядом плавно поворачивает голову к толстяку. И вот вроде самое обычное действие, самый обычный, холодный и уверенный взгляд... Но Тучеглота какая-то жестокая грация, скользящая во всех движениях сумрачного, пробирает до мурашек. Глот еле-заметно дернул хвостом, стараясь не выдать, как сильно его пугает все происходящее. Кажется, все обошлось - опричник отвечает, хоть и чрезмерно сдержанно и вежливо. Оказывается, Гроза уходит и надо торопиться, о чем говорит неугомонная Снежа (откуда она вообще тут появилась, что за чудо трансгрессии?) Вся информация доходит до Тучеглота медленно, поэтому он послушно кивает глашатой, провожая ее задумчивым взглядом и медленно двигается к выходу из избушки. - Так точно! - бросает он шутливый ответ вслед убегающей кошке.
По идее, сейчас самое время отправляться домой следом за Снежинкой и Снежочком, ибо в противном случае толстяк дорогу до земель Грозы не найдет... Все, как оказалось, не так уж и плохо, он даже не совсем все проспал. Короче, Глот мог со спокойной совестью покинуть избушку следом за остатками грозовых. Но делать этого он, конечно же, не будет. Манул уже почти выходит из избушки, но замирает буквально на пороге, поворачиваясь. Снова смотрит на кота, что заговорил с ним пару минут назад. Статный, с гордой осанкой, тот уже вовсю занимается племенными делами. Только вот странные дела у сумрачных какие-то. Почему так холодно сверкнули глаза этого молодого кота? Зачем он отвесил подзатыльник какому-то крошке? Тут это что, в порядке вещей? А как же ласка по отношению к малышам? Все эти вопросы читаются в круглых глазах манула, но тот не решается их озвучить. Может, тут со всеми так. Но в голове недогрозового вертится еще один вопрос, который не задать невозможно. И это даже не мысли по поводу змеи (ааа господи она же такая страшная как ее можно есть она убьет любого фуфуфу), это нечто еще более глупое. Кажется, домашнее нутро берет верх. Как бы Глот не был благодарен Грозе, желание хоть раз увидеть людей в нем все еще очень сильно. А эта избушка - точно дело рук Двуногих. Может, они тут бывают? И здоровяк, мучимый странным вопросом, снова позволяет себе обратиться к зеленоглазому воителю, стараясь, чтобы голос в этот раз звучал хоть чуточку уверенней. - Спасибо за помощь, и еще раз простите за беспокойство, - кажется, того Сумрачного зовут Кромешник (его так назвал один из котят). Только вот какой из него дядюшка? Уж на что-что, а на уменьшительно-ласкательных суффикс этот воин точно не претендовал, - Возможно, это глупый вопрос, и все же... А тут лю... Двуногих нельзя встретить? Да, он глуп и наивен, да, его вопрос чистокровным лесным понять сложно, но сам Глот не понимает, как нелепо сейчас выглядит. С абсолютным добродушием и неким смущением смотрит на опричника, ожидая ответа. Кажется, остается 15 процентов.
Квакша неприязненно покосилась вслед иноплеменным, что один за другим таяли в сумраке леса. Их запахи раздражали обоняние котёнка, заставляя его нервно облизнуться. Слюна была вязкой; во рту все пересохло. Звезды по-прежнему «звучали», маня холодностью хрустальных изломов.
Неожиданно на периферии зрения Квакши возник знакомый образ. Кроха с трудом повернула - нет, проволокла - голову в сторону Кромешника. Сумрачная была вынуждена отметить про себя удивительную способность полосатого воителя оказываться рядом с ней в моменты острой нужды. Сколько ещё раз зеленоглазый вызволит эту непоседу из неприятностей? "Квакша, ешь," - звучит бархатный голос взрослого, разбивая стройное звучание, лившееся с неба и укачивающее малышку. Черно-рыжая потешно заскребла коготками по деревянному полу избы, силясь приподняться и разглядеть нечто, принесенное Кромешником. Мир под лапами лихорадочно затрясся, но Квакша изо всех сил старалась удержать равновесие, снова и снова воспроизводя в голове призыв опричника, цепляясь за него, как за мягкое плисовое одеяло, способное излечить от усталости даже самого прилежного работягу. Остановив, наконец, разбушевавшуюся земную твердь, сумрачная воззрилась на выпотрошенную тушу змеи, кровавым месивом растекающуюся по полу. "Итак, - с толикой сомнения подумала Квакша, - я должна съесть это?.."
До сих пор малышке приходилось употреблять в пищу только тёплое мамино молоко. Неудивительно, что подобная альтернатива предыдущему лакомству так её изумила. Однако перечить суровому полосатому воителю Квакша не решалась; к тому же, у неё попросту не оставалось сил на капризы, а потому сумрачная послушно склонилась над дичью и опасливо её обнюхала. В нос ударил терпкий запах крови и солоноватый душок чешуи, за которыми тонким шлейфом протянутся аромат сумрачных болот. В невольном наслаждении черно-рыжая смежила веки, потушив на миг огонь в янтарных глазах. Любопытство взяло верх над опасениями; кроха сомкнула челюсти на сочной змеиной плоти.
В пасть Квакше хлынула остывшая, но оттого не менее вкусная кровь. Стекла по подбородку, предварительно замарав белые, словно отлитые из хрусталя, усы. Кожу змеи кроха прожевала с трудом, однако проглотив её, непоседа почувствовала насыщение: по телу разлилось приятное тепло, в клетках высвобождалась энергия. Квакша вновь стала собой - живой и подвижной малышкой.
Желая как-то отблагодарить Кромешника за угощение, сумрачная, не проронив ни слова, подошла к полосатому коту и ткнулась окровавленной мордой в его лапу. Красная, кажущаяся чёрной в ночи жидкость испачкала светлую шерсть опричника, и Квакша, отстраняясь, испуганно втянула голову в плечи. Не найдя ничего лучше, кроха торопливо слизала алые капли с шерсти взрослого, а затем отступила на пару шагов назад, вновь склоняясь над недоеденной змеей. Наградила стоящего неподалёку Медянку улыбкой, демонстрируя перепачканные клыки, и впилась в плоть земноводной.
хоть однажды осмелься уйти в никуда заблудиться у леса в чреве
хоть однажды осмелься уйти в никуда заблудиться у леса в чреве
Дата: Рассвет, 12-Июн-2017, 00:37 | Сообщение # 912
он из болотных огней, серебра и теней
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 2350
— Хорошо, дядюшка Кромешник.
Дядюшка. Дядюшка Кромешник. О, Звезды, серьезно?
Опричник смотрит на мальчишку, то ли как на какое-то странное недоразумение, то ли как на своего собственного ребенка — со смесью недоумения, удивления, уже рассеивающейся строгости и какой-то теплой, смутной лаской, которая не должна была прорваться наружу, тем более по отношению к юному нарушителю правил. Но... Дядюшка — так мило! Глупо и мило. Он ведь ему даже не родственник. Хотя, все-таки, формально это дети Тиса, а дети Тиса для Кромешника — практически его собственные.
— Просто Кромешник, — все-таки глухо поправляет мальчишку, отводя от него взгляд обратно к темному лесу. Звездная ночь, совы кричат. Где Лапка с Бесом, черт их дери?! Еще немного — и он сам двинется следом.
На выходе застыл Проглот — черт знает, как его зовут на самом деле, но это имя действительно странное — уставившись на опричника изумленным взглядом, большими круглыми глазами, в которых легко можно прочитать все то, что крутится в голове у здоровяка, а эмпат-Кромешник и вовсе делает это, не задумываясь. Смотрит на него в ответ прямо, чуть изогнув бровь, и тихо хмыкает — долго ты там еще стоять собираешься? — еле сдерживаясь, чтобы не рыкнуть на грозового и не напомнить, что он должен как можно скорее выметаться из избушки. Любому гостеприимству есть конец — а уж сумрачному он наступил сразу после того, как первые грозовые двинулись в путь.
Но тут грозовой воин проявляет чудеса идиотизма: вместо того, чтобы наконец пойти вслед за своими соплеменниками, он открывает рот, вновь обращаясь к Кромешнику. Опричник, и до того сидящий прямо, теперь весь незаметно напрягается, чуть впиваясь когтями в ветхую древесину. Пожалуй, будь он менее уставшим, то никаких 15 процентов не осталось бы уже давно: полосатый бы неудержимым вихрем оказался рядом с наивным манулом и в морду ему прорычал бы самые лестные напутствия напоследок. Но сейчас Кромешник — это внешне нечто жесткое, но почти прозрачное, уверенное в себе, но изнутри раздробленное и нуждающееся в срочном отдыхе — его злость хотя и пляшет пламенем на углях, но все-таки не рождает энергию.
— Спасибо за помощь, и еще раз простите за беспокойство, — Опричник ничего не отвечает на эту реплику, в повисшей паузе продолжая буравить горящим взглядом грозового, сдерживая подкатывающий к горлу утробный рык, не понимая, какого черта Проглоту вообще от него нужно. По нему разве видно, что он настроен на беседу? — Возможно, это глупый вопрос, и все же... — Не лучше ли тогда держать его при себе и свалить поскорее? — А тут лю... Двуногих нельзя встретить?
Первое, что понимает Кромешник — этот тип совершенно точно безмозглый. Второе — он явно из домашних, потому что едва не проскользнувшее люди знакомо опричнику — спасибо несколько лунам странствия — именно так называют двуногих одиночки и домашние. Третье — убивать этого толстяка-добряка все-таки не хочется. Он хотя и до невозможного, до мерзкого сладкого привкуса во рту наивен, добродушен и мягкотел, все-таки вызывает скорее желание весело подтрунивать над ним, чем впиться в глотку. Но слово весело сейчас явно не употребимо к Кромешнику, а потому он с удивительным для него безразличным спокойствием и лишь легким раздражением отвечает грозовому, проявляя невероятную для него сдержанность. Определенно, усталость усыпляет его внутреннюю истеричку.
— Если бы их можно было встретить, то Сумрак ни за что не привел бы сюда своих котят, — сощурив глаза и чуть вскинув подбородок вверх, Кромешник вновь внимательно вглядываетс в этого странного огромного кота. Зачем ему знать про двуногих? Страх? Не похоже. Скорее... Надежда? Интерес?
Фу. А вот это действительно отвратительно.
Двуногие — зло. Даже несмотря на то, что именно они спасли Кромешника от смерти, залатав его голову: если бы не они, то он бы и не попал под чудище, не плутал бы в их каменном вонючем лесу, не встретил бы проклятого городского бродягу, не... К черту. Отвратительные лысые твари. А те, кто позволяет их скользким рукам ласкать себя — еще хуже. Грязь.
— Поторопитесь, — с нажимом напоминает Кромешник, уже практически рыча, хотя на деле это просто его хриплый шепот, змеиным шипением вырывается наружу, по-прежнему не сводя своих зеленых болотных огней с добродушной морды Проглота.
Вдруг что-то утыкается в его лапу: Кромешник опускает взгляд вниз, тут же узнавая Квакшу и вновь вопросительно изгибая бровь, не понимая, чего малышка от него хочет — на его шерсти тут же осела алая жидкость, из-за чего опричник на мгновение окаменел. Чуть поблескивающая в бледном лунном свете, черная кровь констратно выделялась на его светло-серой, пепельной шерсти — из-за усталости Кромешник никак не может понять, откуда ей было здесь взяться, с ужасом вдруг подумав, что ему мерещится — снова! — но почти тут же отогнав эту мысль. Взгляд падает на лежащую рядом кровавую тушку дичи, на испачканную мордочку Квакши, и пазлы встают на место: теперь уже полосатый глядит удивленно только на девчонку, вылизывающую его лапу. Ему хочется отстраниться и остановить котенка, но почему-то зеленоглазый не может произнести ни слова, словно в каком-то трансе наблюдая за ее действиями. Лишь когда Квакша уже вновь впилась в змею, Кромешник сообразил, что это была благодарность — и запоздало, но все-таки улыбнулся, уставшей, теплой, едва заметной улыбкой, чуть повернув голову, так, что Проглот, скорее всего, видел лишь тень улыбки.
И вновь поворачивается к грозовому, молчаливо, но многозначительно глядя на него.
Тебе пора, пушистый.
[indent]там, где весна помнит смерть, да огонь помнит жар, пой мне во тьме, друг мой вечен и стар на забытой тропе, где поставят мой крест,
ㅤпой мне во тьме, ㅤㅤㅤверный брат, ㅤㅤㅤㅤㅤтемный лес[/indent]
[indent]там, где весна помнит смерть, да огонь помнит жар, пой мне во тьме, друг мой вечен и стар на забытой тропе, где поставят мой крест,
ㅤпой мне во тьме, ㅤㅤㅤверный брат, ㅤㅤㅤㅤㅤтемный лес[/indent]
Дата: Рассвет, 12-Июн-2017, 01:55 | Сообщение # 913
trust me, i'm вне игры
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 2808
Когда нормальным котам отвечают холодно и сдержанно, так, чтобы в воздухе чувствовал легкое раздражение, нормальные коты все прекрасно понимают и спешат ретироваться. Нормальные коты не лезут к воителям племени Теней с нелепыми вопросами, просто потому что им в голову пришла подобная идея. Нормальные коты ценят гостеприимство, но не злоупотребляют им. Знаете, какая фраза последует дальше? Правильно, Тучеглот не был нормальным котом. Верней, он был слишком миролюбивым - не верил, что его интерес может выглядеть глупо и надоедливо. Не понимал, что в Сумраке, где ценится чистота крови, где запрещено бывать на землях одиночек, говорить о людях даже самую малость не стоит. К холодной, змеино-шипящей манере речи Кромешника Глот привык почти моментально, приняв это скорее за привычку, нежели чем за раздражение. Вообще этой серый воин в глазах бывшего домашнего выглядел "настоящим сумрачным", словно сошедшим с обложки учебника воителеведенья. Хвойные глаза, в которых плещется что-то среднее между огнем и ртутью, тихая, мгновенно заползающая в подкорку манера говорить, эта чуть вздернутая голова... Сумрак во плоти. Образ серого воина, почти растворившегося в темноте ночи, был слишком интересным и по-страшному красивым, чтобы грозовой так просто ушел. Поэтому прозрачные глаза следили за каждым плавным движением воина, и во взгляде ленивца читался неподдельный интерес. — Если бы их можно было встретить, то Сумрак ни за что не привел бы сюда своих котят. По тону Кромешника недовоитель догадался, что явно выбрал не ту тему для разговоров. Очевидно, в Тенях людей не жаловали совершенно. Ну что ж, попытаться стоило... На холод и сдержанность сумрачного Глот ответил смущенным кивком и неловкой улыбкой - признаю, спросил глупость. - Понимаю, сам пытался работать "няней", - усмехается кот, пытаясь донести до собеседника свою мысль, - Но все же не стоит судить о целом по его части, - предательская дрожь в голосе почти сошла на нет, поэтому замечание, тихо оброненное котом, звучало, словно абстрактная фраза из засаленной буддисткой брошюрки. Глот-проповедник здесь, возрадуйтесь! Тучеглота поражает тот огонек, что проскальзывает в глазах опричника каждый раз, когда тот говорит с иноплеменным. И краешек улыбки, обращенной к малышке, не ускользает от полупрозрачных глаз. Тень улыбки. Символично. Кромешник с присущей всем сумрачным максимальной деликатностью ласково намекает, что пора уходить. И одна часть Тучеглота прекрасно понимает, что логично поступить именно так - еще раз сказать спасибо и убежать догонять соплеменников. Но проблема в том, что понимает это меньшая часть, а большая уже занята другим. Еще одна идея, максимально глупая. - А еще вопрос можно? Скорее, даже просьбу, - Тучеглот обезоруживал своей бесхитростностью и верой в добро - кажется, не понимал, что злоупотребил гостеприимством еще минут пять назад. Но манул всегда думал животом, а не головой, так что...
Дата: Рассвет, 12-Июн-2017, 02:49 | Сообщение # 914
он из болотных огней, серебра и теней
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 2350
И все-таки он совсем безнадежный.
Кромешник вглядывается в его черты, в чуть приплюснутую морду, не подходящие взрослому коту глаза — открытые, чистые, наивные, почти как у Пузырчатого, тоже цвета ясного неба. Весь этот кот какой-то чудной: воистину огромный, неестественно для обычного кота, но не внушающий страха или трепета своим размером, пушистый, тучный, словно какая-то вырванная фантазия из головы ребенка. И смотрит он, как ребенок, любопытно, во все глаза: точно так же, как на Кромешника смотрел и маленький Рассветик, когда он пришел в лагерь Грозы с делегацией — словно в первый раз видит сумрачного воина. Впрочем... Видимо, такого действительно впервые.
Эти непосредственность и наивность начинают раздражать уже до зуда в лапах — Кромешник понять не может, как эта здоровенная туча может вести себя так нелепо и странно. Любопытный взгляд иноплеменного воитель выдерживает спокойно — его в принципе невозможно смутить чем-либо подобным, если ты не Змееуст, конечно, — и все так же мрачно смотрит в ответ.
— ..Но все же не стоит судить о целом по его части.
0%
Только вот этого Кромешнику не хватало — мудрых поучений, умный взгляд со стороны проклятого грязнокровки. Но он ничего не отвечает ему: не хочет вступать в бессмысленную дискурсию с тем, чье мнение его совсем не волнует.
Воин сильнее впивается когтями в пол, чувствуя, как изнутри поднимается что-то опасное и горячее, искрясь и взрываясь.
Да что ты знаешь, — хочет прошипеть сумрачный, на мгновение видя перед собой не грозового, но призрачный силуэт с пронзительными желтыми глазами, чувствуя не влажный, заплесневелый запах избушки, а едкий дым городских улиц — и от слепой ярости, алой пеленой застелившей глаза, он чуть было на срывается с места, чтобы впиться клыками в чужую плоть, развеять иллюзию.
Никто не знает, с какой частью целого ему суждено встретиться.
Разрушенный старый лес, четыре могучих дуба лежат, как сраженные гиганты, в развороченной, раздробленной земле. Опустошение, голод, смерть — больше там не поют птицы, не вьются тени в густых чащах, не журчит река. Больше нет того леса — зато есть каменные, пропахшие ядом дома двуногих. Есть убитые чудищами соплеменники, есть посаженные в клетки свободные одиночки. Двуногие — разрушение. Двуногие — глупые, безмозглые, потерявшиеся создания, забывшие о том, где их настоящий дом.
Да, ему повезло, что его не оставили на гремящей тропе истекать кровью и умирать — но они лишь исправляли свою собственную ошибку.
Домашние киски — обманутые притворной, двуличной лаской этих лысых отвратительных созданий, такие же глупые и никчемные существа.
И для Кромешника никогда не будет иной правды, что бы там этот пушистик ни говорил.
— А еще вопрос можно? Скорее, даже просьбу.
Опричник отмирает, вновь опасно сверкая глазами — и поднявшаяся внутри буря наконец дарует ему долгожданную энергию. Режим беса включен. Он остро, по-лисьи ухмыляется своей неповторимой демонической улыбкой, в которой нет ни капли того нежного мягкого тепла, подаренного Квакше — и плавно поднимается со своего места, не отрывая колдовского взгляда от Тучеглота, и медленно, по-змеиному грациозно подается вперед. Грозовой выше его неизвестно во сколько раз, но Кромешника ни капли не смущает их разница в росте: он словно не ощущает ее, хотя приподнимается, вплотную придвигаясь к манулу, максимально близко к его морде. Опасные сумрачные огни пляшут во взгляде, и Кромешник накрывает одну переднюю лапу манула своей, сначала мягко и невесомо, но во время речи вдруг вонзая коготки в чужую плоть — не настолько сильно, чтобы серьезно ее повредить, но ощутимо. И говорит: тихо, проникновенно, уже не змеиным шипением, но своим мелодичным, тягучим, как мёд, голосом — те, кто его знают получше, совершенно точно могут подтвердить, что подобная сладкоречивость не сулит ничего хорошего. Точно так же он жарко шептал что-то Дожделовке на ухо, прежде чем отгрызть его.
— Это будет последняя ваша просьба, которую я, возможно, выполню, — Или нет, я подумаю, — А после этого вы незамедлительно, сию же секунду покидаете наши земли вслед за вашими соплеменниками. Мои слова вам понятны, дорогой союзник?
С таким же успехом он мог назвать его самым ужасным из ругательств.
Кромешник, стервец, распоясался!
[indent]там, где весна помнит смерть, да огонь помнит жар, пой мне во тьме, друг мой вечен и стар на забытой тропе, где поставят мой крест,
ㅤпой мне во тьме, ㅤㅤㅤверный брат, ㅤㅤㅤㅤㅤтемный лес[/indent]
[indent]там, где весна помнит смерть, да огонь помнит жар, пой мне во тьме, друг мой вечен и стар на забытой тропе, где поставят мой крест,
ㅤпой мне во тьме, ㅤㅤㅤверный брат, ㅤㅤㅤㅤㅤтемный лес[/indent]
Сообщение отредактировал Кромешник - Рассвет, 12-Июн-2017, 03:39
Дата: Рассвет, 12-Июн-2017, 10:13 | Сообщение # 915
Оруженосец
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 41
Мальчишка куда-то исчезает, теряясь в толпе. Грозовое племя возвращается в свой лагерь. Наконец-то. Лань с грустью окидывает взглядом избушку. Раньше, когда она была ещё Сумрачной, тут можно было отдохнуть от оков лагеря. Но теперь всё изменилось. Тени — уже больше не часть Лани, просто забытое воспоминание. Ужасное, залитое кровью и страданиями.
А теперь — новая жизнь. Начатая с чистого листа.́
Замечает Кромешника, сердце чуть замирает. Лань хочет подойти к нему, тихо прошептать в ухо "мразь" и скрыться следом за всеми. Но лишь проходит рядом, еле задевая демона хвостом. Около окна оглядывается, грустно глядя ему в глаза. В последний раз взмахивает хвостом, и, сморгнув слёзы, исчезает в окне.
Тени изменились.
Всё началось с восстания.
Снова оглядывается. Там было темно, сыро и уютно. Но теперь это не её дом.
Осторожно заскакивает на ветку, после спрыгивает, следуя по следам и запахам.
Вниз 
[/cut]
