Вековой лес - Игровые темы - Ролевая Коты-Воители Знамение Звезд

Вековой лес

Рык

Дата: Сумерки, 30-Июл-2011, 08:14 | Сообщение # 1

Злой дядя-Рык

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 1037

в е к о в о й · л е с

[cut=шапки © Яролистый и Ржавница]

[/cut]

Только выйдя из лагеря, тонешь в терпком запахе благородной хвои. Какую тропинку ни выбери, каждая вьется тонкой ленточкой среди высоких деревьев с пушистыми, раскидистыми лапами и острыми верхушками, достающими, кажется, до самого небосвода. Под лапами мягко пружинит настил из еловых игл и клубятся тени, повсюду следуя бок о бок с Сумрачными котами.

Вековой лес невидимой границей разделяется на ельник и сосновый бор — отличия почти незаметны, но все же есть. Тем не менее, обе части леса являются как излюбленным местом для отдыха и прогулок, так и богатыми охотничьими угодьями. Целители же могут найти здесь огромное количество лекарственных трав.

Широкие лапы елей и сосен смыкаются над головой, образуя настоящий потолок и практически не пропуская свет — вековой лес окутан мягким полумраком, привычным и приятным глазам Сумрачных воителей. Ведущие во все стороны дорожки, по которым много-много лун ходили лапы котов племени Теней, то переплетаются друг с другом, то расходятся, непременно выводя путников туда, куда им нужно. Но следует быть осторжными: здесь каждый шаг оборачивается опасностью для того, кто плохо знает Сумрачные территории — повсюду замаскированные ямы, наполненные осколками стекла и другими острыми предметами. Нарушители границ едва ли смогут сделать и несколько шагов, не оказавшись в ловушке, выбраться из которой самостоятельно невозможно.

[cut=здесь можно найти]
дичь:

· клесты
· ящерицы
· белки
· дрозды
· дятлы
· корольки
· летучие мыши
· совы
· тетерева
· филины
· мыши
· кроты
· кедровки
· мышовки
· бурундуки
· чижи
· воробьи
· кролики (очень редко)

травы:

· хвощ
· еловые иглы
· валериановый корень
· крапива
· тимьян ползучий
· малина
· мальва
· остролист
· папоротник
· ромашник
· тис
· лиственница
· паутина
· можжевельник
· черника
· боярышник
· грушанка
· сосновые почки
· вороний глаз[/cut]

в ы с о х ш е е · р у с л о
р у ч е й

[cut=шапка ©Жаворонок]

[/cut]

Разделенный в результате прокатившегося по территории пожара на две части, ручей берет свое начало в озере и тянется до ельника, где поваленное дерево перекрывает поток воды. За ним — высохшее русло, что кажется совершенно безжизненным и пустым. Но первое впечатление нередко бывает обманичво, и если приглядеться, то можно обнаружить здесь множество мышиных норок. В этом месте охота почти всегда удачная, а потому Сумрачные воины часто приходят в поисках добычи.

Над руслом ручья склонили свои кроны деревья, укрывая его от палящего летом солнца. Здесь всегда можно найти тень и прохладу, а на упавшем дереве, наоборот, погреться под солнечными лучами. По другую сторону ручей продолжает шуметь и бурлить, рассыпаясь разноцветными брызгами там, где поток упирается в ствол дерева.

[cut noguest=здесь можно найти]
дичь:

· лягушки
· тритоны
· мыши
· кроты
· камышевки
· черные крысы

травы:

· тысячелистник
· бурачник
· одуванчик
· пижма
· незабудка
· корень лопуха
· собачий шиповник[/cut]

Сурепка

Дата: Ночь, 16-Июн-2019, 12:13 | Сообщение # 1696

не отбрасывая тени
⠀

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 846

Лунатик никогда не придавал большого значения словам. Он мало говорил по жизни, почти не приставая ко взрослым с вопросами, умея слушать и выцеплять то, что ему надо из обрывков чужих разговоров. Сумрачный не любил подбирать нужные фразы и плохо ориентировался в извилистых улочках социальных взаимодействий. Можно сказать, что он больше предпочитает делами и поступками доказывать свои чувства, если бы у него в достатке было, что доказывать. Сумрачного нельзя назвать бесчувственным или равнодушным, но за пять с лишним лун жизни его ни разу не переполнило этим через край, не захлестнуло желанием подтвердить самому себе, в первую очередь, свои мысли. Но судьбоносный момент, миг, когда полюса меняются местами, а тектонические плиты внутреннего мира сотрясаются страшными землетрясениями, должен был настать. Он настает в жизни каждого, но кто-то, увы, бывает настолько слеп, что пропускает его мимо себя, не обращая на изменения должного внимания.

Лунатик не слепец.

Он с удивительной легкостью ловит Мишины эмоции, почти что чувствуя их вкус, кисло-сладкий, с тонким перечным ароматом. Сумрачный смотрит еще пару секунд внимательно, удивляясь тому, что для светлого настолько важно было услышать положительный ответ на свой вопрос. Это льстит и Лунатик не может этого отрицать. Он все еще не знает, что делать дальше. Ведь что-то должно поменяться после того, как двое признают друг друга друзьями - единственными на всем белом свете. Олененок уже знает, что не захочет разменивать Мишино доверие на попытки завести другие знакомства. Лунатика утомляет общение, всегда утомляло и это не изменится, но сейчас ему кажется, что он сможет научиться впитывать в себя часть Мишиной энергии и тем самым уравновешивать себя. Он не боится отравиться этим, он готов рискнуть.

Тусклый взгляд уже гуляет за спиной городского, обманчиво спокойным и равнодушный. Но стоит только Мише приблизиться, прижаться, прикоснуться, как зрачки Лунатика расширяются.

Он не ожидал такого резкого вторжение в личное пространство и ему даже хочется отступить, но это секундное желание полностью растворяется в жарком пересвете мерцающих древесных углей, которыми засыпана душа Лунатика. Он не двигается ни на миллиметр, лишь слегка прикрывает веки и еле заметно улыбается, надеясь, что такая улыбка сумеет согреть его одинокого друга.

Олененок не отвечает, ему кажется, что сейчас его попытка произнести что-то вслух только все испортит. Но ему и не надо говорить, Миша, кажется, понимает нелюбовь Лунатика к словам и не требует их в ответ прямо здесь и сейчас. Вместо этого светлый отходит к дереву.

Сын лунной ночи и болотных туманов следит за движениями городского, хотя и не смотрит на него прямо. Он чуть морщит нос, скорее от любопытства, нежели от чего-то еще. Стоит только Мише отвернуться к дереву, чтобы оставить на нем царапины, как взгляд становится более цепким и жадным, прожигает светлого между лопаток, а после подпаливает метку на коре.

Лунатик рассматривает глубокие борозды, потом смотрит вокруг - ему надо запомнить место, чтобы потом мочь безошибочно точно находить именно это дерево. Кивает на слова Миши и подходит к нему. Сначала просто опирается на дерево передними лапами, точно трогает пальцами следы, оставленные чужими когтями, а после добавляет еще несколько, обнажая беззащитную светлую кожу дерева.

-Никогда, - отвечает глухо, но тут же коротко усмехается.

“Никогда” - это очень долго. Миша готов дружить с ним так долго? Хотя метка на сосне это вовсе не залог бесконечной дружбы.

А вот глубокие вспоротые царапины на душе - вполне.

Миша готов направляться в лагерь и Лунатик вдруг думает, что прогулка получилась гораздо лучше, чем он мог предположить.
Не сказав больше ни единого слова сумрачный отправляется следом за бывшим одиночкой.

Воробушек

Дата: Ночь, 16-Июн-2019, 12:37 | Сообщение # 1697

яркий костер,
сумрачная инквизиция

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 1584

— Никогда, — они возвращаются к остальным, но Миша будто витает в облаках, почти не заметив того шевеления, что происходит в толпе оруженосцев и детей.

Понятно одно: они возвращаются в лагерь, где мальчишка опять будет или маяться на поляне, или спать, или с кем-то знакомиться. Миша не избегает общества, от будто бы открыт для всего, но не готов впускать кого-то дальше порога; это его манера общения: душа компании, всегда вежливый, не идеальный, но приятный почти для каждого. Полукровка аккуратно проходит к своему провожатому, наблюдая за взаимодействием других, а у самого на лице — жадное вдохновение; он даже не устал, разве что эмоционально, привыкший к долгим путешествиям, но совершенно не приспособленный, казалось бы, к дружбе и ярким впечатлениям.

Сумрак постепенно становится ближе, и сумрачный полукровка может даже понять что-то: крепкая нерушимая семья, не готовая почти никогда принять кого-то чужого, строгие законы, вышколенное поведение, однако ни один из обитателей не потерял своего света. Миша чуть поводит плечами, разминая мышцы, лопатки остро выпирают из-под шерсти, в лесу становится холоднее, зажигаются светлячки, ползающие в редких проблесках травы, сумерки полотном укрывают землю. Воздух обжигает лёгкие ночной свежестью, иглы под лапами постепенно остывают после солнечного тепла, а ветер шумит в острых пиках елей, качающихся над головой, но пропадающих в мглистом тумане набежавших облаков.

— Мы возвращаемся в лагерь, — сумрачные кучкуются, и Миша оказывается рядом с Лунатиком в одних из первых линий, где-то рядом маячит Вранолапый.

Мальчишка ёжится, не спеша прижаться боком к чужому теплому, потому что хватит на сегодня неожиданных прикосновений, тисков, обниманий.
— За мной, ребята! — Миша чуть качает кончиком хвоста.

Тропинка петляет, и мальчишка рад, что впереди большой тенью маячит товарищ оруженосец, за которого можно уцепиться взглядом и спокойно идти по направлению к лагерю, перебирая лапами. Иглы разлетаются в стороны, когда он запинается в темноте за торчащий корень, в раздражении прикрывает глаза и проклинает весь этот лес с неровностями и внезапными кочками. В городе такого не было, там он знал, как двигаться, чтобы производить как можно меньше шума.

Здесь же — нет.

После леса начинается тонкая тропинка, которую он пересекает также спокойно и задумчиво, даже не задумываясь о том, что может упасть вниз. Узкий проход, где тьма укрывает пуховым одеялом — и они почти в самом сердце сумрачного леса.

сердце сумрака ↠

мы всего лишь топь и ветви. спи, мой братец, станет легче
лес с болотом на рассвете видят сны по-человечьи

лань ` 8 лун ` сумрачный уц

Сурепка

Дата: Ночь, 16-Июн-2019, 12:58 | Сообщение # 1698

не отбрасывая тени
⠀

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 846

Они возвращаются к группе племенных и Лунатик чуть хмурится, глядя в сторону. Тут до духоты шумно, а детский плач раздражает. Олененку бы хотелось отстраниться и абстрагироваться, закрыть уши и не слышать чужого голоса, но это не так то просто совершить. Эмоции Плетенка, а плакал именно он, волной обдают Лунатика и он чуть сбавляет ход. Сглатывает и мотает головой. Ужасно глупо уметь тонко сопереживать другим, но совершенно не знать, что с этим делать дальше. По этой причине Лунатик просто хмурился и отворачивался, когда сталкивался с настолько сильными всплесками чьих-то ощущений. Возможно, это и было одной из причин, почему он предпочитал держаться подальше от товарищей по палатке, а также объясняло его интерес к Мише. Мишу читать было сложно. Лунатик не брался угадать, какая эмоция в серых глазах была истиной, а какая - ложной, он не мог предположить, думает ли бывший одиночка о том же самом, о чем говорит, или в его голове роятся совершенно другие фразы. Это возбуждало интерес, даже вызывало некий азарт, хотя Лунатик не называл свои чувства подобными словами. Ему проще было объяснить все тем, что рядом с Мишей становилось тихо и спокойно, его эмоции не обдавали эмпата кипящими волнами смертоносных вод, а лишь пели еле слышными отголосками ветра и птичьих трелей.

Плетенок успокаивается достаточно быстро и олененок теряет к нему интерес, перестает выделять среди толпы других котят. Угольный мальчишка, любопытствующий вместе со своей сестрой во всех уголках лагеря, становится лишь одним из, как только перестает эмоционировать. Лунатик уверен, что передышка у Плетенка будет короткая, как всегда, и он вновь заметит его среди остальных очень скоро.

Сумрачный мальчишка осторожно обходит всех сбоку, стараясь держаться ближе к Мише, не терять его из поля зрения и дергает хвостом, ловя слова Вранолапого. В лагерь так в лагерь, он совершенно не против. Мальчишка замечает светлую шерсть Ряски, но не спешит ее догонять. Она тоже идет в лагерь, и, раз она его не позвала, значит он может идти не с ней, а с другим оруженосцем.
Лунатик держится позади бывшего одиночки, задумчиво рассматривая его лапы. Сам сумрачный еще не овладел навыком абсолютно бесшумной ходьбы, но не был от него далек. Это умение словно бы впитывается в Сумраке с молоком матери и кровью первой съеденной дичи. Миша создавал больше шума и Лунатик никак не мог понять, отчего это зависело. Лапы у полукровки, вроде бы, были такие же, да и шевелился он похожим образом..

Лунатик давит желание мечтательно улыбнуться, отгоняет от себя подальше всякие фантазии, и сосредотачивается на дороге до лагеря.

-сердце-

Сообщение отредактировал Лунатик - Полдень, 19-Июн-2019, 22:08

Подбел

Дата: Рассвет, 17-Июн-2019, 21:37 | Сообщение # 1699

тень на солнце — метеоритный дождь

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 644

Прогулка заканчивается, Белозмей чувствует легкое утомление и приятное удовлетворение. Конечно, без сложностей не обошлось, - плачущий Плетенок, странное поведение Вранолапого и Ряски, дети, снующие туда и сюда. Да, тут точно не хватало двух глаз, чтобы уследить за всеми. Хорошо, что они с Метелью были вдвоем, да и остальные оруженосцы вернулись быстро. Все кроме...

Впрочем, не важно. Белена подталкивает детей ко входу в лагерь и остается в лесу, следя за их передвижениями с этой стороны рва. Там их встретит Ряска и Вороненок, а тут подстрахует он при необходимости. Самому идти на поляну не особо хочется, хотя в лесу, когда соплеменники уходят, становится печально и пусто, тихо...

Белозмей коротко улыбается сам себе. Детство - лучшая пора и никто его не переубедит в обратном. Такое детство, как было у него и такое, какое есть у ныне живущих котят, - мирное небо над готовой, много еды и заботливые старшие. И не нужно нюхать порох раньше времени.

Старший оруженосец неспешно проходится по кромке леса, принюхиваясь и проверяя, чтобы в лесу не осталось какого-нибудь заблудшего котенка. Все чисто, но он перепроверяет себя еще раз. Наконец, убедившись, что вся сумрачная ребятня благополучно вернулась домой, усаживается недалеко от входа в лагерь и начинает неспешно умываться, приводя себя в божеский вид.

как белесое сумрачное ничто
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤя ложусь небрежным кривым стежком,
я вплетаюсь в полотна расшитых дней,
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤне растерзанных болью — рожденных в ней.

Подбел|2

легким шагом, известным лишь мне одному,
из полоски света ступаю в тьму.

Ворон

Дата: Рассвет, 17-Июн-2019, 21:54 | Сообщение # 1700

сумрачный пёс

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 245

»лагерь

Вранолапый бодренько выскакивает из лагеря, всё еще весь пыльный и неизменно взъерошенный. Тут же цепляется за ниточку запаха Белозмея и следует по ней - идти без друга на охоту было бы провальной идеей, хотя, на самом деле, он ему нужен скорее для того, чтобы поболтать. Его опасно оставлять одного, и Бродяга не может не чувствовать легкий укол тревоги: надо было проследить, чтобы он зашел в лагерь, но первостепенными были котята, а потом он отвлекся на Злату... К счастью, запах соплеменника ведет в противоположную от обрыва сторону, и можно не сомневаться в том, что сегодня друг "летать" не будет.

- О, вот ты где, эстет, - Бродяга как дикое грязное жывотное вылезает из ближайших к Белозмею кустов можжевельника, беспечно улыбаясь. Друг, светленький и чистенький, спокойно сидит, прихорашиваясь - Воро бы тоже не помешало, но он не видит смысла делать этого перед охотой. Все равно весь замарается, - Не хочешь поохотиться?

So when you're feeling crazy and thing fall apart
Listen to your head, remember who you are
You're the one, you're the unbreakable heart

__ворон | 13 лун | сумрак

Подбел

Дата: Рассвет, 17-Июн-2019, 22:11 | Сообщение # 1701

тень на солнце — метеоритный дождь

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 644

Белозмей чувствует приближение Вранолапого, ему помогает в этом ветер. Оруженосец замирает, прислушиваясь, желая угадать, с какой стороны на этот раз Вороненок на него налетит. Друг не заставляет себя ждать, вываливается из кустов и улыбается ему. Белена тонко улыбается в ответ. Последние дни щедры на общение с угольным товарищем и от этого сердце щемит приятной тоской. Белена жаден до таких моментов, которые многим могут показаться ничего не значащими. Он же собирает их бережно, вымывает из серой повседневности дней, как крупицы золота из мокрого песка.

Бледный легко поднимается Вранолапому навстречу и принюхивается. Черный весь пропах запахом своей сестры и Белозмей ловит резкий укол совести. Он так давно не навещал Злату... он трусил, боялся, что она совсем слаба, не хотел, чтобы она видела, насколько повзрослели те, с кем они вместе была в яслях... да и с ней постоянно терся Крапивник, а к этому старшему брату царевич питал довольно смешанные чувства.

-Хэй, Оронёнок, - добродушно и расслабленно улыбается, не задавая никаких вопросов, - охота это отличная идея. Куда пойдем?

Главное, что вдвоем. Главное, не распевать старые песни и не разговаривать с деревьями, принимая всерьез их безумные советы.

Бедлам

Дата: Утро, 18-Июн-2019, 00:24 | Сообщение # 1702

⠀
жду тебя на дне моей сумрачной клетки

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 716

-берег-

Даже смешно подумать, что еще несколько часов назад его переполняли эмоции, нежелание подходить близко к лагерю и пересекаться с кем-либо из соплеменников. Хотя, если бы не это, он бы не нашел умершего и тот бы стал тленом и прахом среди валунов, ужасно далеко от дома. Хотя кто сказал, что лагерь племени сумел вновь стать для Хвойноушка домом? Крапивник мерно вдыхает и выдыхает, становясь внешне все более равнодушным. Малахитовые глаза отражают рассветное солнце, остаются удивительно холодными и безучастными. Все горе воитель запирает на самом дне души, где плещутся океаны яда и боли. Потайное место, никому туда нельзя.

Даже Злате, особенно Злате.

Вековой лес огромен и Крапивник выбирает не самые популярные тропы, совершенно не желая нос к носу столкнуться с кем-то из соплеменников, на чьи вопросы, возможно, придется отвечать. Ему вообще кажется, что он не сможет выдавить из себя ни единого слова.
На горизонте, совсем недалеко от входа, маячит две фигуры. Крапивник гортанно рычит, сверкая смертоносной зеленью глаз. Почему именно эти двое? Крапивник не собирается разговаривать с ними, и готов послать их ко всем чертям, если они попробуют прицепиться с разговорами.
И ему не важно, что один из них – тоже брат погибшего. Ради таких, как Белена он принес мертвого соплеменника в лагерь, чтобы дать возможность попрощаться с ним тем, кому он был хоть немного дорог. Но быть вежливым в этот момент ему совершенно не обязательно.
Крапивник шагает мягко, хотя усталость и боль все сильнее обжигают напряженные мышцы.
На лице – полное безразличие и легкое, привычное презрение к окружающим.

Крапивнику все равно. Крапивнику не больно. Крапивник просто принес умершего соплеменника.

Просто сделал работу.

[off]типа медленно идет мимо [/off]

то ли сон у тебя, то ли явь нарисована, или же я?
наверное, я

этот бор тропками крив, небо, око луны закатив,
засыпает.
и мир засыпает, тишиною звеня
...я вдали промелькну...

Ворон

Дата: Утро, 18-Июн-2019, 04:18 | Сообщение # 1703

сумрачный пёс

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 245

- Куда пойдем?

Вранолапый пожимает плечами, мол, да без разницы, и протяжно зевает. Он не устал, просто просачивающееся сквозь ветви солнце его утомляет. Охотиться днем не самая лучшая затея, и всё же, уж лучше так, чем не поохотиться совсем.

- Попытаем удачу в сосновом бору, а потом, может, в темнолесье, - а оттуда и до болота недалеко. На лягушек проще всего охотиться, не нужно таиться и чего-то выжидать... Просто берешь и прыгаешь, и мараешься в тине. На что-то посложнее у Бродяги редко хватает терпения и удачи.

Сумрачный отчего-то не спешит сразу трогаться в путь, скользит взглядом по лицу соплеменника, вспоминая, как тот будто бы невзначай обронил фразу перед казнью Топи "моя любимая живет в Сумраке". Воро любопытно, но он совсем не знает, как начать разговор на... такую тему, и только прикусывает щеку изнутри, теряясь в догадках. Ну вот и кто ему может нравиться?..

Ветер дует Бродяге в спину, а вот перед глазами меж хвойными ветвями вдруг мелькает знакомый силуэт. По запаху сумрачный понять не может, но слегка несуразную фигуру он признает легко: Кр-рапивник. Внутри тут же зудит раздражение, вскипает желчь, и как хорошо, что рядом нет Златы. Вранолапый скалится в кривой усмешке.

- Ха, чмошник пожаловал, - негромко хмыкает, скорее для Белозмея, чем для Крапивника, и вскидывает подбородок, когда предмет неприязни наконец выныривает из густой тени. И уже вновь открывает рот, чтобы выдать очередную колкость, но натыкается взглядом на Хвойноушка на спине у соплеменника, и так ничего и не произносит. Заткнись, замолчи, шипит на него внутренняя псина, и Воро в кои-то веки слушается. В первую секунду кажется, что желтоглазый просто утомился и спит, а братец его тащит домой, но знакомый запах, холодный и липкий, добирается до Вранолапого раньше, чем полноценное осознание. Дерзкая усмешка на губах ломается и тает.

Хвойноушек мертв.

- Ты не думаешь, что силы неравны? Что заставило тебя стучаться головой о куст?
- Хвойноуш-шек. Имя у тебя чудно́е, как у котенка. А уши правда хвоей пахнут? Или они колючие?

Пожалуй, Хвойноушек из всех кромешниковских детей времен Мора раздражал синеглазого меньше всего, несмотря на то, что регулярно нёс какую-то антипатриотичную ахинею. Или с ним просто было меньше всего соприкосновений; поэтому Бродяга не чувствует ни острой боли, ни великой скорби, ни злорадства, когда видит его труп. Навряд ли он бы испытывал хоть каплю злорадства, окажись на его месте даже Крапивник или Морошка - какими бы ни были личные отношения Воро с соплеменниками, он никому из них никогда не пожелал бы смерти и танцевать на костях не стал бы.

Первое, что волнует Вранолапого в этот момент больше всего - реакция Белозмея.

Он цепляется за него боковым зрением, придвигаясь ближе, то ли заранее подставляя плечо, то ли неосознанно пытаясь оградить от того, что он уже и так увидел; оруженосец не в курсе, насколько его друг был близок со старшим братом, но, кажется, когда он видел их вдвоем, то они были... дружны? Вроде как.

Хвойноушка жаль, как жаль любого, кто слишком рано уходит из жизни, и Вранолапый еще не очерствел и не ожесточился перед чужими смертями; но гораздо больше его все равно волнуют живые, волнует Белозмей, и даже чертов Крапивник - тот ведь по жизни только с Хвойноушком и общался. В эти мгновения Бродяге не до своей личной неприязни.

Крапивник просто идет, и он выглядит, как обычно, едким и безразличным, и не понять, переживает он или нет. Вранолапый ему не подружка, чтобы интересоваться чувствами, но один вопрос его все-таки волнует.

- Крапивник, - Он, кажется, впервые обращается к нему по имени, а не по обидному прозвищу. Взгляд падает на бездыханное тело, прежде чем вернуться к злым зеленым глазам. Хорошо, что ядовитые желтые глаза Хвойноушка закрыты - Вранолапый не уверен, что хотел бы видеть их стеклянными и безжизненными, - Как он умер?

И он не для себя спрашивает, а для Белозмея.

So when you're feeling crazy and thing fall apart
Listen to your head, remember who you are
You're the one, you're the unbreakable heart

__ворон | 13 лун | сумрак

Бедлам

Дата: Утро, 18-Июн-2019, 09:04 | Сообщение # 1704

⠀
жду тебя на дне моей сумрачной клетки

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 716

Ветер доносит до Крапивника обрывки чужого голоса. Обидное прозвище, несправедливое. Воитель не заслужил его, он не понимал, что в нем не так и чем он столь сильно отличался от других своих соплеменников с неприятным и тяжелым характером.
Разве что...
Ни за какие почести мира зеленоглазый не был готов порвать общение со Златой.
Наплевать на этого Вранолапого. Он - никто, лишь крупица в песчаном море, ничтожно маленькая.

Крапивник не смотрит по сторонам, лишь вперёд, на тонкую тропку, перекинувшуюся через ров. Он размышляет, как осторожно пронести брата через туннель в упавшем дереве, а потом аккуратно спустить на поляну. В который раз Крапивник думает о том, что хорошо, что он сам нашел и принес Хвойноушка. Он не представляет, как бы он среагировал, если бы сидел на поляне, а кто-то другой, равнодушный и безучастный, спустился бы в дупло с телом серо-белого кота.

–Крапивник

Чего тебе, бешеный придурок?

Воитель устало прикрывает глаза и слегка мотает головой в сторону оруженосцев, сбавляет шаг еще сильнее, всем видом демонстрируя острое нежелание разговаривать с младшими. Ему не нужно ничье сочувствие, не этих двоих точно, и если бы он знал, что Вранолапый решил за него волноваться, он бы собственными когтями выцарапал из черного это желание, распоров ему перед этим живот.

Как он умер?

Крапивник смотрит на соплеменника тяжелым взглядом померкших, хвойных глаз и облизывает окровавленные губы. Во рту вяжет от солоноватого вкуса, хотя собственная кровь кажется Тринадцатому жидкой и безвкусной, точно талая вода. Полосатый морщит переносицу, прежде чем отвернуться:
-Почему я знаю? - с усталым раздражением отвечает он, - меня не было с ним рядом, - голос звучит отстраненно, он скрашен лишь глухой и привычной неприязнью, но не болью и отчаянием.
Крапивник тяжело трогается с места, завершая тем самым короткий обрубок диалога. На последок лишь бросает глухое:
-Сможете проститься с ним в лагере.

-сердце-

то ли сон у тебя, то ли явь нарисована, или же я?
наверное, я

Подбел

Дата: Утро, 18-Июн-2019, 09:43 | Сообщение # 1705

тень на солнце — метеоритный дождь

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 644

Белена готов идти хоть на край территорий, хотя днем такое путешествие является очень сомнительным удовольствием. Но ради прогулки с другом серый готов и на такое.
Вранолапый предлагает начать в сосновом бору, и царевич вновь согласно кивает. Тут много дичи, а уходить очень далеко от лагеря не придется. Да и под сенью пушистых елей и сосен было довольно приятно.

-Хорошо ♪ - Белозмей слегка потягивается, разминая плечи и спину. Охота - приятное времяпрепровождение, когда все лишние мысли уходят на второй план.

- Ха, чмошник пожаловал
-Что? ♪

Оруженосец провожает взглядом взгляд Вранолапого и поджимает губы. Он тоже не в восторге от своего старшего брата, но в открытые ссоры с ним он, вроде как, не вступал. Сумрак - семья, а в семье, как говорится…
Белозмей хочет поманить Вороненка за собой, мол “оставь его в покое, пошли на охоту”, но замирает, так и не коснувшись угольной шерсти своим хвостом.
Крапивник идет не один. Он несет печальную ношу, совсем как недавно сам Белена нес. Только Белена тащил труп предателя, а Крапивник - тело брата.

-Хвойн…♪ - шепот обрывается, остается привкусом миндаля на губах и горчит на языке. Брови трагично хмурятся, а зрачки расширяются, заполняя радужку тьмой. Серому хочется подойти ближе, хочется прикоснуться к светлой шерсти того, кого Белена так и не успел достаточно хорошо узнать. Но лапы точно приросли к земле и оруженосец не может двинуться.

Как он умер?
-Почему я знаю?

Белозмей не уверен, что хочет знать причину смерти Хвойноушка.

— Вряд ли меня можно назвать безукоризненным, а тебя?
— Нет, я никогда не подходил под это определение

Хвойноушек был таким… другим. Он не был похож на своих ровесников, был чужим для младших, но все же что-то в нем пленило и интриговало. Белена когда-то обещал ему погулять в лесу, вдвоем, но так и не нашел времени, прозябая в собственных изломанных трагедиях. Потратил время, которого, оказывается, было очень мало.

Можешь называть, как тебе вздумается, все же, мое имя должно скоро — хоть когда-нибудь? — измениться.

-Он так и не сменил имя ♪ - тихо произносит Белозмей, когда Крапивник удаляется, - представляешь...я ношу уже третье имя в жизни, а он так и… ♪ - оруженосец вздыхает, но находит силы продолжить фразу, - так и умер с первым ♪

Ворон

Дата: Утро, 18-Июн-2019, 20:52 | Сообщение # 1706

сумрачный пёс

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 245

- Почему я знаю? Меня не было с ним рядом.

Понятненько.

Больше ему спросить нечего, и Бродяга лишь молча провожает взглядом соплеменника и... то, что было соплеменником еще недавно. Хотя он ведь так и не вышел с испытательного срока, что неудивительно, учитывая характер его речей, но Вранолапый все равно привык воспринимать сына Морока как часть племени, даже если он сам так яростно отрицал свою принадлежность к нему. На теле Хвойноушка не видно каких-либо ран, крови, следов болезни - он как будто просто заснул. Оруженосец впервые задумывается - или пытается задуматься - о том, а каково это было: вернуться в племя, в котором ты родился, но которое так и не стало тебе домом? И так и умереть в нём. Бездомным.

Белене грустно и тяжело. Вранолапому как-то липко и непонятно, он просто слушает друга, невольно вспоминая, как поглупело лицо Хвойноушка, когда они со Златой набросились на него с этим детским именем, которое он, в итоге, так и проносил всю жизнь. Бродяга совсем не знает, что сказать, в голове пусто и вязко, туманно, пасмурно - он не умеет утешать, он не понимает, что ему делать с чужим горем. Он молчит, ощущая острую потребность в движении, действии, жизни - в том, что разорвет эту холодную пелену, окутавшую их.

Вранолапый резко поднимается и вскидывает подбородок, почти агрессивно сверкая глазами на друга.

- У тебя должно быть еще минимум два новых имени, понял? - Воительское и старшевоительское! - Пойдем, попрощаться еще успеешь.

Надо ему проветрить голову, чтобы туда снова не забрался кто-то лишний. Бродяга двигается вперед, мягко задевая плечом соплеменника, и шагает в сторону, подальше от обрыва, куда-то к озеру.

So when you're feeling crazy and thing fall apart
Listen to your head, remember who you are
You're the one, you're the unbreakable heart

__ворон | 13 лун | сумрак

Подбел

Дата: Утро, 18-Июн-2019, 22:24 | Сообщение # 1707

тень на солнце — метеоритный дождь

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 644

Белена еще не осознает потери, поэтому, наверное, не бросается следом за Крапивником в желании в последний раз прикоснуться к умершему. Да и сказать честно...Бледному не обязательно прощаться с телом Хвойноушка, ведь он жив в мыслях и памяти Белозмея. Ужасно грустно от того, что больше никогда не удастся пообщаться с желтоглазым, не получится пристать к нему с каким-нибудь несущественным вопросом, просто для того, чтобы побыть рядом, но тем не менее - память о нем не исчезнет. Как минимум Белена на это очень надеется.

Серый скользит взглядом по морде Вранолапого и печально хмыкает. Толстокожий друг, ему ужасно неловко и неуютно, по его глазам видно, что он понятия не имеет, что делать, как реагировать и что говорить. Белозмей прикасается кончиком хвоста к его боку, невесомо, точно касание ветра. Просто хочет безмолвно сказать, что Вороненку не стоит переживать и не обязательно что-то говорить, Белену утешает одно его присутствие.

- У тебя должно быть еще минимум два новых имени, понял?

Сумрачный растерянно приподнимает брови, сначала совсем не понимая, о чем речь. А потом понимает и вдруг задыхается от волнами накатывающей тоски и страха. У него даже зрачки слегка расширяются. Кровь закипает и с шумом мчится по венам, во рту пересыхает, а кислорода в легких вдруг становится до опасного мало.

Внешне Белозмей почти не меняется, лишь замирает на пару-тройку секунд, глядя опустевшим взглядом в кромешное никуда,

Два новых имени, прежде чем умереть. Первое из них он получит очень скоро, и тогда защитой от смерти, магическим барьером станет только второе, получить которое просит Вранолапый.
Юноша сглатывает, представляя себе, как тут же, в вековом лесу, медленно походкой трагичного провожатого идет Вранолапый, а на его спине...

-Пойдем ♪ - отвечает глухо, кивает и шевелит одеревеневшей лапой. Паника прошла, промчалась мимо волной цунами и оставила Белозмея потрепанным и поломанным, склеенным из кусочков стекла и льда.

Серый отворачивается от входа в лагерь и устремляется за Вранолапым, послушный и сговорчивый.

Темноцвет

Дата: Утро, 18-Июн-2019, 23:03 | Сообщение # 1708

из сумрака севера и железной мглы

Группа: Стражники

Сообщений: 2552

...но чудовища не пришли — я прождал их целую ночь.

О, нет, личное чудовище Морока Звезд является лишь под утро.
Чудовище оставляет ледяные невидимые следы на едва заметных извилистых тропах, теряясь среди теней, с восходом солнца отчерченных лишь ярче, вдыхает родной запах давно знакомых лесов, проходит по самым скрытным и темным частям темнолесья, будто бы впитывая их прохладу и звенящую тишину, в которой испуганно застывают мелкие лесные обитатели, силясь переждать, пока беда минует.
Огибает одну часть леса и проникает в самую глубь территорий, наблюдая как мрачные, покореженные ударами невидимого кнута времени черные деревья сменяются более молодыми, ровными, тонкими стволами, а холодная синева хвои с наступлением утра вместе с дальнейшим переходом от темнолесья в ельник становится более веселой, тепло-желтоватой в солнечных лучах, оранжевыми бликами скользящих по древесной коре.

Змееуст привычно отдает часть своего сознания темному густому сумраку, особенно рьяно вьющемуся под лапами. Он корней деревьев, под кустами, Змееуст доверяет даже тому маленькому его — рассветного сумрака — кусочку, что спрятался в траве и хвойной подстилке; и тени ведут своего вновь зарвавшегося, все такого же, как в детстве, нахального наследника дальше, позволяя найти то, что ищет. Снова. Ищет он в этот раз своего предводителя.
Находит. Находит сначала лишь Кромешника, развалившегося где-то внизу, в знакомом черничнике, до которого лапы сами несут Змееуста, уже догадавшегося, что если он и есть где-то здесь, то в первую очередь в своем укромном месте. И если не там — то оттуда потянется след, ведь путеводные нити Кромешника всегда сплетались в клубок именно в этом месте.
Змееуст хмыкает, остановившись у спуска, и несколько ехидно оглядывает серую полосатую шерсть внизу, не спеша уходить в овраг, и оглядывается, чуть щурясь от утреннего солнца, легко пробивающегося из-за деревьев. В овраге прохладнее — и потемнее — но все равно так же... светло. Ему кажется.

Змееуст любит все территории — но мрачное темнолесье ему было бы больше по душе. Как-то роднее.
Он бесшумно соскальзывает вниз, летящей походкой все-таки спускаясь к самым зарослям, и чуть морщится от запаха черники, будто от чего-то противного — на самом же деле от желания не то чихнуть, не то зевнуть. Вместе с раздражающим нос желанием приходит желание срочно что-нибудь вспомнить, от которого он с каждым разом все резче и ловчее отмахивается, не давая себе погрузиться в пучины бессмысленной и бесполезной ностальгии. Вот, казалось бы, сейчас выбегут вестники из-за соседнего дерева, а Кромешник, грациозно изогнувшись, ревниво и весело одновременно оскалится, оказываясь подле чего.

Но Кромешника нет — Змееуст осторожно останавливается рядом с Мороком Звезд, что все так же грациозен, опасен и дьявольски красив, но отчего-то в его, Тиса, сознании, слишком далек от беззаботно яростного опричника, которого все хотелось одернуть, будто верного пса на цепи, и с которым же хотелось сбежать на войну, в огонь и яростные схватки. Морок сдержан, его обязывает статус, должность, возраст — и Змееуст мимолетно кривится, все сильнее презрительный к власти, нежели жадный до нее в такие моменты. Но именно в такие моменты все сильнее жаждущий ее отобрать, вернуть все, как было, и снова смотреть — любоваться — на более свободного лихого опричника рядом, свободного хотя бы от ответственности за все, но все еще ответственного очень за многое. Они ведь и раньше всегда были ответственными мальчиками.

Сразу легко обходя Морока так, чтобы заградить редкие прорывающиеся в черничник солнечные лучики, Змееуст останавливается рядом, легко проводя лапой по шерсти предводителя, осторожно, аккуратно, едва касаясь кожи проводя когтями по плечу и немного по боку. Погладил.
— Доброе утро, — ухмыляется, отмечая, что для его предводителя утро стало, кажется, не таким уж и добрым. Ну, теперь-то оно явно подобрело? — Я вернулся. Все спокойно, — презрительно морщится, — как и всегда, даже хуже. Пучины.

[indent]неуклюжее «чувство» склоняется мятой иглой
по прожилкам тряпичного тела; бормочет, гундит.
докарабкавшись к сердцу — проткнёт его, вышьет узор
и уйдёт, заплатив за пристанище
дыркой в груди.[/indent]

темноцвет ☽ сумрак ☾ целитель и мастер шепота

Кромешник

Дата: Сумерки, 22-Июн-2019, 07:40 | Сообщение # 1709

он из болотных огней,
серебра и теней

Группа: Лесные Коты

Сообщений: 2343

Тьма приходит незаметно, выедает солнечные блики, зацеловавшие веки, вместо золотистых пятен оставляя нефтяные разводы, отливающие не то космосом, не то лишь искаженным отражением неба в грязной луже. Морок засыпает. Отключается внезапно и бесповоротно, так и не узнав, ответила ли ему что-нибудь Трель. Да это и не важно — он поделился с ней тем, чем хотел, обрывком детской сказки да ворохом темных ягод, что пачкают пальцы и губы сладким индиго.

Он видит свои черничные теплые сны, но и они в конце концов оборачиваются кошмарами.

Каждый раз одно и то же, уже давно стоит обглоданной костью меж глотки, мешает дышать. Каждый раз одно и то же, и хочется кричать своим прогорклым, протухшим кошмарам в лицо: надоело, смените пластинку, сколько можно? Морок знает наизусть каждый из сценариев, знает каждую ноту сладкого и липкого голоса, каждый оттенок въедливой желтизны, но каждый чертов раз все равно бессильно впивается когтями в мох, в землю, в то, на чем повезло уснуть, и тело пробивает мелкая нервная дрожь.

Впрочем, в этот раз что-то идет не по сценарию.

Тьма, гнилыми мясистыми языками облизывающая тело, выплевывает его на пустошь, усеянную снегом. Морок никак не может узнать это место, хотя оно кажется ему смутно знакомым: вокруг покосившимися, обугленными крестами тыкаются в небо останки деревьев. Он идет не спеша, оглядывая будто бы уничтоженную войной деревню, и всё больше понимает, что это его дом: от старенькой избушки почти ничего не осталось, кроме ветхого скелета, большие валуны, устало привалившись друг к другу, глядят мертвыми черными расщелинами, и, наконец, уходящая ввысь земля похожа на выгнутую судорогой боли усохшую спину.

— Папа, кто умер на красном холме?

Серые на фоне белого неба хлопья снега медленно падают вниз, оседая на шерсти, обжигают — Морок ловит одну из снежинок лапой, смотрит, как она накрывает испещренную шрамами подушечку, но не тает. Он тихо и чуть удивленно выдыхает — но в воздухе не появляется белесого облачка пара.
Он не чувствует холода.

Морок стирает лапой снежинки с шерсти, а они оставляют после себя черные, как уголь, следы.

Он просыпается, тут же резким рывком отрывая себя от земли, шумно втягивая воздух сквозь зубы. Ему кажется, что он горчит, но не привычной терпкой хвоей, а чем-то прогорклым и едким. На лапе будто бы все еще жжется не тающая снежинка, и Морок смотрит на темную, огрубевшую подушечку, понимая лишь то, что это был не просто кошмар, закрывает глаза и проводит лапой по лицу, пытаясь будто бы смыть с себя налипшие пиявками образы.

И что бы это всё значило?

Вязкие мысли гибкими спрутами обвивают сознание, отрезая его от внешнего мира еще на какое-то время, пока вдруг не вздрагивает крепко обвязавшая сердце нить из алых и чернильных витков, трепетно дрожит, как крылья бабочки, и его присутствие становится таким же явным, каким еще недавно казался ночной кошмар.

Его личное чудовище ступает бесшумно, оставляя в следах бесплотный концентрированный мрак, принося еще не выветрившийся запах чужих земель и свой собственный — горькохвойный, с извечными, впитавшимися навечно роковыми нотками пороха, крови, неизбежности. Его личное чудовище сверкает темной синевой глаз, режет самой яркой и гадкой из ухмылок, его личное чудовище притягивает к себе самые темные тени, носит за плечами меч и плащ из мрака и огня, его личное чудовище...

..закрывает собой от солнечных лучей.

— Ты в моей тени.

Его личное чудовище всегда защищает его.

Морок опускает лапу и поднимает взгляд на Змееуста: отчего-то сейчас на картинку накладывается воспоминание из прошлого, того самого, в котором хвойноглазый плавал перед сном — темный силуэт на фоне светлого леса, впитывающий в себя всю тьму, на который маленький Княжик смотрел широко распахнутыми глазами, в которых растаяли все детские слезы бессильной злости. Тогда, когда еще ничего не добившийся полукровка Том впервые раскрывался в своей воодушевляющей речи, он увидел в нем не нескладного, зарвавшегося юнца, а того, кем он является теперь. Карающий меч и крепкий щит, ночной кошмар всех неверных, Наследник Мрака. Его легендарный глашатай.

На его прикосновение, когтисто-мягкое, Морок со всей своей чуткой отзывчивостью подается чуть ближе, слегка щурясь, то ли от слепящего мрака перед глазами, то ли от терпко-сладкого чувства, курлычущего где-то под сердцем. Он, как нищий милостыни, алчет его грубой нежности: хоть жалкий медяк, крупицу, хлебную крошку — для него всё будет несметным богатством.

— Доброе утро, — Что вы хотите этим сказать? Просто желаете мне доброго утра? Или утверждаете, что утро сегодня доброе — неважно, что я о нём думаю? Или имеете в виду, что нынешним утром все должны быть добрыми? Впрочем, чего греха таить, утро и впрямь подобрело. Мир Кромешника, отравленный мятой, кровью и безумием, шатающийся, как кораблик в штормовом море, находит приют в сумеречной синеве глаз, обретает покой и твердую почву, свет клином сходится на существе напротив. Можно снова дышать полной грудью, — Я вернулся, — А я скучал, — Все спокойно, как и всегда, даже хуже. Пучины. — Клоа-ака.

О, этот презрительный, высокомерный, пропитанный гордыней тон, надменная усмешка — любоваться можно бесконечно. Другого ответа Морок, впрочем, и не ждал, с последнего Совета всё было вполне ясно, но... Ничего. Они это спокойствие нарушат.

Кромешник насмешливо хмыкает, чуть склоняя голову набок.

— Ненадолго, — Пусть будут расслабленны и слабы — все они поплатятся за это. Хотя, пожалуй, в кои-то веки хотелось бы встретиться с достойным противником, но кто знает, может, они создадут его себе в процессе?.. В хвойных глазах вспыхивает абсентовый огонёк, пока лишь слабый отблеск инфернального пламени, только обещающий нечто бо́льшее, и Морок плавно подается вперед, — Ты ведь любишь нарушать покой, мой глашатай?

Он скажет фас — и его сумрачный демон сожрет этот погрязший в слабостях мир живьем. Сырым и алым.
И ответ ему не нужен — Морок прекрасно знает, что Змееуст любит. Жар битвы ему нужен так же, как живым существам — вода, ему нужен этот жар, чтобы чувствовать себя живым, сильным, молодым, бессмертным, чтобы воплощаться в квинтэссенцию мрака и огня, обращаться острейшей сталью и точнейшим ударом. Оружие Сумрака.

Морок отрывает взгляд от чужих глаз, когда оказывается почти вплотную, скользнув им вниз, по шраму на переносице, губам, рваному шраму на плече — продолжение последнего рассекает его собственную грудь — и в конце концов зарывается носом в темно-серую шерсть. Хо-ро-шо. И плевать, что от Тиса несет заграничным душком. Предводитель улыбается, как блаженный, пряча мягкий изгиб губ в тисовском плече. И чувствует себя так правильно, так уверенно и защищенно, как нигде и никогда во всем мире себя почувствовать не сможет. Только вот здесь вот, у этих жестоких лап, в этом плече, в его тени.
Женское счастье — был бы милый ря-ядом..
Если бы сейчас кто-нибудь пришел и нарушил бы это мгновение, Морок не глядя бы сжёг того к чертям болотным. К счастью, никого нет, кроме них двоих, черничника и затухающего солнца.

Сумрачный позволяет себе еще немного нежностей — оголодавший! — одной лапой обвивает соплеменника, чуть привставая, и притирается щекой сначала к его шее, после упираясь макушкой аккурат под подбородок. А ведь когда-то даже ему дышать на эту шею опасно было — мнительный Тис со своей вечной бдительностью чурался, как дикий. Иронично, что вся нежность, заключенная в Мороке, направлена на существо, которому это в принципе не слишком свойственно — ни принимать, ни отдавать. Глашатай всегда скорее терпел это его извечное тактильное голодание, чем принимал с радостью, но Кромешник верит со всей своей светлой княжиковской наивностью, что, может, ему это все-таки тоже на пользу, тоже нужно, просто это не так очевидно. А даже если нет, то все равно пусть терпит, как будто его кто-то спрашивать будет вообще...

Однако Морок себя все-таки останавливает — если он увлечется, то они из этого черничника до следующей ночи не выберутся, а дел-то много, — и немного отстраняется, проводя лапой вниз по плечу, пальцами накрывая пальцы. Смотрит на лапы, свою и чужую, и наконец выдавливает из себя последние новости — ему до последнего хотелось оттянуть этот момент, но дольше уже будет неприлично.

— А у нас было... неспокойно, — Он переводит взгляд куда-то вбок, на пушистые ели, и хвоя в глазах темнеет так же, как окутывающиеся сумеречным мраком деревья, — Топь, оказывается, спутался с одиночкой. В племя пришел его сын, и так всё стало известно. Я не знал, когда ты вернешься, а с казнью затягивать не хотелось, так что... — Продолжать мысль незачем, и так всё понятно. Мороку вновь становится как-то мерзко, горько, полынно. Топь был хорошим воителем, кроме того, он был одним из немногих, оставшихся в живых, с кем Кромешник рос вместе, кого когда-то в далеком детстве, еще до прихода Тома, маленький Княжик причислял к своим товарищам. Таких терять особенно обидно — тех, к кому успел прикипеть, кому, в общем-то, доверял. Однако Закон есть Закон, и мусолить произошедшее Морок не намерен — выдыхает тихо, чуть рвано, поднимая взгляд на Змееуста, — Его сын останется у нас, он как раз достиг — ну, или почти достиг — возраста оруженосца. Неплохой мальчик.

— Позаботься о нем. Ты… пожалуйста.

— Не считая этого, всё хорошо, — Это ты еще про труп Хвойноушка не знаешь. Морок рассказывает, что повысил Метель, Ночницу и Белозмея, как и планировалось, и про остальные посвящения. Добавляет с легкой улыбкой, — ..И компания из старших оруженосцев и Вранолапого с Ряской вывели подросших котят в лес на познавательную прогулку. Они все, — предводитель не долго подыскивает нужное слово, вспоминая горящие упрямством глаза дочери, — такие яркие. Наши дети.

somewhere across the sea of time
a love immortal just like mine
will come to me eternally

immortal she
returns to me

Темноцвет

Дата: Сумерки, 22-Июн-2019, 20:02 | Сообщение # 1710

из сумрака севера и железной мглы

Группа: Стражники

Сообщений: 2552

Змееуст с удивлением понимает, что скучал. Смотрит на Морока и хочет от этой скуки сильнее надавить острым когтистым лезвием ему на кожу, оставляя свой след, однако сдерживается, предпочитая сначала презрительно бросить отчет.

Пучины. Клоака. Ему бы чуть больше уважения — и из уважения к себе он не опускается до более пространных размышлений о никчемности соседей, предпочитая придерживаться своего особого сомнительно благородства и не опускаться до прямой насмешки над слабыми.

— Ненадолго, — Змееуст дергает ухом, показывая, что услышал Морока, и мрачно щурится. Тонкая сжатая линия губ перерастает в опасный оскал, стоит глашатаю заметить в чужих глазах яркие огни авада кедавры, болотные огоньки, торжествующие над очередными заблудшими сгинувшими душами.

— Да, мой предводитель, — не теряя оскала, лишь сильнее стискивая зубы, едва-едва сдерживаясь от угрожающего рычания, Змееуст чуть склоняется в невесомом слитном поклоне, прижимая к голове уши.

Морок прав, Морок знает, что ему нравится — ожидание скорой схватки он ненавидит и обожает одновременно, ведь, будучи существом преисподней, Змееуст бы однозначно стал воплощением войны, ярости, боли и гнева. Он презирает те схватки, в которые ему приходится вступать, но с жестоким удовлетворением вступает в любую, атакует прежде, чем думает, и от смертельных ударов предостерегает, останавливает сам себя в последние секунды, наслаждаясь мимолетной властью над чужой жизнью.

Он скалится шире, когда Морок также демонстрирует свою радость встрече, довольно и почти умиротворенно — и все же оскал остается оскалом. Напряженный и одновременно с этим чертовски расслабленный, ведь он почти подставляет Мороку шею, Змееуст прикрывает глаза, позволяя предводителю делать все, что он только захочет. И усмехается, ведь на его шее уже давно сомкнулись цепи невесомого, невидимого ошейника, поводок от которого алой нитью протянулся к Мороку Звезд.
И все же, с каждым движением предводителя ему хочется сделать... что-то. Резким, слитным движением завалить его прямо в черничник, выпуская когти и показывая провокатору, кто здесь на самом деле главный, пока ошейник из густых колючих теней оцарапает шею. А провокатор зарывался носом в его плечо — и хотелось неожиданно в ответ на этот невинный, искренний порыв сделать в кои-то веки не больно, а...?
Змееуст тихо рычит, когда предводитель начинает говорить, но, усмехнувшись, затыкается после этого ненадолго, не перебивая слушая важные вести. Он напряжен и разочарован, когда слушает про Топь — мотает головой, презрительно фыркая и задумчиво вытягивая когти, выгибаясь в спине, разминаясь, будто вместо битв и казней простое потягивание его удовлетворит. Змееуст ощущает себя настоящем чудовищем — так и есть, он готов весело скалиться вновь от этой мысли. Ему — отвратительное безразличие — плевать на Топь, Змееуст хочет крови и едва ли из оставшийся капли уважения не демонстрирует свое жестокое жгучее разочарование. Будто у него отняли — не то игрушку, не то работу. Отдайте обратно. Он скоро погрязнет во скуке, а предпочел бы в крови и грязи — и тени поют, свиваясь в жгуты, чтобы снова пронзить его в сердце змеиным броском.

— ...такие яркие.
— Да, — выдержав некоторую паузу, задумчиво, но довольно подтверждает Змееуст, будто сомневаясь в своем ответе. Избалованный кровью и яростью, он буквально изнывает от желания одарить ими и остальных, неожиданно, видимо, захлебнувшись очередной волной необоснованной жестокости, которую, впрочем, успевает подавить до того, как захочется выплеснуть. — Не без кхм, — он хмыкает, недоговаривая, и остро щурится, отряхиваясь одновременно от мелкого сора черничника и кивая в сторону лагеря.
Тис, ты плохой отец.
Змееусту хочется избавить это поколение от раздражающего слабого кхм, но упрямый дерзкий взгляд девчонки, постоянно ловящей его — презрительно-огненный, не дает ему права вычеркнуть обреченную окончательно. Одно то, что она каждый раз вскидывается, все еще бьется, заслуживает уважения. Она, определенно, не так уж похожа на Пестролистую, как он думал сначала.

Змееуст ощущает некоторый дискомфорт, будто бы даже остальных детей он упустил — в отличие от Златы. Слишком идеалист и перфекционист, быть может, он не способен быть удовлетворен на самом деле ничем? Он в последнее время совсем не уделял им время и не следил за тем, как идет подготовка новых бойцов. Ему хочется их проверить. Так ли они хороши и достойны, яркие — но совсем по-другому горящие?
Огонь без едкого токсичного дыма вызывает у Змееуста, насквозь протравленного и отравленного черным пламенем самой бездны, недоумение. Это Кромешнику по силам понять, кто сильнее — не Змееусту, вовсе никогда так не светившему другим. А светившему — только когда сжигал.
И на сеансы инквизиции собиралась глядеть такая толпа, что простым ярким кострам и не снилась. Есть ли среди молодежи носители похожего пламени, или он прав, что их свет сам по себе — бесполезен, пусть и ярок?

Встает и двигается в сторону лагеря, мельком оглянувшись на оставленного чуть позади Морока. Темнеет, пора возвращаться.
В этот раз, увы, без парной охоты в качестве развлечения.

— Следует проверить их всех до того, как пускать в настоящее сражение, — замечает, после чего требовательно, выжидательно смотрит.

Отдай. Мельком усмехается: ну хоть ненадолго.

А там уже битва рассудит. Беспристрастный, хороший судья. Способный сражаться, в принципе, способен и жить, и вести, и поддерживать. А вот в обратную сторону это не работает — поэтому ему нужно лично увидеть.

лагерь