Незаметно подкадывается сезон Юных Листьев, пробуждая лесную природу и прибавляя жителям новых хлопот.
С Изнанки возвращаются Грозовой воин Мрачногрив и Ветряной Хмелюшек, а также Речные Ветреный и Горный Перевал.
Горечь Звёзд и Шиповник проводят собрание на Главной Поляне, где обсуждается вопрос с нападением Изнанки. По окончанию собрания верхушки призывают воителей выступить на Остров Советов и дать отпор общему врагу.
Также происходят посвящения.
В племени Теней Зарница становиться воительницей Зарево; Таинственная, Сычушка, Песнь и Молниелап получают новых наставников — Ягеля, Полымя, Зайца и Синицу. Искалеченный Можжевельник переходит в статус Старейшины.
В племени Ветра Стая и Сладянка становятся ученицами Стаей Птиц и Усладой, а их наставниками — Стриж и Лечащий. Хмелюшек, не помнящий своего имени, принят обратно в племя под именем Зеркальный.
Новая предводительница Речного племени Танец в компании Нивяника посещает Лунное Озеро, где пока не получает дара девяти жизней, но становится Звёздный Пляс.
Воители четырёх племён прибывают на Остров Советов и вступают в бой с Изнанкой, где принимают первый удар.
Обновлено: 31.03.24
Погода в игре
Утро сохраняется ясным после звездной ночи. Согретый солнечным теплом воздух продолжает прогреваться все больше. Весь лес постепенно зеленеет. Яркими коврами расцветают весенние первоцветы: подснежники, крокусы, прострелы. Золотятся на березах сережки, многие кусты набирают цвет. К обеду легким ветром приносит облака, но они не застилают небо целиком. К вечеру спокойная погода сохраняется, но ночью облаков становится больше, так что звездной ночи можно не ждать. Вода в водоемах возвращается в свое обычное состояние.
Температура: утром +9, днем +16, ночью +8
Сила ветра: мягко дует тёплый ветер
Охота: высокая вероятность успешной охоты весь день
Травы: почки превращаются в листья, травка зеленеет, лечебные травы продолжают расти и наполняться силами, а вот сезон сокодвижения подходит к завершению
Земля под лапами становится вязкой и настойчиво липнет к лапам, а в ноздри бьет кисловатый запах вперемешку с терпкими ароматами лекарственных трав. На болоте стоит быть по-настоящему осторожным — одно неверное движение может привести к падению, а выбраться отсюда в одиночку достаточно трудно. Для Сумрачных воителей, конечно, не составляет труда преодолеть топкую местность, но юным оруженосцам следует быть аккуратными и ходить здесь в сопровождении старших.
Безопасный путь через болото лежит по кочкам, раскиданным по всей поверхности. Преодолеть их можно лишь прыжками, и многие наставники находят это место удачным для тренировки координации и ловкости у своих учеников.
Несмотря на опасность, Сумрачные приходят на болото довольно часто — это место богато дичью и целебными травами.
т о п ь
Там, где течение ручья когда-то преградил огромный валун, образовался теперь болотистый участок. Топь — окруженная тонкими березками заводь, гораздо более безопасная, чем расположенное рядом болото. Но споткнуться о какую-нибудь корягу или камень здесь довольно просто, а потому следует внимательно смотреть под лапы. Место богато лекарственными растениями, а потому Сумрачные целители являются частыми гостями здесь.
Чужие когти остро проводят по лопаткам, тянут вниз, туда, где таиться глубина, туда, где он чувствует себя беззащитным. Медянка не поддается, вцепляется когтями в кочки, чувствует, как мышцы напрягаются до спазмов, до резкой боли в лопатках, когда ему удается вырваться грудью из плена и глубоко вздохнуть. Болото не хочет отпускать, оно протяжно чавкает, оплетает нитями тины, а Меднолапый надрывно дышит, напрягаясь, чтобы вылезти. Смерть наступает на пятки, дышит утопленником в затылок, сковывает ребра, не давая сделать и вдоха; она жестока, она уже почти полностью забрала Беспокойного, Медянка видел это так четко, что в глазах что-то резало и свербило. Мертвый. Труп. Косая линия жизни может оборваться в любой момент, каждый это знает, каждый этого ждёт с затаенныи страхом, каждый сопротивляется. А бывают такие, как Беспокойный, что послушно следуют за неизвестностью конца жизни, не имея в себе цели и сил бороться. Они не нужны.
Медянка цепляется за кочку, с большим трудом выползает на нее, не чувствуя своего тела, но мир так полон ярких, кристаллических красок, что одно ослепнуть или сойти с ума. А Беспокойный смеётся, смеётся, пока вода не заливает его горло, пока Меднолапый устало наблюдает за ним, а потом срывается. Смех Медянки стал из нежного безбожно-хриплым, ломким, надрывным, а слезы медленно выступали, но тут же были скрыты за сиплым кашлем. Смерть была близко. Смерть касалось его так явно, что можно было сдохнуть там.
Он помнил ощущение глубины, помнил как плотно охватывала топь его тело, как сжимались тиски, ограничивающие жизнь, приносящие сменить. А вареные глаза Беспокойного, что покрылись стеклянной обречённостью смотрели внутри него с каким-то укором. Меднолапый не понимал. В чем его обвиняют. Беспокойный не смог, он умер, ушел, его больше не будет. Его уже не нужно замечать. Но мальчишка подходит, смотрит на него, а потом цепляет зубами за загривок, дёргает наверх, укладывая на кочку почти нежно. Почти труп невозможно ненавидеть. — Видишь, ты мертв, а я жив, — шепчет мягко, склоняется к самому уху.
Это последнее, что он услышит в своей жизни. Медянка — последнее, что он увидит или потрогает. Мальчишка выпрямляется, готовый почти по всему, ведь ему уже совсем привычно не доверять даже тому, кто уже почти переступил грань. Почти мертв. Мальчишка устал, он чувствует, как там, где бьётся неровно сердце, все леденеет и опустошается до минимальных резервов. Эмоции пропадают, стираются, умирают. Остаётся он один?
мы всего лишь топь и ветви. спи, мой братец, станет легче лес с болотом на рассвете видят сны по-человечьи
Дата: Закат, 06-Окт-2017, 15:24 | Сообщение # 1187
яркий костер, сумрачная инквизиция
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 1584
А в ответ тишина, Медянка чувствует ее всем своим нутром, она кажется абсолютно неправильной и глупой. Наверное, потому он начинает медленно пятиться от трупа, понимая, что абсолютно запутался, увязает все больше в мерзкой грязи, от которой уже не отмоешься, но самое страшное, что он не шел против этого. Убивать ему не понравилась, но появилось особое чувство свободы, которое возвестило о том, что теперь мысли о Беспокойном оставят его. Навсегда. Покойников не бояться, покойников любят, не испытывают к ним ненависти, им обеспечивают покой и мир за гранью. Меднолапый не хотел, чтобы за гранью Беспокойному было хорошо, он хотел, чтобы тот горел еще вечность в аду, захлебываясь водой снова и снова. Переживая свою смерть. Потому что мальчишка все еще видел себя со стороны, когда аккуратно выковыривал клочки рыжего меха, что застряли между когтями оруженосца, потому что никто должен догадаться, какую оплошность допускает мальчишка, таща труп в лагерь. Но оставить его в болоте, скинуть его, когда сам же вытащил, наблюдая за последними вдохами, было выше его сил. Хотелось спать.
Хотелось просто уснуть и больше никогда не проснуться, предпочтя вечное заточение кошмарам сознания, чем страшны видениям наяву. А больные туманы подбирались все ближе, обволакивали его фигуру, распластанного у лап оруженосца, высвечивали янтарь глаз до светлого оттенка настолько, что было видно все прожилки на глубине. Ему пора было возвратиться в лагерь, взвалить на себя груз ответственности, забыть пустые, но столь ненавистные зелёные глаза, которые смотрели с презрением и зачастую безразличием. А сейчас может позволить себе каплю заботы к соплеменнику, взвалить его на свои плечи, когда все следы были устранены. Беспокойный тяжело давил на плечи, грозил соскользнуть и утянуть за собой прямо в трясину, а потому Медянка рычал и смотрел очень зло на виднеющийся в далеке лес.
У него ныли царапины. Беспокойный оставил свой след, вспорол кошу когтями, оставив частицу себя, посмертную метку. Как был дураком, так и остался. Медянка достигает конца, глубоко вдыхает, представляя, как выглядит. Весь в крови и с трупом. ельник.
мы всего лишь топь и ветви. спи, мой братец, станет легче лес с болотом на рассвете видят сны по-человечьи
Ох, самое любимое место Вёха - болото, всегда темное и нелюдимое, всегда полное трав и жизни - кроме зимы, когда жизнь угасает почти везде. В нем легко можно было увязнуть, но прелесть зимы была в том, что такая возможность почти исчезала - ранней зимой вся тина оседала на дно, и увязнуть можно было только в том случае, если ты не умеешь плавать. Но плавание не было важно Вёху - он и так знал все болото наизусть, каждую кочку, ставшую почти родной, каждое окружное дерево. И не смотря на то, что он плохо спал, Вёх был уверен, что болото никогда не сможет причинить ему вреда. Прищурившись, он нашел нужную ему кочку - безопасную и способную выдержать его вес достаточно долго, чтобы просто просидеть на ней пару часов и забыть обо всех кошмарах. Вёху всегда лучше всего живется на болотах, как растению, так и коту. Он напряг мышцы, готовясь сделать прыжок, который вскоре и последовал. И лишь во время прыжка он осознал, что слева от кочки должны были видится два куста и одно дерево, а не наоборот. Приземление не получилось: кочка провалилась под весом кота, и он упал в воду спиной, не понимая, где верх, а где низ, он лишь барахтался, пытаясь вырваться из цепких объятий воды, сомкнув при этом пасть так сильно, что клыки его пронзили его губу. От боли и внезапного появления железистого вкуса крови кот погрузился под воду, и часть его вдоха произошла уже там. Вместе с потоком воды во рту распространился металлический вкус крови, кот чувствовал, как мышцы наполняются водой, но в безумии своего положения, в диком страхе, внезапно его объявшем, ему казалось, что тонет он не в воде: он тонул в крови, как во сне. Все вокруг замкнулось, в том числе и его пасть, не давая пути воде, но он был слишком поражен страхом, чтобы думать ясно: кошмар воплощался жизнь, он тонул в крови, и ничто не могло его спасти от этой ужасной участи. Однако тут его лапы коснулись дна, и глаза раскрылись под водой, принося немыслимую боль, но при этом в голове его промчалась радостная мысль: он нашел дно. Оттолкнувшись от него, хоть и с трудом, ибо ил тут же возжелал сожрать его целиком, кот сумел вынырнуть наружу, вдыхая кислород, столь ценный сейчас. Вынырнул он близ самого берега, куда, обессиленный, сразу и выбрался, очень сильно кашляя и не осознавая, что вообще произошло. Он понимал одно: он тонул в крови, но смог выжить, а значит, часть его кошмара должна была исчезнуть в следующем сне. Верно же? Это должно было работать так? До сих пор, в воде, борясь за свою жизнь, Вёх не осознавал, насколько холодной та была. Как мог он свалиться в нее и не заметить того ужасного холода, который сейчас объял все его тело? Вёх готов был поклясться, что вода мгновенно застывает на его шерсти, обращаясь в лед, как и вся вода, проглоченная им в толще болота. Он двинулся вперед, не зная, куда идет, ему было слишком плохо, чтобы думать, ему внезапно стало очень жарко, как если бы дело происходило посреди Зеленых Листьев. Может, это и были Зеленые Листья? Вёх готов был поклясться, что перед его взглядом промелькнула пара зеленых пятен, которые обязаны были быть листьями. Он двинулся следом за ними, не зная, правда куда: лапы сами несли его тело, практически бессознательное, завороженное зелеными пятнами, мелькающими перед глазами, в сторону лагеря. А путь туда был долог.
Дата: Закат, 08-Дек-2017, 18:03 | Сообщение # 1189
uграют тенu на серебряном клuнке
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 192
[bgcolor=#000000]»ручей[/bgcolor]
Они пришли к болоту. Хотя, на территории Сумрачного Племени практически везде одни болота, а это всего лишь официальное место, названное "болотом". Вестница Мрака осторожно и одновременно ловко перескакивала с каждой кочки на кочку, успевая в это время думать о многих вещах, которые приходили к ней в голову, терпеть головную боль, еле-еле скрывать сонливость и еще следить за своим оруженосцем. Во время ее похода по болоту перед глазами воительницы мерещились разнообразные кошмары, которые были очень сильно похожи на явь, но единственное, что отличало их от реального мира, это лишь смутные, бледные силуэты, которые, как казалось Вестнице Мрака, бродили вместе с ней по болоту, но это были всего лишь иллюзии. Единственное, что было еще страннее кровавых трупов, только то, что болото было не болотного цвета, а черного. Очень черного. Если бы кто-нибудьбыл вместе с Вестницей Мрака в этом кошмаре, то они бы ее не разглядели в этой темноте. Были бы видны лишь ее яркие болотного цвета глаза. Сколько именно Вестница Мрака находилась в этом сне или иллюзии, она бы точно никогда не смогла сказать. Ей казалось, что она была там чуть ли не целую вечность, пока Звездное племя ге сжалилось над ней и не вернуло в реальный мир, а может быть лна была в этой иллюзии всего несколько секунд. Всего лишь одно мгновение, которое ей казалось вечностью. Никто не сможет ответить на этот столь сложный и очень странный вопрос, но воительнице не очень-то и хотелось знать на него ответ. Вестница Мрака закрыла глаза и прижала уши, чтобы не видеть и не слышать этот ужас.
Вернувшись из сна, воительница, чуть не упала в болото. Это бвло слишком неожиданно. Еле удержавшись на месте кошка, яркими болотного цвета глазами, обернулась и уставилась на Щенка, неужели ему ничего не видится? Ученик с виду выглядел вполне спокойно, поэтому кошка начала подумывать о том, что это все ее богатая фантазия и на самом деле ничего нет, но буквально через несколько секунд Вестница Мрака вспомнила, как видела в лагере котят, оруженосцев и воителей, которые тоже страдали из-за кровавых кошмаров.
Вернувшись в реальности, воительница вспомнила зачем она здесь находится и что делает. Поэтому, посмотрев на Щенка, кошка отвернулась и пошла дальше. Прежняя ее бодрость пропала, уступив место усталости, но переборов себя, воительница все-таки продолжила урок, ведь чем раньше она это сделает, тем быстрее они вернутся в лагерь и Вестница Мрака сможет отдохнуть. - Это болото, по сравнению с топью, оно не очень опасное и утонуть у тебя здесь не получится, а вот измазаться в грязи - очень даже. В основном здесь водятся лягушки и водяные крысы. Советую тебе держаться от крыс подальше, многие из них гораздо крупнее тебя и к тому же тебе еще рано на них охотиться, - быстро произносит и идет дальше. - Будь осторожен, мы сейчас пойдем к топи. Следуй шаг в шаг за мной, если не хочешь утонуть,- добавляет Вест и двигается дальше, в надежде, что Щенок ее послушает. Ей не нужны неприятности. Особенно такие. Воительнице не очень-то хочется идти туда, она даже представить себе не может, как будет двигаться по топи, в таком полусонном состоянии, а еще надо следить за шести-лунным учеником, который первый раз в жизни вышел из лагеря. Ведь топь - одно из самых опасных мест на всей территории Сумрачного племени.
Если кто-нибудь видел, как Чёрточка бегала по кругу на главной поляне в лагере, он мог бы подумать, что в будущем она станет хорошей бегуньей, возможно, полезной для отправления важных и срочных сообщений на дальнюю локацию территории племени или даже в другое племя. Если бы кто-нибудь видел, как Чёрточка бежит сейчас, он бы решил, что за ней мчится сама Смерть. И недалеко ушёл от правды.
Перед собой она видела только сплошное тёмное заснеженное пятно, и уворачивалась от деревьев в последний момент, но не могла допустить себе врезаться в него, потому что бы разбилась, скорее всего, потому что бы это нагнало бы Черт и сделало что-то поужаснее разбитой мордочки.
Черт вбегает в локацию, в которой никогда не была, и неизвестность отрезвляет её от порочного круга из страха и безысходности. Почему-то кажется, что если она не знает этих мест, то и ночной кошмар за нею не угонится. Почему-то по земле валяется много палок, торчит много корней, кочек...кочки?
- Болота, - выдыхает кошка и приостанавливается, переходит на рысь и становится на месте совсем, озираясь назад, где, конечно же, никого не увидела. Залазит на один из корней и осматривается вокруг. Пелена сменяется хорошей видимостью, теперь вся картинка просматривается предельно чётко. Внезапно сумрачную пугает мысль: не слишком ли чётко? Так бывает? Может, я и сейчас сплю?? - но нет, это не похоже на сон. Хотя это очень неточная вещь. - Тогда это тоже было относительной явью. Разговаривать вслух чем-то помогает, и хотя мелочь не осознаёт этого, но поступает именно так. С точки зрения прикрытия или попытки спрятаться пусть даже от метафизических ужасов это не имеет смысла, но кто сейчас вообще говорит о чем-нибудь, что его имеет?
На дереве, на корнях которых кошка устроилась, вверху что-то зашуршало, и мелочь дёрнулась, как от огня, но это оказался просто ночной зверёк. А в племени дичи не густо... - мысли о племени иногда мелькают в её сознании настолько естественно, что кажутся незаметными, слишком привычными, естественными. А между тем и это нет-нет да успокаивает. На самом деле, Черт много думает о племени; не мелькая на передовой (хотя бы потому что её даже ещё не посвятили в оруженосцы), она в курсе многого происходящего. Например, того, что не она одна больна кошмарами - и это помогает почти так же сильно, как забота отца. То, что она не одна. То, что постоянно гибнут соплеменники. То, что Замухрышка пропала, и что её отец далеко не свят. Ей не нужно видеть или говорить об этом, чтобы знать.
Видимо, это была слишком непозволительная заминка для отдыха.
- Кис-кис-кис, малютка, - мурлычет что-то с верхушки всё-таки этого дерева, и Черт отскакивает на корни соседнего: только теперь она понимает, что болота не где-то рядом, а буквально здесь. Неверный шаг - и она утонет. И вытянуть её некому. Никто не успеет.
- Осталась одна, деточка, - Чёрточка с ужасом наблюдает, как тварь спускается по стволу дерева, как по обычной вертикальной земле. Оно стало меньше в размерах, но не потеряло своих клыков. - Бедная, бедная оставленная киска.
- Я н-не одна! - она пугается собственной громкости, но радуется, что смогла ответить. Её колотит от страха, но почему-то она не сбегает. То ли борется с ужасом, то ли цепенеет от него. Но продолжает говорить. - В сумрачном племени никто не од-дин! - не дай звёзды ей теперь вместо картавой стать заикой.
- Бравая малютка, - мурлычет призрак слащаво, наклоняя голову из стороны в сторону и внезапно прыгает к кошке совсем вплотную, и та, не ожидав этого, не двигается с места, теперь точно остановленная оцепенением. Белая кошка видит это и только довольствуется. Теперь она пододвигается совсем близко, теперь они лицом к лицу, и Черт не в силах отвести взгляда от голубых светящихся стёкол. - Глупая малютка. Призрак резко нагибается и царапает Чёрточку по лапам своими, когтистыми. Мелочь подпрыгивает и едва приземляется на следующий корень, но тварь неумолимо двигается за ней, царапая лапу за лапой. - Будешь, - удар, - знать, - порез, - как хорохориться!! - ещё порез, и Черт, наконец, вырывается из плена системы корней, прыгая на сушу и молотя расцарапанными лапами по холодной земле, оглядываясь назад на чудовище, которое не двигается с места и словно машет ей вслед лапой.
Дата: Сумерки, 23-Дек-2017, 14:04 | Сообщение # 1191
он из болотных огней, серебра и теней
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 2350
ельник
— С какой это стати? Кто или что привело ее сюда, Кромешник? Звезды?
Реакция была вполне ожидаемой — более того, на это сумрачный не мог ответить ничего убедительного и аргументированного. И, как он успел понять еще по их самой первой встрече с Ванильной, по словам Бесшумного её и впрямь привели вовсе не Звёзды. И кто её будет вести к цели — тоже большой вопрос. Можно ли доверять... демону, который терзает тебя в кошмарах, а потом предлагает прогуляться по болотам? Не самое заманчивое предложение.
И глашатай плевался ядом и скалил клыки, пока не увидел и не почувствовал того, что теперь не мог объяснить Лютоволку. Это было неопровержимо, убедительно, проникновенно и честно. Никто никому и никогда не удастся передать словами, каково на вкус прикосновение Звёзд, каково дыхание их силы — это можно понять, лишь испытав на себе. Это тайное сакральное знание и... Сумрачный поверил ему.
Но он не сможет сейчас заразить этой верой соплеменника, насильно запихав ее в глотку, как пучок целебных трав. Молния укажет путь. Он знает наверняка.
— Если бы нам желали добра… на ее месте сейчас был кое-кто другой.
Если бы нам желали добра, то он бы и не исчезал.
Если бы все было так... Просто.
Лютоволк в какой-то момент прижимается ближе, а сумрачному жжет внутренности от произнесенных слов. Если бы, если бы!..
Кромешник бросает на него горящий взгляд, полыхнувший на мгновение мрачной глухой яростью, но отвечает все так же тихо, чеканя каждое слово ювелирно и отчетливо, вплетая короткие меткие паузы, как если бы ему было тяжело дышать.
И не отстраняется.
— Я тоже хотел бы, — Словами не описать, как сильно, — чтобы вместо неё здесь был кое-кто другой, — губы невольно ползут вверх, обнажая белые клыки в легком кривоватом оскале: не понять, хотел ли он улыбнуться или же горько скривиться — в итоге получилось что-то среднее, больное и воспаленное. И последние слова вылетают полупрозрачным белым паром отрывисто, твердо и холодно, как дышащая в затылок зимняя ночь, — Но его нет. Есть мы и она, — опричник и не смотрит в сторону грозовой, хотя догадывается, что до нее наверняка долетают обрывки их фраз. В такой звенящей, тяжелой, торжественно мрачной тишине слышно даже шелест птичьих крыльев где-то наверху. И затаенное, робкое дыханье леса, — Ты и не должен верить ей, но поверь мне. И продолжай идти рядом. Тогда всё у нас получится.
Он ведь уже, Кромешник.
Следы на снегу темнеют и увлажняются мутной зеленоватой влагой, скрипит натужно лёд и хрустит. Лягушки не поют, болотные птицы не вскрикивают, снег больше не идет. Тишь, мрак да... [dashed]Черный туман?[/dashed]
Глашатай думает сначала, что ему мерещится, но по выражениям лиц соплеменников он догадывается, что если это и глюк, то коллективный.
[dashed]Он дышит через раз, осторожно, как если бы воздух был отравленным: а воздух действительно не такой, как обычно бывает на болотах зимой. Он вязкий, душный и смердит мертвечиной. Самой настоящей мертвечиной, падалью гнилостно-сладкой, а вовсе не той естественной привычной кислинкой. [/dashed] Кромешник стоит, не делая шагов дальше, прислушиваясь к собственным ощущениям — а вдруг воздух и впрямь отравлен, и они все умрут, стоит им только зайти вглубь?
Кромешник проводит когтистой лапой впереди себя, словно пытаясь ухватиться за чернильный туманный флер, но лапа только проходит сквозь. Глашатай хмыкает и вновь размеренно дышит.
Минута, две, и ничего не происходит. По-прежнему бессильно паршиво, но это уже не в новинку.
Значит, не ядовит. Либо яд подействует позже — это уж как повезет, но застревать на месте они точно не будут. Зря пришли, что ли?
Где-то на сердце выжжено еще одним несводимым клеймом: Vinicere out more. Победить или умереть.
Отступать — не в их правилах.
Кромешник разворачивается к соплеменникам, окидывая их внимательным хвойным взглядом. Он не может быть вполне уверен в том, что они вернуться в лагерь без потерь. Он не может быть уверен в том, что и сам выживет.
Но кто говорил, что это будет легко?
— Дальше — неизвестность, и даже если она пугает, мы все равно пойдем ей навстречу. Это всё, что мы сейчас можем сделать для освобождения Сумрака. Чего бы ни стоила победа, мы её добьемся, — Еще бы прокричать что-нибудь дружно и с боевым кличем двинуться в бой — но это не привычная им всем битва с когтями и клыками, а нечто иное. Поэтому и Кромешник говорит не с запальностью и горячностью пылкого оратора, а проникновенно и скорее негромко, но достаточно твердо и уверенно. И легко, спокойно переходит к дальнейшим указаниям, — Идем друг за другом, шаг в шаг — и ни одного в сторону. При необходимости осторожно держимся за хвост впереди идущего, если вдруг туман станет слишком густым.
Он цепляется взглядом за Ванильную, коротким кивком подзывая ближе к себе, пока остальные выстраиваются друг за другом, и смотрит исподлобья тяжело и внимательно.
Вроде как, дамы вперед — всё верно. Но Кромешник привык видеть перед собой прямую темно-серую спину — или же пустоту. Он всегда шел либо за Тисом, либо... шел один — за собой. И сейчас ему крайне сложно переступить этот психологический барьер и дать Ванильной вести себя. Вести их всех.
Кромешнику это все как-то проще представлялось.
И, выдохнув, опричник попросту решает не придавать этому значения и не усложнять. Они пойдут за ней лишь сейчас, это ничего такого не значит и не должно значить. Грозовая не замена Змееусту. Она только средство, только инструмент, которые в этом конкретном случае выбрали... Звезды? Бог? Судьба? Сатана? Желтоглазый демон? Какая разница. Кроме этого им больше ничего не остается.
— Куда дальше? Тебе нужно время, чтобы... настроиться? — шёпотом интересуется Кромешник, ближе склоняясь к грозовой, когда та оказывается рядом. Он не совсем понимает, как это всё устроено: вдруг им придется ждать, пока на Ванильную снизойдет озарение? Или они могут сразу наугад двигаться вперед?
Вдох. Выдох.
[indent]там, где весна помнит смерть, да огонь помнит жар, пой мне во тьме, друг мой вечен и стар на забытой тропе, где поставят мой крест,
ㅤпой мне во тьме, ㅤㅤㅤверный брат, ㅤㅤㅤㅤㅤтемный лес[/indent]
[indent]там, где весна помнит смерть, да огонь помнит жар, пой мне во тьме, друг мой вечен и стар на забытой тропе, где поставят мой крест,
ㅤпой мне во тьме, ㅤㅤㅤверный брат, ㅤㅤㅤㅤㅤтемный лес[/indent]
Дата: Сумерки, 23-Дек-2017, 20:04 | Сообщение # 1192
✽
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 9319
ельник
— Ты и не должен верить ей, но поверь мне.
Я верю тебе, ─ говорит он, когда касается острым плечом исполосованной черными полосами пепельной шерсти. Я верю тебе, ─ горело в его глазах, когда он смотрел на Кромешника на главной поляне. Я верю тебе, ─ говорит он сейчас, когда продолжает идти рядом, просто и не принуждено, ведь так правильно.
Меня сейчас здесь не было, Кромешник, если бы я тебе не верил. Не верил в тебя.
Когда ─ не если, ─ у них все получится, и они все вернутся в лагерь, первым делом, что сделает Лютоволк ─ упадет лицом в ближайшую подстилку и выспится на всю оставшуюся жизнь.
В темном, окутанном сумраком мире пахнет хвоей, мхом и холодом, но стоит только выйти из-под защиты вековых серо-зеленых страж-деревьев, воздух ощутимо густеет, наполняясь трухлявым, сладковатым и тяжелым, липко оседая при вдохе на корне языка, ─ так пахнет скорой смертью, разлагающейся плотью и вытекающим из воспаленных ран желтым гноем. Так пахнут болота, пропитанные тошнотворными испарениями, и мерзко даже дышать, а под лапами корчатся от боли едва различимые сгустки теней. Ему категорически не нравится этот запах, но больше всего ─ тянущий к ним свои щупальца, словно как у какой-то древней подводной твари, туман. Не серый, привычный для взгляда, не полупрозрачная мерцающая дымка ─ черный, и от этого на загривке под невольно приподнявшейся шерстью проступают мурашки.
Иллюзия? Еще один выкидыш зараженного вирусом кошмаров сознания?
Ко внутреннему, замкнувшемуся в грудной клетке ожиданию, вместе с черничной дымкой через кожу и дыхание начинает просачиваться тихий, панический ужас, и в тоже время дрожь странного предвкушения перед этой пугающей неизвестностью тихим гулом отзывается в ушах, заставляя бесшумно оскалиться. Он чувствует себя так, будто ему сейчас добровольно нужно будет засунуть лапу в истекающую слюной собачью пасть, и это, по сути, не так далеко от правды. Им всем стоит лишь ступить вперед ─ и капкан за их спинами захлопнется.
Русская рулетка ─ крутануть баран револьвера, поднести дуло к виску и нажать на курок. Победить или умереть.
─ Обещаю не отрывать тебе хвост в случае чего, ─ тихо усмехается он и сам себе где-то в глубине души, кажется, отстранено удивляется, потому что поразительно, что в подобной ситуации ему еще хватает сил на какое-то подобие юмора. Лютоволк застывает за спиной Кромешника, в легком нетерпении дергает ушами, медный цвет которых выглядит непривычно тусклым и приглушенным, и впивается кончиками когтей в землю, подушечками лап ощущая под снегом выступающую болотную жижу ─ помогает не рвануть вперед раньше времени.
Лютоволк уверен: посмотри он сейчас на небо ─ никаких звезд не увидит. Со своими кошмарами они будут бороться в одиночку. Вместо этого он смотрит на пепельно-полосатую спину глашатая, периферическим зрением улавливая рядом с ним светлую шерсть Ванильной, и внутри горячо разливается уже знакомая злость, которую в этот раз он даже не старается удержать. Пусть так. Злость ─ катализатор, двигатель, жужжащий в костях, чистая энергия, позволяющая идти дальше.
Дата: Сумерки, 23-Дек-2017, 20:45 | Сообщение # 1193
Оруженосец Сумрачного племени
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 17
Ручей ->
Щенок шёл за своей наставницей. Территория уже давно покорила его сердце своей красотой. Да, пусть всё было в снегу. Да, он устал. Да, было холодновато. Но всем известно, что у малышей богатое воображение и они часто восхищаются всему. Пусть Щенок и уже был оруженосцем, в душе он всегда был маленьким котенком, готовым играть день на пролет. Они приблизились к болоту. На дне его подсознания что-то зашевелилось и котик невольно приблизился к Вестнице Мрака, готовый в случае чего схватиться за неё. Слава Звёздному племени, ничего такого не произошло и двоица благополучно поскакала по кочкам, что давалось ученику с трудом, сопроваждающим огромным страхом. Но вдруг Вестница Мрака чуть не упала в болото, притом это было так неожиданно, что Щенок подпрыгнул, а его шерастт встала дыбом. В таком виде он был похож на ёжика, что было весьма забавно. Быстро пригладив языком шерсть, он подождал наставницу и они пошли дальше. - Это болото, по сравнению с топью, оно не очень опасное и утонуть у тебя здесь не получится, а вот измазаться в грязи - очень даже. В основном здесь водятся лягушки и водяные крысы. Советую тебе держаться от крыс подальше, многие из них гораздо крупнее тебя и к тому же тебе еще рано на них охотиться Ой, ну, а вдруг я смогу их победить? А? Откуда ты это знаешь? Он думал, что Вестница его недооценивает, хотя на сам деле она беспокоилась о его безопасности. Наставница что-то ещё сказала про топь, но услышал он только последние слова. Впрочем, ничего такого.
Дата: Рассвет, 25-Дек-2017, 00:09 | Сообщение # 1194
нãвçėгдã зãтėрявшиçь в Çумėрėчных нėбėçãх
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 2194
《 Ельник
Это казалось невозможным: отряд воителей, вышедший в недра собственной территории для того, чтобы биться с неведомым существом, стоял у края болота (читай: у края пропасти) в невыносимо тревожном ожидании. Это казалось невозможным, а было — ненормальным и неестественным, но реальным. «Это происходит с нами. Мы слышим демонов из беззвёздной тьмы и пришли на их зов. Чей ещё это мог быть зов, если не их? И что мы ещё могли сделать, если не прийти? Теперь пути назад нету. Нас уже никто не спасёт». — Никто не спасёт... — Никто не спасёт... Волны клубящихся теней подхватывают эти слова, с наслаждением впиваясь в их суть, как в источник силы, повторяют их сиплыми голосами, разносят над замерзающими топями, вплетают в сети ветвей, растянувшиеся, подобно готовым сработать ловушкам, над головами воителей. Костерок, в смятении поворачивая голову в разные стороны, следит за беспорядочным движением едва видимых призраков: они проносятся над головой, соскальзывают вниз, ближе к мёрзлой земле, и мгновенно оказываются за спиной юного воина, вне поля его зрения, отчего ему становится ещё больше не по себе — хотя, казалось, куда уж больше; но он не оборачивается, ведь впереди него, там, куда обращены взгляды всего отряда, расстилается гораздо более опасное, ощутимое и видимое нечто. Чёрный гибельный туман, подступающий к живым. Смертоносный и отвратительный, как гигантское облако ядовитой чёрной плесени. Из всех видений, которые познал Костерок за эти месяцы, это было самым пугающим, потому что было доступно взору каждого и явилось в этот последний, решающий, отчаянный миг. Во время межплемённых войн такие трудные минуты помогает пережить ярость, сразу же преобразующаяся в действие или хотя бы в боевой клич, достаточно громкий, чтобы заглушить и погасить тревожные мысли; но здесь всё совершенно иначе. Невозможно объяснить, почему и как так получилось, — просто иначе, и всё. Просто все, кто отправился в этот патруль, чувствуют, что эта битва будет совершенно не такой, как битва с иным племенем или с опасным диким зверем. Здесь — тоже зверь, но во сто крат более опасный; зверь породы настолько неведомой, что никто и не знает, как с ним бороться и как его убить. Хтоническое существо, пришедшее из всех легенд одновременно и разделившееся на тысячи жутких сущностей, вползающих в сны, лишающих реальности, губящих, жутких. Костерок испытывал сильный, леденящий ужас, но типично сопутствующего ему желания сбежать не появлялось. Напротив: чем дольше страхи терзали юного воина, тем сильнее он чувствовал желание сражаться. Узнать бы только, как... «Никто не спасёт нас, да? Ха, подумаешь, как будто оно нам надо. Мы и сами себя спасём». После слов Кромешника Костерок начинает чувствовать уже просто невыносимое напряжение. Сердце колотится так, что шуршащие передвижения теней уже не слышны. Но кровь уже не стынет в жилах от ужаса — она кипит. Адреналин переворачивает чувственное и рациональное восприятие мира; Костерок не чувствует себя морально и физически измотанным и уже не может думать ни о чём, кроме предстоящей схватки за жизнь и самой жизни. Больше никаких пустых мечтаний о потусторонних истинах, больше никаких сомнений. Он сверлит темноту пылающим взглядом, в котором — неистовый, яростный, громкий вызов. «Давай же, попробуй сразить нас! Какая разница, что ты сильнее и древнее, что ты, быть может, существовало за миллиарды лун до нас; какая разница, что ты непостижимо и ужасно, а мы, истощённые, но ещё почему-то живые твари, так жалки, слабы и ограничены? У нас есть кое-что, что сильнее тебя: мы живы. Мы знаем, что такое преданность, любовь, самоотверженность и преодоление. А значит, мы победим. Мы обязательно победим, ясно тебе?!..» Он вскинул голову вверх, словно надеясь увидеть в ночном небе луну или звёзды. Но там тоже был чёрный туман. Только Костерок не почувствовал ни капли разочарования, ибо в соплеменников своих он верил больше, чем в бесполезных звездошёрстых призраков, иногда посылающих смутные глупые знаки, но ничего толком не ведающих. Он с самого начала знал: на них надежды нет. Он послушался Кромешника, встав прямо за спиною кого-то из воителей. И ждал.
With every single day, it won`t go away The way I feel about you
Дата: Рассвет, 25-Дек-2017, 18:40 | Сообщение # 1195
тень на солнце — метеоритный дождь
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 644
-ельник-
Идти в никуда. Идти, не глядя вокруг, не глядя под лапы. Слышать свое дыхание, сухое, хриплое. Затрудненное. Кажется, Бед болен. Они все тут больны. Отравлены ночными кошмарами, подточены галлюцинациями. Когда вокруг становится неестественно темно, кот не сразу осознает, что это видят все, а не только он. Если бы не остановившиеся Сумрачные и не фразы Кромешника, Бед бы так и брел туда, куда направляет главный. Главная. Для возмущений нужно больше сил, которых у Бедокура сейчас нету. Он пуст внутри. Он выбросил там в лесу все, чем являлся и все еще не нашел, чем себя заполнить. Поломанный юнец, идущий дорогой мертвецов.
Дышать становится настолько неприятно, что Бед с удовольствием бы отказался от этой привилегии сейчас. Воздух воняет падалью, сладковатой мерзостью. От этого мутит и хочется кашлять. Но черный сохраняет гробовое молчание. Ни шагу назад. Вот что звучит в словах Кромешника и кот согласен идти навстречу черной пелене. Он все еще не смотрит вокруг, словно не желает знать, кто идет на вероятную смерть вместе с ним. Он чует запахи, но они тонут в мертвецком смраде и становятся неразличимыми. Прежде чем встать за спиной соплеменника, который в случае чего не даст Беду потеряться в чернильном тумане, кот оглядывается куда-то назад, туда, где остался лагерь. -Прощай, Тритон, - бесшумно выдыхает он, почти уверенный в том, что пестрый остался там. Ведь будь он здесь...он бы стоял рядом? Или их глупая ссора так громадна и не теряется перед лицом неизведанной опасности? Так или иначе, Бедокур чувствовал в себе острую необходимость последний раз обратиться к невидимому другу, прежде чем нырнуть с головой во мрак.
как белесое сумрачное ничто ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤя ложусь небрежным кривым стежком, я вплетаюсь в полотна расшитых дней, ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤне растерзанных болью — рожденных в ней.
Подбел|2
легким шагом, известным лишь мне одному, из полоски света ступаю в тьму.
как белесое сумрачное ничто ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤя ложусь небрежным кривым стежком, я вплетаюсь в полотна расшитых дней, ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤне растерзанных болью — рожденных в ней.
Подбел|2
легким шагом, известным лишь мне одному, из полоски света ступаю в тьму.
[off]ждали долго, больше ждать не будем дружно представим, что ванильная отписалась, а времени прошло не так уж много, а даже если и много, то из-за действия тумана этого нельзя понять[/off]
Темнозвёзд шел где-то сбоку, не позади и не впереди, не обгоняя и не отставая, не обращая внимания на то, что сейчас отряд за собой ведет не он, предводитель, а его сын. С самого лагеря кота преследовало странное безымянное чувство. Или предчувствие? Конечно, это, вероятно, влияние кошмаров и усталости, но все-таки теперь оно чем-то отличалось. Окружившая со всех сторон тишина, странное безразличие - всё это слилось воедино и было приправлено физически ощутимой мертвенностью. И в спину дышит не холодный зимний ветер, а что-то иное. Темнозвёзду, впрочем, от этого не было жутко. Ему, как и всегда, было никак - только в этот раз еще больше, чем обычно. Чёрный туман, неизвестность, болото, летящий сверху снег, тьма. Предводитель сфокусировал взгляд на Кромешнике, когда тот начал говорить, а затем все-таки выступил вперёд. Занял место в строю между Ванильной и сыном, и потом двинулся следом за грозовой.
Туман вокруг сгущался с каждым шагом. Уже не было видно ни неба, ни снега, ни кочек, и каким-то удивительным образом грозовая действительно шла так, будто знала эту местность, ступала туда, где безопасно. Во всяком случае, трясина не пыталась никого утянуть вниз - ну, или наоборот, уже утянула, они все умерли, и просто не осознают этого. Сколько по времени они так шли сказать было трудно, как и определить время суток - повсюду только туман и запах трупов. Наконец Ванильная остановилась, и в голове у Тёмнозвезда будто бы что-то щелкнуло, а взгляд сам собой остановился на... вход в туннели. Странным было то, что обычно вход надежно скрыт от чужих глаз - припорошен землей, ветками, засыпан снегом, а сейчас он выглядит так, будто из него только-только кто-то вышел. Но вместо фигуры какого-нибудь кота из черной дыры клубами валил не менее черный туман. И оттуда, из глубины, сверкнули желтизной странно знакомые глаза, тут же потухнув.
- Это вход в туннели, - Конечно, ребята постарше наверняка знают это место, а вот грозовая и парочка еще зеленых юнцов - навряд ли. Впрочем, показаться капитаном очевидностью Темнозвёзд не особенно боялся в любом случае. Кое-что он сейчас знал наверняка, - Судя по всему, нам туда, - Предводитель повернулся, окидывая соплеменников взглядом, - Смысла спускаться туда всем явно нет - лучше бы разделиться, - на этот раз Темнозвёзд остановился взглядом на Кромешнике, предоставляя ему самому выбрать тех, кто пойдет, а кто нет.
Шагать, не понимая и не осознавая реальность до конца, было неприятно. Но сейчас кот совершенно об этом не думал. С каждым шагом он сбрасывал с себя что-то лишнее, что мешалось ему, как казалось сейчас Бедокуру, всю его недолгую жизнь. Черный дышал тяжело, сорвано, сипло. Запах мертвечины доводил до тошноты и воитель дышал приоткрыв рот. Он уже совсем запутался и не знал, страшно ему или нет. Да и было ли сейчас важно, что чувствовал один единственный маленький кот, который толком еще и жизни не успел попробовать. Мысли о смерти в голове Беда, конечно, крутились, и он даже не пытался их отогнать. Они просто фоново проигрывались, повторялись раз за разов, словно на старом патефоне заело иглу. Беду не хотелось вдыхать черный дым, но не дышать вовсе он не мог. Ему казалось, что он уже сам целиком и полностью соткан из этого тяжелого дыма. Как можно сражаться с тем, чего не видишь? Не превратиться ли это в какой-то момент в бой с собой? Черный мотнул хвостом и услышал голос предводителя. Янтарные глаза уставились на Темнозвезда со всей внимательностью, на которую были сейчас способны. Немного тяжело, но Бед понимает, что туда надо будет пойти. Хватит ли черному смелости шагнуть навстречу туманным завихреньям, которые вели себя, словно обладали каким-то отголоском разума. Возможно, это было лишь последствие воспаленной последними событиями фантазии кота, но ему казалось, что туман играет с его разумом, изгибаясь, вздыбливаясь над землей, а потом снова оседая, медленно и даже вальяжно.
Бедокур подтянулся и сделал полшага вперед, чтоб быть заметным для взгляда Кромешника. Он четко знает, что хочет спуститься в туннели. Он не задается вопросом как и почему, для чего это надо и что там будет - он просто хочет оказаться внизу. Кот смотрит на глашатая пронзительно, даже неестественно звонко в этом тумане и мареве. Шерсть на загривке вздыблена - юнец готов и умереть за племя, если понадобится. Сейчас максимализм имеет право бить любые рекорды, так почему нет? Теперь Беду остается только ждать решения Кромешника, свой выбор он уже сделал.
как белесое сумрачное ничто ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤя ложусь небрежным кривым стежком, я вплетаюсь в полотна расшитых дней, ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤне растерзанных болью — рожденных в ней.
Подбел|2
легким шагом, известным лишь мне одному, из полоски света ступаю в тьму.
как белесое сумрачное ничто ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤя ложусь небрежным кривым стежком, я вплетаюсь в полотна расшитых дней, ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤне растерзанных болью — рожденных в ней.
Подбел|2
легким шагом, известным лишь мне одному, из полоски света ступаю в тьму.
Дата: Рассвет, 08-Янв-2018, 01:55 | Сообщение # 1198
он из болотных огней, серебра и теней
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 2350
Обещаю не отрывать тебе хвост в случае чего.
И впрямь удивительно: откуда в нем берутся силы на шутки?
В горле застревает и тут же умирает глухой смех, и Кромешник оборачивается через плечо, насмешливо щуря потемневшие глаза и устремляя взгляд на соплеменника. В памяти невольно всплывает эпизод из дупла глашатая, когда Лютоволк и впрямь укусил его за хвост — за самый кончик, желая обогнать и первым проскользнуть к выходу — за что потом заслуженно и поплатился. Опричник мажет взглядом по телу соплеменника, спускаясь от симметричных шрамов на щеках и боках до изгиба плеча: где-то там, под спутанной белоснежной шерстью, должны были остаться отметины от его клыков.
Предыдущая твоя попытка оторвать мне хвост была вполне себе неплохой.
Кромешник ничего не отвечает, только тихо хмыкает, плавно взмахивая хвостом, и отворачивается.
Отворачивается, на этот раз упираясь взглядом вовсе не в спину Ванильной, а в угольно-черную шерсть Темнозвёзда. Ожил, ядовито отмечает про себя глашатай, чувствуя, как подушечки лап непроизвольно начинает жечь — то ли от холода, то ли от злости, и сумрачный крепче стискивает зубы, медленно и осторожно выдыхая, лишь на мгновение прикрывая глаза. Идти за ним совсем не хочется, отчего-то даже больше, чем за грозовой, но за эти луны Кромешник научился не создавать себе драму на пустом месте — вокруг и без того ее достаточно. Это правильно, если сейчас так надо, он пойдет следом за предводителем — но ты все равно не мой, не мой предводитель, стучит в висках — и будет спокойным, сосредоточенным, внимательным. Ему уже не пятнадцать лун, они не одни, и он не будет рычать и скалить клыки, он дождется своего, обязательно дождется.
Снег падает и меркнет в чёрном мареве.
Дышать трудно.
Опричник ступает след в след, и мысли вязнут и разбегаются в разные стороны, а тьма — физически ощутимая — ластится к телу, как распутная девица, и обвивает руки вокруг шеи смертельной хваткой. С каждым шагом все темнее вокруг, и дело, вероятно, вовсе не в ночи, которая кажется теперь бесконечной. Звёзд не видно, не видно неба, и едва ли различимы две фигуры впереди, хотя до хвоста Темнозвезда всего пара дюймов. И так тихо вокруг, что Кромешник слышит собственное дыхание, но ни чужих шагов, ни чужого тепла не уловить — будто он один шагает в этом тумане. И думает о своих снах — но не о кошмарах, а о прелюдии к ним, каждый раз неизменно повторяющейся. Снег, метель, следы, фигура вдалеке, за которой никак не угнаться. Сейчас весь лес в снегу. А как, должно быть, хорошо и красиво, как звенит хрустальный от мороза воздух, как ели примеряют белоснежные короны, как холодный ветер играет заиндевевшими камышами на озере. Какое все чистое. Жаль, что отсюда ничего не видно, кроме беспросветного мрака.
Кромешник не знает, сколько прошло времени, прежде чем они наконец остановились — и когда перед его взором оказался потревоженный, разворошенный вход в туннели, сумрачный едва не засмеялся в голос.
Это же так... просто. Ничего не стоило и самим додуматься, самим дойти сюда — но, видимо, вся проблема была в том, что им было бы не добраться из-за тумана. Значит, Ванильной он не мешает? Почему?
Туман вьется смоляным дымом и настойчиво лезет из темных глубин, щупальцами обвиваясь вокруг лап. Кромешник скользит вверх и на мгновение замирает, не в силах пошевелиться. Шерсть предводителя такая же чёрная, как и этот туман, такая же чёрная, как и...
Темнозвёзд поворачивается, но вместо его изумрудных глаз опричник видит пронзительно желтые, с прожилкой узкого черного зрачка, на котором сходится клином весь мир, и сквозь знакомые черты проступают другие, теперь кажущиеся смутно похожими, и порочная улыбка заливает взор змеиным ядом.
Желтоглазый демон из кошмаров выскальзывает из чужого тела и тает в глубине прохода.
— ...Туда всем явно нет - лучше бы разделиться.
Кромешник моргает, только теперь понимая, что смотрит на него сейчас предводитель, и смысл произнесенных слов доходит как-то запоздало. Сумрачный мрачно смотрит на отца, внутренне сгорая от разрушительного, скользкого, невнятного предчувствия и смутной догадки. Сглатывает вязкую слюну, резанувшую горло, и оборачивается, окидывая взглядом соплеменников.
Сейчас туннели больше всего напоминают смертельную ловушку. Глашатай ловит взгляд Ванильной, и видит, что она согласна со словами Темнозвёзда — другого выхода, кроме как спускаться в пасть мрака, подземного, такого несумрачного, попросту нет. Оттуда тянет холодом, мертвечиной, затхлостью, там мелькнули и растаяли змеиные желтые глаза. Они пойдут туда.
Бедокур смотрит на него с боевой мрачной решимостью и молчаливой просьбой. И, Кромешник знает, что если посмотрит в глаза другим, то увидит там то же самое. Они все готовы окунуться в неизвестность, пожертвовать собой, не спрашивая и не возражая.
— Лютоволк, Костерок, Пузыристый и Меднолапый пойдут с нами, — твердо произносит глашатай после нескольких мгновений раздумий. Идея взять с собой Меднолапого, единственного оруженосца здесь, может показаться странной и необдуманной — но Кромешник делает это вполне намеренно. Он впивается в него взглядом на несколько секунд, припоминая тот темный, лишь благодаря Змейке замятый случай с Беспокойным, её же привязанность к юному принцу и кровавую клятву Меднолапого и Душки. В его возрасте и Змееуст, и Кромешник, и Лютоволк уже решали взрослые задачи, они уже не были детьми — и Меднолапый тоже не ребенок. И это будет его испытанием — достоин ли он большего, достоин ли носить титул принца, достоин ли Змейки, — Высверк и Бедокур останутся здесь... с Ванильной.
Как бы он ни доверял ей, но брать грозовую с собой не намерен. Она свое дело сделала — довела их до черты, до цели, а дальше они уж сами.
— Охраняйте вход, в случае каких-либо изменений посылайте вниз гонца и будьте настороже, — ..С грозовой тоже стоит быть внимательнее — этого Кромешник не озвучивает, но подразумевает как нечто само собой разумеющееся, — Ваше присутствие здесь так же важно, как и под землей, — опричник вновь окидывает взглядом соплеменников, каждого из них, выпуская в морозный воздух белесый пар, — Удачи нам всем.
А теперь... вниз?
Нервы натягиваются гитарными струнами и тонко, тихо звенят, лимфа вскипает и кровь мерно стучит в ушах. Кромешник ступает в сторону черной зияющей дыры, но вовремя пропускает Темнозвёзда вперед, останавливаясь и оглядываясь на затянутое черным туманом болото, на косматую фигуру Ванильной, на соплеменников, цепляясь взглядом за расплавленную закатную смесь в глазах Лютоволка. За тело цепляются черные, выжженные пальцы морока, но Кромешник не обращает на это внимание, видя сейчас перед собой только горящие янтарные глаза.
— Я хотел бы быть твоей семьей, чтобы моим братом был ты. И Змееуст не был мне чужим. И Беззвездный знал о том, что у него был еще один сын. Я похож на них?
Кромешник тогда ничего ему не ответил. Он говорил до этого, что чистоты в его крови больше, чем Лютоволк думает — и звереныш ему не верил, хотя и не обвинил во лжи, как когда-то в Лихолесье сделал Змееуст. Он молчал, печальный и открытый, одурманенный маками, и просто хотел быть частью семьи. Полукровка, бастард, потерянный ребенок.
Твоя кровь не грязная. И ты правда похож на них.
— Ты похож на них, — тихо и серьезно произносит сумрачный, неотрывно глядя в глаза соплеменнику, — особенно на отца.
Глашатай отворачивается, не дожидаясь ответа или реакции, решительно ступая во тьму. Почему-то ему показалось важным сказать об этом сейчас — когда, возможно, Лютоволку это всё уже и не нужно вовсе.
Мрак дышит в лицо, жадно проглатывает тело, и отголоски сумрачного леса тонут в каменной душной тишине.
Кажется, в воздухе уже отдается эхом поэма об этом походе, вливаясь в уши дантовскими терцинами.
туннели
[indent]там, где весна помнит смерть, да огонь помнит жар, пой мне во тьме, друг мой вечен и стар на забытой тропе, где поставят мой крест,
ㅤпой мне во тьме, ㅤㅤㅤверный брат, ㅤㅤㅤㅤㅤтемный лес[/indent]
[indent]там, где весна помнит смерть, да огонь помнит жар, пой мне во тьме, друг мой вечен и стар на забытой тропе, где поставят мой крест,
ㅤпой мне во тьме, ㅤㅤㅤверный брат, ㅤㅤㅤㅤㅤтемный лес[/indent]
Кромешник оборачивается через плечо, и Лютоволк ощущает на себе его взгляд, блуждающий по лицу. По заостренным скулам и шрамам на впалых щеках, полученных в разное время и при разных… обстоятельствах, ─ «С каждой оплошностью будет больнее. ─ «ЛЖЕЦ!» ─ но все равно удивительно симметричных. Ничего особенного, но кожа под взъерошенной шерстью отчего-то все равно начинает гореть, словно неосторожно чиркнули спичкой в сухой траве, и больше всего, до расходящейся волнами пульсирующей боли, жжет скрывающуюся под белыми колтунами аккуратную метку на изгибе плеча и шеи. Мгновение он внимательно всматривается в хмельной жидкий абсент чужих глаз напротив, ощущая, как растекается по языку горьким привкусом экстракт полными… и уголки губ вдруг дергаются в неконтролируемой, легкой, почти игривой усмешке: ну давай ни при отце, Кромешник.
Правда, да. Неплохой. Смотря сейчас на заманчиво покачивающийся кончик пепельно-полосатого хвоста, удивительно сложно удержаться от какой-нибудь безрассудной, ненормальной и дурной выходки. Совершено не к месту, но рациональная мысль, что, вполне вероятно, другого такого случая может больше и не представиться вовсе, упрямо мельтешит на краю сознания и не дает покоя.
Никакого пути назад нет.
Завеса тумана колышется перед глазами, шипящими змеями расползается под лапами. Частицы черных испарений проникают в легкие вместе с кислородом, пропитанным запахом смерти, мокрой земли и сладковатым душкой разлагающейся плоти ─ очень жаль, что острое обоняние не отключается по щелчку пальцев, ─ а оттуда ─ прямиком в кровь, вызывая утихшую было мигрень. Хочется остановиться и прижать лапу к гудящему виску, провести по лицу, нажимая кончиками когтей на кожу в попытке сбросить с себя влияние дурмана, но останавливаться нельзя ─ кажется, замешкайся он хоть на секунду, и риск упустить из виду маячащую впереди спину возрастет в стократ.
Ванильная будто собачьим нюхом чует, куда им идти и ступать, чтобы предательская трясина не утянула в липкие смертельные объятия, но тьма приходит внезапно ─ тянется из насмешливо щерящегося разлома, застилает глаза и льется с кровью по венам прямо в сердце, заставляя судорожно втянуть носом воздух, которого вдруг становится ничтожно мало. Туннели.
─ …меня больше интересует, почему здесь. ─ Я не знаю. Лун пятнадцать назад Сумрак сюда водил патрули.
Память услужливо обжигает воспоминанием о запутанной подземной системе, лабиринте холодных стен и непроглядной черноте, никогда не потревоженной солнечными лучами. Где-то на клеточном уровне это вызывает беспокойный звоночек.
— Лютоволк, Бедокур, Пузыристый и Меднолапый пойдут с нами.
В висках по-прежнему гудит. Лютоволк коротко кивает, переживая вспышку боли в затылки, и пропускает сквозь пальцы снег, когтями подцепляя скрытную под ним зыбкую, нестабильную болотистую почву. На шею как удавку нацепили ─ не дает глубоко вдохнуть, а инстинкты беснуются и исходят слюной, вопят: опасно. Дальше ─ опасно.
Хищные желтые глаза вспыхивают в черном нутре прохода, отрывки проклятых снов отражаются в суженых зрачках.
Лютоволк морщится, отворачивается и натыкается на прямой взгляд Кромешника. Моргает. И чувствует, как в грудной клетке вдруг что-то отпускает, словно рассасывается переплетенный под кожей клубок оголенных проводов нервов, оставляя после себе лишь утомленное ожидание. Ему очень хочется, чтобы это все наконец закончилось. Хочется вкусить всю прелесть зимы, наслаждаться прогулками по занесенному снегом лесу, прокатиться по льду замерзшего озера, с хитрой ухмылкой запустить кому-нибудь в лицо скатанный снежок, а после отвернуться и сделать вид, что ничего не произошло. Хочется уткнуться носом в полосатую шерсть и спать в дупле под песни ветра снаружи, напоминающие волчий вой, ощущая рядом тепло родного тела.
Ты похож на них. Особенно на отца.
Лютоволк некоторое время просто смотрит на глашатая, чья фигура выглядит неестественно светлой на фоне черного прохода. Прикрывает глаза, стряхивает с когтей частички снега и тины. Дергает плечом и по-детски трет лапой левую щеку, на мгновение цепляясь взглядом за тянущийся по подушечки рубец от укуса. «Она отличается от моей?»
─ Спасибо, ─ произносит он, и это все, что он может сказать. Потом он кидает взгляд на оставшихся охранять вход соплеменников, на клубящийся туман за их спинами, на небо, которого почти не видно ─ и растворяется в густой мгле прохода.
Дата: Сумерки, 13-Янв-2018, 20:32 | Сообщение # 1200
нãвçėгдã зãтėрявшиçь в Çумėрėчных нėбėçãх
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 2194
Они уходили всё дальше, вдыхая чёрный туман и запах тления и смерти вместе с ним. Страшно. Каждому страшно здесь, как бы кто не храбрился. Невозможно встретиться лицом к лицу с тем, что олицетворяет собою ужас, не впустив этот ужас в себя. Но нужно переступить через все преграды, перекричать голоса, умоляющие не идти туда, вперёд, прямо в раскрытую пасть самой темноты — заглушить их боевым кличем, или криком новой боли, или лихорадочным шёпотом. Сумрачные коты отправлялись в самую глубь своей территории, чтобы сразиться с неведомой тьмой, что так страшно исказила облик привычных и любимых мест. И в этом было что-то чертовски метафоричное, ведь многие поступают так же, когда неведомая тьма поселяется внутри них самих: отправляются в глубины собственных мыслей, чтобы разобраться с чем-то тёмным и кошмарным, с чем-то отравляющим всё вокруг, заполняющим реальность сгустками чёрного тумана. Потому что только так, встречаясь лицом к лицу с бедою, можно победить. Иначе та возьмёт верх и поглотит тебя, затягивая дальше и дальше в омут, из которого не выбраться. Неба не видно. Не видно ни звёзд, ни солнца — какое сейчас вообще времени суток? Сколько вообще прошло дней? Всё слишком смутно, темно, туманно, никто не может сказать, что ждёт его за новым поворотом в лабиринте безопасных тропинок, огибающих смертоносные топи. Но никто не отчаивается. Не потому ли, что разучились верить в небо и звёзды, но научились верить в самих себя? Или, может, потому, что небо и звёзды сейчас всё равно ведут их, а воплощением их является эта взявшаяся из ниоткуда Грозовая кошка? Ведь знаки неба чаще всего проявляются именно так — в самый трудный и тёмный час, но неожиданно, непредсказуемо, совершенно не с той стороны, откуда их когда-то всё-таки ждал, а потом и вовсе позабыл об этом. Костерку хотелось верить и в то, и в другое. ...но дальше, в тоннели, эта посланница неба не пойдёт — дальше Тени предоставлены сами себе. И это верно. Небо всегда лишь указывает путь, а войну вести должен ты сам. Они теперь должны погрузиться в самую тьму, в сердце страха, и там найти ответы, выходы, спасение. И Костерок с бешено колотящимся сердцем идёт за всеми в тоннели, а чёрный туман закрывает за ними ход. Пути назад им больше нет.
Тоннели »
With every single day, it won`t go away The way I feel about you
Вниз 
