Незаметно подкадывается сезон Юных Листьев, пробуждая лесную природу и прибавляя жителям новых хлопот.
С Изнанки возвращаются Грозовой воин Мрачногрив и Ветряной Хмелюшек, а также Речные Ветреный и Горный Перевал.
Горечь Звёзд и Шиповник проводят собрание на Главной Поляне, где обсуждается вопрос с нападением Изнанки. По окончанию собрания верхушки призывают воителей выступить на Остров Советов и дать отпор общему врагу.
Также происходят посвящения.
В племени Теней Зарница становиться воительницей Зарево; Таинственная, Сычушка, Песнь и Молниелап получают новых наставников — Ягеля, Полымя, Зайца и Синицу. Искалеченный Можжевельник переходит в статус Старейшины.
В племени Ветра Стая и Сладянка становятся ученицами Стаей Птиц и Усладой, а их наставниками — Стриж и Лечащий. Хмелюшек, не помнящий своего имени, принят обратно в племя под именем Зеркальный.
Новая предводительница Речного племени Танец в компании Нивяника посещает Лунное Озеро, где пока не получает дара девяти жизней, но становится Звёздный Пляс.
Воители четырёх племён прибывают на Остров Советов и вступают в бой с Изнанкой, где принимают первый удар.
Обновлено: 31.03.24
Погода в игре
Утро сохраняется ясным после звездной ночи. Согретый солнечным теплом воздух продолжает прогреваться все больше. Весь лес постепенно зеленеет. Яркими коврами расцветают весенние первоцветы: подснежники, крокусы, прострелы. Золотятся на березах сережки, многие кусты набирают цвет. К обеду легким ветром приносит облака, но они не застилают небо целиком. К вечеру спокойная погода сохраняется, но ночью облаков становится больше, так что звездной ночи можно не ждать. Вода в водоемах возвращается в свое обычное состояние.
Температура: утром +9, днем +16, ночью +8
Сила ветра: мягко дует тёплый ветер
Охота: высокая вероятность успешной охоты весь день
Травы: почки превращаются в листья, травка зеленеет, лечебные травы продолжают расти и наполняться силами, а вот сезон сокодвижения подходит к завершению
Образовался глубокий и опасный разлом в земле: он начинается примерно от входа в лагерь и идет до дерева объявлений. Палатки не разрушены, но есть риск падения дерева объявлений на поляну. Разлом перепрыгнуть возможно, но котятам, старикам и больным это не под силу — лучше обходить.
г л а в н а я · п о л я н а
Вечный полумрак, причудливая игра света и тени, легкая вуаль тумана, хвойный дурман. Говорят, что племя Теней — Тёмное Сердце Леса, и здесь, в самом центре сумрачного лагеря, оно бьется особенно жарко. Чужакам здесь будет неуютно, холодно и слишком темно: колючая ежевика окольцовывает надежной стеной вершины оврага, вековые сосны-великаны пронзают острыми верхушками небеса, заслоняя их пушистыми ветвями, а поваленное дерево отбрасывает на поляну темную тень, заботливо укрывая сумрачных от солнца, дождя и снега. С каждым вдохом легкие пропитываются истинно сумрачным ароматом: терпкой, благородной хвоей, теплым запахом солнечной смолы и тонкой ноткой густой болотной влаги. Здесь кипит таинственная, бурная жизнь племени, отсюда можно попасть в любую точку лагеря: вы можете увидеть и расположившиеся вдоль стен оврага надежные палатки, и могучий дуб, возвышающийся в противоположной от входа стороне, с которого главы племени сообщают важные новости, и тонкий ручеек с чистой водой, где можно утолить свою жажду. Густые заросли древнего папоротника услужливо приглашают отдохнуть в своей тени, неподалеку находится склад, где сумрачные хранят добычу, но самое время поближе рассмотреть всё то, что таит в себе сумрачный овраг.
в х о д/в ы х о д · и з · л а г е р я
Вход в лагерь трудно найти тому, кто не знает, где он находится: его надежно скрывают малахитовые ветви елей и сосен, и только тонкая тропинка из следов и сгущающихся запахов приводит вас к сумрачному дому. Первое, с чем сталкивается каждый, кто подходит близко к лагерю — неприступные заросли кустарников. С трудом можно заметить небольшой просвет меж ними, и тогда вы ступаете на узкую тропинку над глубоким рвом, окольцовывающим лагерь. На его дне хищно поблескивают опасные осколки и колючки, выступают острые колышки, которые, к тому же, воткнуты и по краям рва — падение грозит если не смертью, то серьезными ранами, но сумрачные давно научились без труда преодолевать это препятствие. После тропинки вы попадаете в прикрытую ежевичными плетями пещерку в корнях дерева, которое перекинуто через овраг. Корни все еще в земле, и именно за счет них дерево все еще живое. Пещерка в корнях выходит в туннель внутри дуба, а он в свою очередь заканчивается дуплом, выходящим вниз. Когда дерево стояло вертикально, это было просто глубоким дуплом с выходом у корней, а теперь Сумрачные коты оборудовали туннель под вход и выход из лагеря. Из-за того, что дупло-выход находится достаточно высоко от дна оврага, сумрачные котята даже при особом желании не смогут самостоятельно покинуть лагерь, пока не подрастут достаточно.
с к л а д
Если перейти через ручеек, что пересекает главную поляну почти пополам, можно попасть не только к дереву объявлений, зоне отдыха и целительской, но и к складу, где хранятся добыча и различные нужные для лагеря вещи. Находится он... Под землей. Тоннель вниз прикрывает небольшой навес, что защищает его от снега и дождя, не позволяя полностью залить склад, хоть и приходиться зимой часто раскалывать лёд, чтобы не поскользнуться. Мягкий изгиб тоннеля ведёт нас в небольшую пещерку, что пустует, но ведёт дальше в два других туннеля, заканчивающимися основными помещениями. Первый проход — левый — оканчивается небольшим, но очень холодным хранилищем дичи, а пол обвит тонким слоем мха. Это все позволяет дичи храниться дольше. Второй туннель — правый — оканчивается сухой и достаточно большой пещеркой, в которой хранятся пласты мха, всякого рода приспособления для работ по лагерю — камни, ветки, плети, лозы. Склад был построен умелыми лапами наших воителей и оруженосцев после пожара, что случился на территории племени, и приспособлен под хранилище.
Внимание! В оффтопике нужно указывать не только название принесенной/съеденной дичи, но и ее размер (маленькая, стандарт, большая)! Если размер дичи не указан, то она автоматически определяется маленькой.
[cut noguest=Списки]Список дичи:
- ничево тут нетъ
Протухшая/испорченная дичь:
Список остальных материалов:
- 4 пласта мха
Последний учтенный пост — #5194
в зимнее время года срок годности составляет три реальных недели в весенне-осенний период - две реальных недели в летний период - одна реальная неделя.
за вынос протухшей дичи вы получите галочку в системе патрулей.[/cut]
п е н ё к
На первый взгляд пенек не представляет из себя ничего особенного. Старый, но крепкий, не трухлявый, сзади обвит колючими ветвями боярышника. В его корнях зияет тёмная дыра, которая ведёт в тёмную тесную пещерку. Однако вокруг этого места сам воздух будто бы гуще, душнее и холоднее, отчего по коже невольно пробегают колючие мурашки. Пенёк — это тюрьма. В нем содержатся пленные, отбывающие наказание, а снаружи проводятся казни и порки ежевичной плетью. Само оружие хранится под кустом боярышника, что растет рядом. Если внутри кто-то есть, у входа обязательно стоит внимательный конвоир и охраняет "тюрьму". Кроме того, здесь же временно живут те, кто принят в племя на испытательный срок.
п о г а н о е · м е с т о
Гуляя по главной поляне и проходя недалеко от пенька, можно заметить укрытое растительностью отверстие в стене оврага. Оно приведет вас в не самое приятное, далеко не благоухающее, но необходимое для функционирования лагеря место. Пройдя через небольшой туннель, вы попадаете в расширенную часть рва, того самого, что расположен вокруг лагеря. Ближе к стене лежат все те же осколки, а вот остальное пространство и есть поганое место. Видите в разных местах лежат тонкие пласты коры? Под ними компостные ямы. Вещь вполне удобная, но весьма неприятная, особенно если вы пленник и в наказание вас туда посадили. Впрочем, сажают в них не только пленников, но и самих провинившихся сумрачных. Еще эти ямы заставляют выгребать, копать поглубже, погружают туда только голову... Применений им масса, ибо сумрачная фантазия безгранична, так что "биологические отходы" сумрачных не пропадают напрасно. Есть яма, что побольше остальных — сюда выкидывают старые подстилки, протухшую еду и прочий мусор. Благодаря тому, что поганое место находится фактически за лагерем, на главной поляне не витает каких-либо неприятных запахов — сумрачные основательно подходят к вопросам чистоты, и продуманное устройство отходных мест тому подтверждение.
Дата: Рассвет, 17-Май-2021, 00:10 | Сообщение # 5236
он из болотных огней, серебра и теней
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 2350
королевские покои
— Морок Звезд? Змееуст?
Что на этот раз?
Морок молча ловит тяжелый взгляд Змееуста, едва заметно кивая, соглашаясь с мыслями глашатая: определенно, что-то не так. Не то что бы он умел по тону Иней определять, какую весть несет его бывшая ученица, но отменная чуйка всё еще прекрасно работает, и неприятный сгусток в груди, оседающий тяжестью на ребрах, отзывается покалыванием при звуке голоса соплеменницы.
Влажный предгрозовой ветер действительно пахнет кровью.
— Здесь Смоль и Зарелап, они ранены, Смоль просит позвать вас.
Морок искоса смотрит на глашатая, который срывается с места быстрее него, и серебристой тенью скользит следом. Ранены — не мертвы, и на том спасибо. Змееуст так часто терял своих оруженосцев, что начинать день (ночь) с уже набившей оскомину новости было бы... не лучшим началом.
У выхода сумрачный поворачивается к Иней, коротко кивая ей, но не задерживается надолго, напоследок лишь едва коснувшись кончиком хвоста темного плеча.
Стоит только выйти на главную поляну, как над головой тут же разверзается бездна из грома, молнии и дождя. Картина маслом: окровавленный Смоль, лежащий-сидящий в его лапах не менее окровавленный Зарелап и нависший над ними всеми Змееуст. Морок чуть дергает плечом, когда холодная вода, льющаяся с неба, неприятно облепляет шерсть, и подходит ближе к соплеменникам, улавливая уже обрывки фраз. Собака, болото, двуногие. Понятно.
— Я скоро вернусь.
Предводитель провожает своего бешеного взглядом — были бы руки, незаметно перекрестил бы, да только ни рук, ни христианского преисполнения у него нет, так что остается только надеяться, что тени, как всегда, уберегут, — и переводит взгляд на Смоль, коротко кивая и тихо хмыкая на поклон. В таком-то состоянии еще и этикет соблюдать? Мальчишка, ты едва на лапах держишься.
Пока Смоль докладывает, неподалеку нарисовывается Ненастье. Морок замечает его боковым зрением, как и приближение целителя и его подопечного, но никак не реагирует на появление, слушая доклад Смоли.
— Во время патруля мы с Полуночником... — И где он? Сумрачный принюхвается, но в душном, влажном воздухе запахи вязнут, как в болоте, и ярко ощущается лишь кислинка болот, озон и железная кровь. Когда-то Морок любил этот букет ароматов больше всего, — Зарелап успешно заманил её на топи, вскоре туда подоспели мы и вступили с ней в схватку, — Мимолетно смотрит сверху вниз на Зарелапа, с виду не слишком читаемо, но внутренне оценивая по достоинству действия оруженосца — он действовал правильно в сложившейся ситуации, — Полуночник погиб, доблестно сражаясь и защитив собой моего оруженосца.
Ах, вот оно что.
Полуночник был умелым воином, хорошим наставником. Морок думает, что для Ненастье кого-то более подходящего было и не найти.
Выслушав до конца, Морок кивает: беспокоиться уже не о чем. Если собака и не сдохла там, то её добьет Змееуст, но что-то подсказывает предводителю, что в этом вряд ли появится необходимость — сумрачный хорошо знает повадки двуногих, и если они успели спасти свою псину, то наверняка уже везут её в город. Угрозы в ближайшее время для соплеменников больше нет.
— Я всё понял, — Морок окидывает взглядом раненого оруженосца и воителя, медленно разворачиваясь, — Вы всё сделали правильно. Восстанавливайтесь.
— Где Полуночник?
Морок, уже сделавший шаг в сторону дерева объявлений, на мгновение замирает, но сразу же продолжает путь. Это уже не его дело.
Около целительской он замечает Блудичку — слышал до этого, как она звала целителей, — и подходит ближе, замечая, что девчонка вся в какой-то грязи, еще и заметно напуганная происходящим.
— Блудичка, — Морок поднимает лапу, оставляя её над головой внучки, чтобы тяжелые капли не заливали ей глаза, — Лучше иди в палатку, не сиди под дождем.
[indent]там, где весна помнит смерть, да огонь помнит жар, пой мне во тьме, друг мой вечен и стар на забытой тропе, где поставят мой крест,
ㅤпой мне во тьме, ㅤㅤㅤверный брат, ㅤㅤㅤㅤㅤтемный лес[/indent]
[indent]там, где весна помнит смерть, да огонь помнит жар, пой мне во тьме, друг мой вечен и стар на забытой тропе, где поставят мой крест,
ㅤпой мне во тьме, ㅤㅤㅤверный брат, ㅤㅤㅤㅤㅤтемный лес[/indent]
Дата: Рассвет, 17-Май-2021, 01:15 | Сообщение # 5237
ты один и я одна, ночь темна
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 295
целительская
В полумраке целительской было хорошо и спокойно. По указанию Безупречного Соловушка сортировал свежие, едва собранные травы, те, что одни из первых проклюнулись на еще холодной после снега земле; оруженосец так погрузился в процесс, что ничего не замечал вокруг, тихонько и мелодично что-то мыча себе под нос — наверно, мотив одной из тех песен, что постоянно пела Хризалида. И потому, когда умиротворенную тишину вдруг пронзил тонкий, встревоженный голос Блудички, Соловушка вздрогнул от неожиданности, переводя широко распахнутый взгляд голубых глаз на вход в палатку.
— Безупречный! На поляне раненные! Двое!
Переглянувшись с целителем, сумрачный поднялся со своего места, выбираясь из завала трав, едва не снося лапой весь свой труд — но тут же, как назло, резко и неожиданно громыхнуло снаружи. Белый мертвенный свет озарил пещеру, на мгновение ослепив привыкшие к темноте глаза, и хвостом Соловушка неловко задел один из рядов целебных трав.
— Я п-потом поправлю, — запыхавшись, выдохнул оруженосец, догоняя целителя, и выскочил под дождь.
Ранеными оказались Смоль и Зарелап — напротив них уже стояли Морок Звёзд и Змееуст. Соловушка осторожно приблизился к соплеменникам, стараясь быть как можно более незаметным для верхушек, но к его облегчению Змееуст умчался куда-то почти сразу же. Морок, впрочем, остался. Рядом оказался и Ненастье — стало чуточку спокойнее, и Соловушка, оторвав от него взгляд, посмотрел на Зарелапа, негромко бросив ему:
— Давай помогу дойти, — а сам краем уха слушает доклад воителя, давая возможность Зарелапу облокотиться уже на него, а не на измученного наставника.
Пахнет болотом, кровью и чем-то резким, смутно знакомым. Соловушка невольно вспоминает что-то далёкое: снег, границы, алое на белом. Лиса. Бешеный, горящий взгляд Ненастье.
— Во время патруля мы с Полуночником наткнулись на двуногих у берега озера. С нами был Зарелап, но его я отпустил охотиться, и собаку в лесу он встретил без нас. Зарелап успешно заманил её на топи, вскоре туда подоспели мы и вступили с ней в схватку.
Соловушка проникается уважением к Зарелапу — весь израненный, он все-таки выжил и поступил очень умно, когда повел собаку на топкое болото. Но что-то сразу же нарушает покой оруженосца, уже успевшего облегченно обрадоваться тому, что все живы, хоть и ранены. "Мы с Полуночником". Смоль так сказал.
Соловушка бросает непонимающий взгляд сначала на выход, потом по сторонам, потом на Ненастье и снова на Смоль. Где же наставник, раз они были вместе? Может, пошел проверить двуногих? Он же не мог-
— Полуночник погиб, доблестно сражаясь и защитив собой моего оруженосца.
Крупные холодные капли больно бьют по золотистым ушам, заставляя прижимать их ближе к голове. Соловушка растерянно моргает, застывая и будто бы съеживаясь. Ветер грубо и требовательно вгрызается в шерсть вместе с водой. Соловушка смотрит на Смоль, дожидаясь еще хоть чего-то, ему хочется попросить его повторить, может, он неправильно расслышал.
Гром глухо рычит над головой.
— Я всё понял. Вы всё сделали правильно. Восстанавливайтесь.
Соловушка... ему хочется сделать вид, что он ничего не понял. Объясните еще раз. Вы, должно быть, ошиблись.
Но он смотрит на Зарелапа, на горькое выражение в его глазах, на Смоль, похоронно-невозмутимого, уставшего, с серыми стекляшками вместо глаз, и всё понимает. Понимает всё то, что знать не хочется.
— Где Полуночник?
Нет. Нет-нет-нет.
Соловушка яростно зажмуривается, едва удерживаясь от того, чтобы не закрыть уши лапами.
— Он бы не-
Не надо, Ненастье, помолчи, я не хочу этого слышать!
Болото, собака, схватка, двуногие. Полуночника нет, они не смогли даже тела принести, оно теперь там, навсегда, и всё, нет никакого Полуночника больше!
море хранит нашу память – мерцающий жемчуг
☽ тэмулун
«...позовименя древними рунами на прозрачной странице утренних снов ...»
море хранит нашу память – мерцающий жемчуг
☽ тэмулун
«...позовименя древними рунами на прозрачной странице утренних снов ...»
Дата: Рассвет, 17-Май-2021, 01:32 | Сообщение # 5238
я вижу тень твою впереди
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 663
темнота
Зарелап приходит в себя от удара о землю, и в висках что-то новое и непривычное очень тонко звенит, в ушах — шум собственной крови, он не дает разобрать этот тонкий, но одновременно с этим глухой звон. Перед глазами калейдоскоп картинок: он на падающей гнилой ветке, Смоль с яростью страшнейших сумрачных воплощений, чужие клыки, тропинка в вековом лесу, еще хранящая запахи Горчицы и Хвоистой. Полуночник, маленькой изломанной фигуркой летящий куда-то в сторону и вверх. Крики двуногих, собачий лай, рычание и скулеж. Смолянка, деревья, вновь вековой лес, тропинки, лагерь?
— Кто-нибудь... Морока Звезд или Змееуста... их, пожалуйста.
Кто-то его касается. Очевидно, Смолянка. Это его голос, и он говорит, Зар не может разобрать, что, но, кажется, что-то обычное. Он говорит "пожалуйста", и ученику на секунду стыдно — надо хотя бы привстать, надо поднять глаза на того, с кем говорит Смолянка. С кем? Зару кажется, что он спит, и это сон, в котором он очень маленький — еще не вышедший из детской ребенок. Жмется к лапе Смолянки и не понимает, о чем взрослые говорят. И это не важно.
— Мы дома, — да, я знаю, — Зар глубоко вдыхает: и правда, они дома, вокруг пахнет лагерем и... и все еще — кровью. — Можешь встать? — Нет, — Зарелап прижимается к чужой лапе щекой и от души врет, закрывая глаза обратно, не решается прижаться к Смолянке ближе, не зная, что именно у него болит, но чувствуя на бедре и на лбу подсыхающую кровь. Он весь в грязи и болотной тине. Он выглядит неподобающе. Он не смог защитить Смолянку. Он взялся за дело, а затем испугался.
У него немного кружится голова, но это не оправдание. Он не так сильно ранен. Он даже не знает, как ранен Смолянка — он не уверен, что видел все, и не знает, что было дальше, после того, как Полуночник оттолкнул его.
— Где это произошло? — Змееуст нависает над ними угрожающей тенью. Зар позволяет себе немного испугаться. И все еще не решается открыть глаза, уловив его присутствие совсем близко. Пусть Змееуст со всем разберется.
Змеест исчезает. Зарелап открывает глаза и отстраняется от лапы Смолянки. Не хочет ему мешать больше, приподнимается на лапах и тоже кланяется — скорее, кивает — Мороку Звезд. И затем пристыженно, серьезно молчит, буравя взглядом землю и покорно ожидая целительской помощи, тихий, но с каждой секундой все более собранный. Все закончилось.
Он размышляет над тем, были ли его действия правильными, и вслушивается в голос Смолянки.
— Во время патруля мы с Полуночником наткнулись на двуногих у берега озера. С нами был Зарелап, но его я отпустил охотиться, и собаку в лесу он встретил без нас, — так значит, собака была с двуногими. Это хорошо — наверняка она была одна, раз Смолянка и Полуночник не заметили еще чье-то присутствие. Это хорошо еще и потому, что она не пришла с границ и нет причин для беспокойства о том, что так могут прийти и другие. Что ж.
Зарелап помнил, что к двуногим нельзя подходить. Это правило он не нарушил. Впрочем, в нем почти не было смысла относительно собаки. Хорошо, что они не смогут привести еще — вряд ли их целью было натравить свою тварь на лесных. Зар не знал. Зар никогда не подходил к ним у озера, потому что они разжигают огонь. Было куда проще послушно избегать их. Так Смолянке было спокойнее.
Прикрывая глаза, Зарелап подумал, что теперь он готов нарушать это правило множество, бесчисленное множество раз, если все обернется так же. Даже если все обернется так же. Снова и снова. Он будет рваться вперед, если сможет увести опасность от Смолянки. Он станет сильнее и наставнику не придется защищать его.
— Давай помогу дойти, — Соловушка. — Спасибо, — Зар послушно принимает его помощь и садится, тут же отстраняясь и качая головой, кивая на Морока Звезд, намереваясь уйти лишь после того, как их отпустит предводитель.
— Зарелап успешно заманил её на топи, вскоре туда подоспели мы и вступили с ней в схватку. Полуночник погиб, доблестно сражаясь и защитив собой моего оруженосца, — он успешно заманил ее, он его оруженосец. Смолянка бы сказал это, даже если бы он абсолютно опозорился, неожиданно понимает Зар. И ему становится стыдно за свои дерзкие мысли. Полуночник мертв из-за того, что он решил осуществить этот план с топями до конца. Он мертв из-за того, что защищал его. Зарелап ведь не посмеет принимать это как должное.
Зарелап молчит и боится поднять глаза, в которых теперь горит, почувствовав волю, пламя старого пожара. Ему стыдно за то, что ему не стыдно. Его отец погиб ради этого, он слышал о том, что воители умирают за оруженосцев с самого детства, он желал понять эту жестокую истину из интереса к истории — из зова крови — и вот, он познал ее на собственной шкуре. Мистраль сказал ему, что Сумрак — это семья. Сумрак — это клеймо.
— Я всё понял. Вы всё сделали правильно. Восстанавливайтесь.
Зар склоняет голову в благодарном прощании-поклоне чуть ниже, но затем садится ровнее.
— Где Полуночник?
Ненастье!
Он не видел его приближения. Как давно он здесь? Он не поднимал головы столь высоко, чтобы увидеть, кто встал вокруг.
Зар вскидывается, оцарапывая товарища, соперника, приятеля и противника жгучим, испуганным взглядом. Зар встает на лапы, покачиваясь, встает, загораживая Смоль, но благодарно опирается на Соловушку в последний момент, одновременно с этим бросая на него полный раскаяния извиняющийся взгляд. Это и его наставник тоже. Он виноват перед ними обоими. Но если Ненастье... это Ненастье, то Соловушка вынуждает мальчишку смягчить взгляд и действительно ощутить глухое, виноватое сожаление. Глядя в глаза Соловушке — он чувствует — ему жаль.
— Он оттолкнул меня, — поворачиваясь к Ненастье, объясняет Зар, отчаянно желая переключить его внимание на себя и одновременно с этим искренне, открыто глядя. И говорит неожиданно твердо, с уверенной, сожалеющей мягкостью. Практически... вежливо? — Полуночник был сильно ранен, вытолкнув меня почти из пасти той твари. Это моя вина.
Может быть, получив укор от Ненастье, он наконец поймет, что должен чувствовать? Он ждет, что тот осудит его, что будет против, но с каждой секундой ожидания лишь ощущает все больший прилив сил. Он отстраняется от Соловушки мягко, осторожно, и ждет, что тот сам толкнет его прочь, толкнет в грязь. Он сейчас едва стоит, пожелай Соловушка его ударить — повалится. И посчитает, что заслужил.
Он слышал, после пожара, на котором погибли многие воители, включая их с Остролапником отцов, он слышал, Змееуст стойко сносил упреки в промахах своего командования, позволяя обнивить себя всем, кто желал. Взял всю ответственность. Размышлявший об этой истории Зар, не знавший отца, не считал, что глашатай сделал плохой выбор. Наблюдал за чужой болью со стороны, но, чувствуя, что тоже пострадал, позволял себе считать, что знает, о чем судит. У него была мать, которой он стал помощью и опорой, приглядывая за другими братьями. Был Смолянка, за которым он наблюдал — видел, как ему сложно с ними. Как он заботился о них всех. Были братья, к которым он сам проявлял то строгость, то заботу.
Их отцы сами сделали этот выбор тогда, на пожаре. Зарелап выучил это самым первым фактом из той истории.
Полуночник тоже сделал свой выбор.
А Зар — сделал свой. И пусть он не просил спасать себя, он был благодарен старшему воителю, что его спас. Он готов был рискнуть, готов был даже сдохнуть, и это чувство неожиданно что-то пробудило в нем — он ведь не сдох. Он поступил правильно и каким-то чудом ему разрешили после этого даже выжить. Он лишь хотел... защитить...
— Я-я... увел пса на болота, но если бы помощь не подоспела, я не смог бы добраться до опасной глубины, достаточной для того, чтобы все закончить... Это был мой план.
Он скользит взглядом по Соловушке. Смотрит на Ненастье. И он готов перед ними признать свою вину еще множество раз, но он совершенно не чувствует, что по-настоящему где-то ошибся. Ему жаль, но он не сожалеет. Легко брать ответственность, не сожалея.
Он все еще стоит перед Смолянкой и сожаления у него, вместе с видом ран на живом, живом, но раненом из-за его глупости наставнике, пока что тоже за спиной, как и взгляд, наконец, ему в глаза после всего этого.
под пологом ночи, под солнцем, в кромешном аду⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀пусть ляжет мой путь — ведь еще не проигран мой бой
Дата: Рассвет, 17-Май-2021, 04:16 | Сообщение # 5239
Тень и золотое кружево Яд змеи — моё оружие
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 200
Несколько секунд растягиваются клейкой камедью, пока Блу глазами пожирает полумрак, смотрит, как линии тела идущего навстречу целителя искажает мгла. Запах трав забивается в ноздри, огревает по голове обухом, наравне с хлесткими дождевыми каплями дезориентируя окончательно.
Блудичка снова оказывается бесполезной.
Она топчется у лекарской, понурившись, и издали напоминает гаснущий огонёк лампады. Думает: это всё Смоль виноват. Он принёс на своих плечах тучу — неподъемный груз вины, насквозь пропитавшийся кровью. Он расцарапал тишину неестественно вежливыми, неуместно спокойными словами. Живые так не разговаривают. Блу не находит для себя иного объяснения происходящему. Ей проще и удобнее окрестить Смоль неправильным, лишним, чем признать: звезды в очередной раз не сумели отвести железную длань несправедливости, что наложила ещё один отпечаток страдания, сместила с шахматной доски жизни ещё одну фигуру. Для неё звёзды не умеют ошибаться и не умеют быть ненужными.
Не нужен здесь только Смоль, ведь он никак не вписывается в её ограниченный черно-белый мирок, даром что облеплен крамольной шерстью.
Грозовая завеса зыблется, скрывая фигуры соплеменников, неласково пеленает Блудичку в холод. Незачем больше стоять здесь, захлебываться дождем; поест позже — наглоталась уже полынной горечи, расцветшей во рту. Ей бы к родным. К маме, к Волчку и Овечке или хоть к...
— Блудичка, — названная очертя голову сигает через марево грозы к спасительной сени детской, неловко сталкивается с чужой лапой и падает на хвост, рассеивая кругом бурые брызги. Ей кажется, что фигуру Морока всего секунду назад соткала стихия из пустоты и мокрых цинковых нитей, — Лучше иди в палатку, не сиди под дождём.
Соревнуясь за право быть озвученными, теснятся и толкаются в голове мысли. О том, что предводитель оказывается рядом только в дождь и всегда — если Блудичке угрожает опасность. Ещё о том, что каждый раз она неминуемо марает его посеребрённую шерсть — неожиданно мягкое ваяние ювелирного искусства. То слякотью, то кровью. О том, как он огромен и как хочется играючи повиснуть на его вытянутой лапе.
О том, как от одной зелени его глаз у неё за прутьями спиральной решетки генов кто-то другой захлебывается нестерпимо жёлтой ненавистью. Что-
С губ слетает другое — бесхитростное, детское, наивное.
— А ты пойдёшь со мной? Я хочу вместе, — запоздало отирает лапой грязь с лица, так, что помимо носа теперь испачканы ещё и щеки. Душка. Душка — значит, вся в отца.
Небо громоподобно смеётся над детской глупостью. Морок и дождь — в некотором смысле тождества — отгораживают Блудичку от разговора понесших утрату оруженосцев. Ей вновь не дают увидеть боль во всей её багряно-несносной красоте, вновь позволяют проигнорировать само существование столь разрушительного и острого чувства, не подозревая:
девчонке это дорого обойдется.
хоть однажды осмелься уйти в никуда заблудиться у леса в чреве
хоть однажды осмелься уйти в никуда заблудиться у леса в чреве
Дата: Полдень, 19-Май-2021, 22:33 | Сообщение # 5240
смеётся пламя, целует тень ⠀
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 1889
— Вы всё сделали правильно.
Вот бы еще от этого было хоть капельку легче.
Предводитель отступает в мглистый дождливый полумрак, и Смоль думает: ну вот и всё. Всё закончилось, осталось только донести свое тело до сухой подстилки, позволить целителям колдовать над ранами, сдаться чужой воле, провалиться во тьму без сновидений и кошмаров. Пожалуйста, пусть она окажется без кошмаров.
Впрочем, плевать. Смоли сейчас на всё так кристально, обсидианово плевать: на свои раны, на усталость, на зияющую дыру в груди, пульсирующую пустотой, на боль, на перспективу искупаться в черной трясине кошмаров — не плевать только на Зарелапа, и он всё еще единственная причина, по которой воитель не разложился гнилью прямо на месте.
— Где Полуночник?
Где-то в висках электрически коротит.
Смоль медленно поворачивает голову, встречаясь пустым взглядом с Ненастье. Как давно он здесь? Воитель не заметил, как не заметил и Соловушку, скорбной светлой тенью сейчас замершего где-то рядом с Зарелапом. На мгновение где-то, под слоем пыли и грязи, жжется стыд и сочувствие — Смоль меньше всего хотел бы сейчас видеть этих детей, потерявших своего наставника, что-то объяснять им, видеть их боль, их негодование и растерянность. Он вспомнил, как тяжело шел в детскую, думая, что несет Нежнолистой весть о смерти Лиходея — и как легче ему стало, когда оказалось, что она уже всё знает.
Лиходей жертвовал собой, спасая его, Полуночник же пожертвовал собой ради Зарелапа — но и Смоль этим спас тоже. Он бы не пережил... во второй раз.
Но сейчас никто не возьмет на себя роль вестника. Смоль с этим, пожалуй, даже смирился.
Ненастье смотрит требовательно, почти зло — или так ему кажется — воитель же смотрит мрачно, ровно и устало. Если мальчишка кинется на него прямо сейчас с когтями, то он не будет защищаться, и не потому, что у него нет сил.
— Он бы не-
Он бы да.
Смоль открывает рот, но почему-то вместо своего голоса слышит вдруг голос Зарелапа — не успевает даже удивиться, лишь молча упирается взглядом в пшеничную макушку прямо перед собой. Промокший, грязный, раненый оруженосец загораживает его собой. Его, взрослого воителя, наставника, старшего родственника, загораживает собой от ровесника-оруженосца, будто тот и вправду может ему навредить. Защищает.
Сумрачный моргает, пытаясь стряхнуть и дождевую воду, и непрошенное жжение в глазах.
Зарелап говорит — так уверенно и твердо, и Смоли кажется, что его оруженосец прожил гораздо больше, чем девять лун. Перед лицом скорби и смерти так редко могут говорить даже взрослые.
— ...Это моя вина.
Нет.
Откуда-то изнутри поднялись, обжигая легкие холодком, злость и протест. Беладонна, обезумевшая от горя, впивается когтями в плечи маленького, промокшего, пропахшего гарью Сплюшки и говорит ему: теперь ты живешь взаймы. Смоль молчит, едва сдерживая тошноту. Ловчий подставляет шею под удар Дуболома, зная, что это его убьет. Смоль закрывает его собой.
Нет, Зарелап, это не твоя вина.
Как и не было вины Смоли в том, что Лиходей решил сгореть вместо него. Как бы не жгло в груди, как бы не выворачивало наизнанку от боли, он знал, что это не его вина. И нет его вины в том, что Полуночник первым закрыл собой Зарелапа от псины. Он бы поступил так же, будь на его месте, даже если бы вместо Зарелапа там оказался Ненастье.
Просто так случается. Жизнь, случайность, судьба — называйте как хотите — то еще дерьмо.
Смоль не знает, чувствует ли Зарелап вину на самом деле, но он не позволит никому, ни Ненастье, ни Соловушке, ни ему самому водружать на его плечи этот груз, который он не заслужил.
— Я-я... увел пса на болота, но если бы помощь не подоспела, я не смог бы добраться до опасной глубины, достаточной для того, чтобы...
Воитель не уверен, в какой именно момент он прерывает оруженосца; выступает вперед, вновь выцарапывая взгляд Ненастье на себя, и произносит фатально легко, четко и ровно.
Ведь Зарелап так и не ответил на вопрос Ненастье.
Где Полуночник? Что ж...
— Я его утопил, — И сделал всё правильно. Смоль, впрочем, не уточняет, что в противном случае его наставник бы умирал медленно и мучительно, возможно, вновь в клыках собаки. Он не пытается смягчить тон или взгляд — он не умеет утешать, никогда не умел, и пытаться сейчас было бы нелепо и жалко, — Вы не сможете с ним попрощаться.
Ты же это хотел знать, Ненастье, верно?
На мгновение Смоль мажет взглядом по Зарелапу и Соловушке — смотреть на последнего тяжелее всего. Воитель выдыхает, коротко и бесцветно, вновь глядя на Ненастье.
— Мне жаль, — Ему действительно жаль, что всё так получилось. Полуночник был дорог не одним только Ненастье и Соловушке, в конце концов, — Но это был его выбор.
Если тебе так будет легче, можешь винить меня.
Ему всё равно. Никакой зеленоглазый бешеный мальчишка не сможет ненавидеть его так же сильно, как он сам себя. Только Зарелапа пусть не трогает.
— Я всё понял, — Ненастье смотрит непонимающе, окидывает взглядом предводителя, что разворачивается и уходит, и отчаянно хочет протянуть в его сторону лапу. Остановить. Эй. Подождите. Я не понял. — Вы всё сделали правильно. Восстанавливайтесь.
Но Морок Звезд уходит. Зарелап загораживает Смоль. Он едва стоит. Он зачем-то говорит: "это моя вина". Противно.
Соловушка жмурится, и Ненастье почти слышит его мольбу в своей голове. Но Соловушка жмурится и он не видит его глаза. Он только подается вперед, глядя на Зара полными искреннего непонимания глазами — своими. Хватит мямлить, что ты там мяукаешь? — хочется Зара хорошенько встряхнуть, сказав это, но, на самом деле, если он откроет рот, то замямлит и замяукает сам. Потому что Зарелап, вообще-то, говорит уверенно и легко. Оправдывается. Высокомерный, презрительный к остальным ученикам Зар — сейчас такой жалкий, что смотреть страшно. Ненастье пытается окрестить его слова оправданиями, но тот только повторяет — его вина, его вина, его вина.
Ненастье ощущает себя куда сильнее, чем Зарелап, который обычно смотрел на него сверху вниз после тренировочных спаррингов. Высокомерно молчал на слова о разведке. Презрительно обходил стороной детскую, пока Ненастье пытался найти общий язык с младшими. И даже в грязи идеальный Зар никогда, казалось, не пачкался. Отстраненный, старающийся подражать наставнику. Зар хороший так-то. Ненастье он даже не бесил, в отличие от Остролапника. Но сейчас отчаянно хочется его ударить. Правда, хочется. Соловушка, отойди.
Ненастье даже собирается с силами, чтобы сделать шаг и закричать на Зарелапа, чтобы он, наконец, заткнулся. И в эту же секунду вскидывает взгляд на уже сделавшего шаг вперед Смоль.
— Где Полуночник?
— Я его утопил, — ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?— Вы не сможете с ним попрощаться.
У Ненастье от неожиданности увлажняются глаза, будто его очень больно и внезапно ущипнули. Он отшатывается, вскидываясь и делает несколько рваных вдохов, пытаясь проглотить вставший в горле комок и собраться с мыслями обратно, растеряв все предыдущие. Переводит взгляд с Зарелапа на Смоль.
Нет, он все-таки был прав.
Зарелап оправдывался.
— Мне жаль. Но это был его выбор.
Тебе не жаль.
Глаза вместо слез наполняются ненавистью — Ненастье учился хоронить близких еще до того, как учился охотиться, он не избалованный ребенок, не готовый отдать "свое", однако... Полуночник — он ведь... он... а если не он, то кто?
Ненастье неожиданно ощутил себя чертовски одиноким и несправедливо обиженным — он даже не был зол конкретно на Смоль, ведь какое ему, такому хладнокровно-ледяному, дело до чужих жизни и смерти? Это был его выбор. Полуночника? Смоль его утопил.
— Его выбор? Что, он просил тебя утопить его?! — слова вырываются прежде, чем он успевает подумать о них, мыслями вслух обжигают горло, прорезавшись сквозь все застывшие в нем ледяные комки.
И Ненастье искренне жаль, пока он не вздрагивает уже от звука собственного голоса снова.
"Я утопил его".
Он... он был жив?
Он? Был? Жив?
— Он был жив?
Ненастье смотрит на Смоль с суеверным ужасом, который, следует в глазах скопиться слезам, превращается в отвращение и какую-то первобытную, испуганную ненависть. Как у него поднялась лапа? Как у него повернулся язык сказать об этом так безразлично? Ему совсем наплевать. Ненастье смотрит и не понимает, как ему может быть настолько плевать на смерть Полуночника — он ведь был... он ведь был для Смоли... кем? Приятелем? Другом?
Ненастье со злостью думает, что Смоли-то, конечно, наверняка совсем не больно, в отличие от них, потерявших наставника. Он же ни с кем не общался близко. Даже с Полуночником, видимо, не особо. Вряд ли у него, не считая Зарелапа, наставнической гордости Смоли, вообще было, о ком переживать.
У него пересыхает в горле и он, кажется, не может ничего сказать, как не смог задать вопрос, но это только мимолетное мнение. На самом же деле он прекрасно может говорить. И теперь не сдерживаясь, говорит Зарелапу: — Это правда?
А потом, не дожидаясь, Смоли: — Зачем? — Он не знает, что хочет спросить, а потому настаивает на ответе, хоть что-то способном прояснить. — Почему, если его не убила собака, почему, если он спас твоего ученика, почему, если он считал тебя другом, ты даже не попытался его спасти?! Ты сказал, что он погиб, сражаясь! Зачем?!
Как ты вообще посмел это сказать.
звёзды бегут по мечу пламенем древних костров раны души весна скроет от глаз травой
— Привет, — Иней появляется рядом так вовремя, что улыбка сама скользит по губам. Ряска никогда без неё не могла, и поэтому мягко касается носом чужой макушки, прежде чем все-таки отпустить. Она больше не злится, это уж точно — некогда топиться в надуманных проблемах, когда приходится учиться жить без Ворона. Ряска до сих пор не уверена, что полностью функционирует.
Нежности хватает на мгновение — запах крови тяжестью прокатывается по нёбу, и Ряска поднимает голову. Ей не нужно вставать, Иней дойдёт до предводителей сама, кто-то громко зовёт целителей. Ряска смотрит на Смоль, и что-то в том, как неуловимо тяжелее стали его движения с их последней встречи, заставляет нахмуриться ещё сильнее. Болотница мажет взглядом по отцовским плечам, слушает чужие голоса так внимательно, что скоро начнёт звенеть в ушах — по-детски спрятаться хочется, да не можется, и поэтому она цепляется за каждый клочок информации, долетающий до их края поляны. В конце концов, ей уже не восемь, чтобы бояться чьей-то смерти.
— Я его утопил, — ... — Вы не сможете с ним попрощаться.
Ряске правда очень, очень жаль.
Она вдыхает тяжело и переводит взгляд обратно на Иней — огромный ком встаёт в горле от одной только мысли. Ряска даже не может спросить сама себя, смогла ли бы она, и просто смотрит. Её, наверно, поймут — тёплые майские дни теперь слишком пропитаны воспоминаниями о том, как они хоронили Злату, а ещё грызущие грудь эмоции кажутся слишком простыми и абсолютно не поддающимися описанию, потому что как можно этого не понимать?..
От голоса Ненастье только морщится. Ей очень хочется ему помочь, но она не волшебница и точно не спасительница, а ещё понятия не имеет, как справляться с такой болью — сама не особо справилась.
Кажется, они тут больше не нужны, но медовое солнечное тепло ускользает, и Ряска, чуть хмурясь, встаёт на лапы, бок о бок с Иней — прикосновения всегда заменяли ей словесную поддержку. Они тут почти лишние, чужой разговор кажется до боли личным, совсем не таким, какой должен открыто для всех звучать в центре поляны, и Болотнице мучительно хочется заняться чем-нибудь полезным.
Но пока Змееуст не вернётся, им, вероятно, выходить не стоит.
За спинойнаследиеи наследство, но не будет трона и королевства — только пыль и желтый пустой песок, только ветер, бьющий песком в висок
За спинойнаследиеи наследство, но не будет трона и королевства — только пыль и желтый пустой песок, только ветер, бьющий песком в висок
— Я его утопил. Вы не сможете с ним попрощаться. Мне жаль, но это был его выбор.
Зарелап тоже застывает, непонимающе хлопнув глазами, и скорее думает, чем чувствует, что в жилах у него кровь, наверняка, тоже застыла в этот миг. Он не помнит. Он помнит, как сильные лапы выталкивают его из пасти самой смерти, а затем — как Полуночник летит.
— Его выбор? Что, он просил тебя утопить его?!
Ненастье, как же тебе.. не стыдно, — Зарелап мрачно молчит, глядя на соплеменника, и невесомо касается хвостом задней лапы Соловушки, незаметно, они удобно стоят к остальным присутствующим боком и лицом, и, не смея привалиться плечом к товарищу, в смерти чьего наставника он виновен, Зар лишь думает о том, что может хоть немного утешить его, выразив сочувствие. Ему, в общем-то, почти плевать сейчас на Ненастье — он устал, собственная боль и переживание за Смолянку застилают добрую часть сознания, однако одновременно с этим он не злится на соседа по палатке, но успевает осознать его... неуместную вспыльчивость.
Ненастье не хватает тактичности и проницательности — но Зар твердо встречает его взгляд, — Это правда? мотнув головой в неопределенном согласии и тут же опустив глаза. Он не знает, но почти уверен, что — да. Правда. И Смолянке тоже не хватает тактичности. Зар жмурится, чувствуя, что мимолетная тишина вокруг — это только затишье перед кошмарной бурей. И сильнее всего на свете ему хочется заорать первым. Он хочет встряхнуть нетактичного, забывшего обо всем на свете Смолянку и орать, орать на него, а потом орать на всех, кто смеет смотреть на них, осуждать их, а потом спрятать Смоль и снова орать на него. Зар вообще никогда не хотел бедокурить и ввязываться в споры, как сейчас, несмотря на то, что в детстве легко велся на провокации сверстников.
Тогда его легко и мягко могла остановить Хвоинка — он напоминал себе, что должен быть достойным. Он слушался Смоль, боялся разочаровать матушку, Белладонну и Ловчего, приглядывал за братьями, нашел общий язык с Кусакой, очаровал его сестер.
— Зачем?
Да как же ты не поймешь никак? В следующие мгновения ему кажется, что Ненастье сейчас бросится на Смолянку точно так же, как тварь на них — ранее. Как бешеный пес.
А Смоль, ему кажется, даже не станет отвечать, и Зарелап был готов нарушить хоть сотню его запретов на драки, не непристойное поведение, на крики, лишь бы ему и не пришлось. Его хочется защитить. Зар боится на каком-то невероятно глубоком внутреннем уровне, что Смолянка действительно не пожелает защищаться. Зар боится допустить мысль, что он не сможет, но она прорывается откуда-то из еще более темных и страшных глубин, совершенно чужая, но настолько естественная, что его выбрасывает вперед, несмотря на недавнюю слабость, и он орет в лицо Ненастье, не позволяя ему продолжить свой поток обвинений:
— Прекрати судить, когда ничего не знаешь! Не смей обвинять моего наставника!
Он восклицает громко и настолько воинственно, что сам не узнает себя, однако запал только увеличивается, несмотря на существенное понижение тона.
— Если хочешь кого-то обвинить, то обвиняй меня! Разве ты не знаешь, что старшие защищают младших, что воители всегда жертвуют ради учеников? Разве не этому нас учат все время? Уж я-то прекрасно выучил эту истину! Я тебе ее расскажу! — рычит, последние слова выплевывая совсем ядовито и жарко, на загривке воинственно поднимается шерсть, вонзаются в землю когти.
Рычит и думает, что он сейчас Ненастье ударит, развяжет драку первым и ничуть, ни капельки не пожалеет, а сам ощущает, как сердце обливается кровью от слов "он считал тебя другом", успевших прозвучать. Зар знает, что Смолянка тоже считал Полуночника другом. И ему, в общем-то, наплевать, кого обвинят, главное чтобы наставника оставили в покое. Главное, чтобы больше не прозвучало ни одного обвинения. Да и... Самое смешное, глупое и невыносимое — истина — в том, что ведь никакой Ненастье не пожелает орать на Смоль так же сильно, как желает этого Зар. Потому что Зар хочет его встряхнуть, обнять, защитить, Зар хочет подраться со всеми вокруг за него — и пока не знает, как драться за его невиновность с самим Смолью, и оттого бесится еще сильнее, желая надрать зад хотя бы Ненастье.
А Смоль... с ним Зар не сможет сражаться. Он не знает, как заглушить его собственный голос, такой противно-сухой, холодный, бесцветный, как именно нужно накричать на Смолянку, чтобы сделать это, чтобы сделать хоть что-нибудь.
Не знает, не знает, не знает.
Но обязательно что-нибудь придумает.
А пока горло жгут два слова, оброненные Мистралем еще этим утром: — Сумрак — клеймо.
Он спросил у него, а затем у наставника, что это значит. Теперь Зарелап хорошо понял, что. Эту истину он тоже усвоил. Но Ненастье рассказывать о ней почему-то не хватает ни слов, ни сил.
под пологом ночи, под солнцем, в кромешном аду⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀пусть ляжет мой путь — ведь еще не проигран мой бой
— Если хочешь кого-то обвинить, то обвиняй меня! — Не лезь, Зарелап! — Ненастье был готов стукнуться своим лбом о его, если бы не видел, насколько плачевно и потрепанно выглядит соплеменник, все еще в крови, грязи и болотной тине. Драться с ним сейчас Ненастье не собирался. И не винил его. Совсем.
Он желал подраться с убийцей своего наставника, а не с тем, за кого наставник, видимо, действительно отдал жизнь.
Зар мог сколько угодно быть лучшим учеником, но пошел он в жопу, если думает, что сможет постоянно вырываться на первый план и менять тему, обращая всеобщее внимание на историю своей дурацкой героической семьи. Это было давно, они все даже не помнили отцов, чтобы скорбеть по ним! Вспоминать эту историю? Не тогда, когда семья Ненастье — его наставник, его единственный взрослый, которому можно было доверять! — утоплен в болоте неизвестно, зачем! Ненастье теряет взрослую фигуру рядом с собой снова, и именно от повторения этого кошмара его захлестывает яростью, он скалится — почти улыбкой — Зару в лицо и даже не знает, может быть, его вовсе трясет. Ему десять, ему насрать на то, что он лишь сильнее расковыривает раны всем присутствующим и себе самому. Он настолько переполнен этим ярким, слепящим бешенством, что вот-вот взлетит, проломив поваленное над лагерем дерево и устремившись в бесконечное-вечное.
— Прекрати судить, когда ничего не знаешь! Не смей обвинять моего наставника!
— И ты прав. Я не знаю! — первую фразу процедив мрачно и даже спокойно, на второй Ненастье вновь повысил голос слишком сильно, и вцепился когтями в землю, рыча на Смоль, отвернувшись от Зара, противно встающего сразу за его движением. Снова. Загораживая Смоль. Зарелап, свали, ты мешаешь. У меня нет к тебе вопросов, это не твое дело. Его благородство мешало, заставляло глаза слезиться, заставляло ощущать вину, которую он совершенно не должен был ощущать. Пошел к лешим, Зарелап, иди в целительскую и лечись, ты герой, ты уже достаточно сегодня сиял, будь добр, прекрати устраивать эти игры в отважных и мудрых.
Дай глупым, ничего не понимающим, получить свои ответы.
— Я спрашиваю! У него спрашиваю, зачем было так поступать?! Не может объяснить? Пусть так и продолжает трусливо молчать! Он просто бросил Полуночника!
Какого черта это произошло, какого черта Полуночника утопили, какого черта он не забрал даже тела, если он умер, а если он был жив... какого черта это произошло, если он был жив?!
Полуночник учил их бороться. Ненастье верил в него, Ненастье считал, что лучше ползти, чем так просто сдаться, и вот теперь ему говорят, что Полуночник выбрал смерть. Сам.
Чушь.
звёзды бегут по мечу пламенем древних костров раны души весна скроет от глаз травой
Лично у Лисолапа день начинался совершенно обычно: он проснулся, умылся, приготовился принимать указания от Змееуста на день. Желудок, правда, был пустой, и это не играло на пользу его настроению, но чувство голода уже успело стать ему родным, так что он привычно заглушил его обильным питьем из ручейка.
Сидел, никого не трогал, ждал наставника — ну просто зайка, только рыженькая.
А потом события завертелись со скоростью света.
В лагерь ввалились окровавленные Смоль и Зарелап; оруженосец дернулся в их сторону, подобравшись поближе, внутренности сковала тревога — не откинулся ли братец? Он дышит? Что вообще произошло? Но Лисолап имел привычку сначала понаблюдать, послушать, а потом уже делать выводы, тем более, что вокруг раненой парочки довольно быстро образовалась верхушка племени. Грянула гроза — из-за этого сумрачному пришлось еще немного скоратить дистанцию, чтобы расслышать доклад дядюшки предводителю. К Змееусту Лисолап разумно решил не лезть, тем более, что наставник почти сразу унесся куда-то.
Зарелап зашевелился и встал. Живой, чертяка, молодец. Пришел Соловушка. Нарисовался и Ненастье.
Лисолап значительно подуспокоился; Полуночника, конечно, жалко, хороший был воитель, и этого бешеного Ненастье в узде держал, но, в целом, Лисолапу от его смерти ни холодно ни жарко. Ему горько в той степени, в которой горько за племя, которое потеряло опытную, достойную единицу, но не более.
Казалось бы, на этом сборище должно было рассосаться — Лисолап даже решил, что не лишним будет помочь Смоли дойти до целительской, а то он еле на лапах держится — но в дело решил вмешаться Ненастье.
О, тени, только не он...
Лисолап презрительно скривил губы, когда оруженосец насел на дядюшку со своими тупыми вопросами. Сочувствия сумрачный был напрочь лишен, и, как ему лично кажется, Ненастье по жизни больше будет страдать от плачевного, отчаянного отсутствия мозгов, чем от потери наставника. Он что с Полуночником, что без — тот еще дубина.
Всё, что Ненастье умеет — орать. Эту свою способность он и решил продемонстрировать всем собравшимся. У Лисолапа разболелась голова. И дернулось веко, когда ему полез отвечать Зарелап.
Зарелап, вообще-то, в отличие от Ненастье, очень даже умный — и, наверно, не касайся дело Смоли, ему бы хватило ума не отвечать на вскукареки соплеменника, но, увы... Случай неизлечимый.
У Лисолапа была надежда на Смоль — уж он-то должен прервать этот балаган — но взгляда на воителя было достаточно, чтобы понять, что тот скорее прямо сейчас потеряет сознание, чем разнимет этих двух. Соловушка вообще безнадежный сопляк, на него Лисолап даже не смотрит.
— Я спрашиваю! У него спрашиваю, зачем было так поступать?! Не может объяснить? Пусть так и продолжает трусливо молчать! Он просто бросил Полуночника!
Нет, я так больше не могу!
Эти двое сейчас друг друга сожрут.
Лисолап, подорвавшись с места, в несколько шагов-прыжков оказался рядом, гибкой змеюкой решительно влезая меж двух огней, своим телом создавая естественную преграду.
— Вы что, оба с ума посходили?! — зашипел оруженосец, яростно размахивая хвостом и бросая горящие взгляды то на Зарелапа, то на Ненастье, — Нашли время глотки драть, мышеголовые!
Лисолап посмотрел на Зарелапа с молчаливым "ну ты-то, ты-то куда?", а после впился взглядом в Ненастье, вскидывая подбородок. Он не кричит, но говорит достаточно громко, чтобы перекрыть раскатистый рокот в небе и шум дождя, но без ярости или злости — он, кажется, единственный из присутствующих, кому эмоции не затуманили сознание.
— Ненастье, ты не заметил, что только ты один здесь ничего не понимаешь? Даже твой сопляк, — короткий кивок в сторону Соловушки, — смог сложить два и два, хоть и наложит сейчас под себя от паники, — Лисолап фыркнул, чуть мотнув головой, чтобы стряхнуть влагу, и продолжил прежде, чем Ненастье мог бы его прервать, — Ты же слышал доклад! У них выбора не было. Или что, по-твоему, нужно было вместо Зарелапа притащить сюда обреченного на смерть Полуночника, только чтобы вы, бедняги, успели с ним попрощаться, пока он умирает в мучениях от боли и потери крови? Там двуногие, Ненастье, двуногие! И псина, которая вообще не факт, что сдохла! Смоль ему, считай, одолжение сделал, что прикончил до того, как тварь из болота вылезла!
Имел ли Лисолап право выбирать такие грубые выражения, когда соплеменник перед ним потерял того, кто заменил ему отца? Вряд ли. Прав ли он? Несомненно. Стыдно ли ему? Ничуть.
Лисолап цыкнул языком, смерив Ненастье презрительным взглядом с лап до ушей.
— Проявил бы хоть немного уважения и не устраивал бы тут допрос, когда двое раненых едва держатся на лапах.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀сокол ⚔ 13 ⚔ сумрак
⠀⠀помолись же богам старинным, кровь пока еще горяча ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀украшает оскал звериный рукоять твоего меча
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀сокол ⚔ 13 ⚔ сумрак
⠀⠀помолись же богам старинным, кровь пока еще горяча ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀украшает оскал звериный рукоять твоего меча
Сообщение отредактировал Ярохват - День, 20-Май-2021, 03:58
Ему хочется обратно в целительскую: залечить чужие раны. Поправить разбросанные в спешке травы, окунуться в полумрак и терпко-сладкий омут запахов. Ему не хочется рассыпаться на стеклянные кусочки прямо здесь.
Ему жалко, до боли жалко Полуночника, и по-детски, наивно, жалко себя. Ненастье, которого смертельно хочется обнять и увести отсюда. Зарелапа, который вынужден оправдываться перед ними, будто... будто в случившемся вообще хоть кто-то виноват, кроме собаки и двуногих. Жалко Смоль, у которого взгляд такой высушенный и пустой, что по коже тянутся мурашки.
— Я его утопил.
Соловушка вздрагивает, поднимая взгляд на воителя — широко распахнутый, словно неверящий, — и чувствует, как в горле костью встает горький противный ком. Ему ни вздохнуть, ни выдохнуть.
Небо насмешливо рокочет, распарывая свинцовую плоть о хвойные штыки.
— Вы не сможете с ним попрощаться.
Сумрачный стискивает зубы изо всех сил, опускает взгляд, впивается когтями в размокшую землю, едва сдерживаясь от позорного всхлипа. Осторожное касание Зарелапа будто вспарывает гнойный нарыв, внутри всё болезненно скручивает, и Соловушка чувствует, что еще немного, еще немного и...
Ему почти на физическом уровне больно от криков Ненастье. Он дрожит, не знает от чего — от нервов, от рвущихся наружу рыданий, от холода ли, от дождя. Ему тоже хочется закричать — на всех разом, чтобы прекратили, чтобы замолчали, потому что ничего из этого уже не имеет значения, потому что никто этого не хотел, и зачем, зачем они?..
Он всех их понимает — и не то что бы от этого ему было легче. Он не может даже сказать хоть что-то, успокоить Ненастье, прервать всё это — бесполезный, как и всегда, он может только стоять и дрожать на ветру, как осиновый лист.
Соловушка не понимает, откуда вдруг появился Лисолап — влетел яркой рыжей вспышкой так внезапно, что, будь оруженосец в меньшем раздрае, вздрогнул бы он неожиданности. На грубость соплеменника, невзначай брошенную в его адрес, Соловушка никак не отреагировал, но дальнейшая речь Лисолапа все-таки заставила его сначала почти разозлиться — зачем он оскорбляет Ненастье — а потом беспомощно всхлипнуть, сжимаясь от каждого слова, будто от удара плети.
обреченный на смерть умирает в мучениях боль потеря крови
прикончил прикончил прикончил
Образ Полуночника — такого сильного, спокойного, уверенного, всегда чуть уставшего, со старой и доброй душой, — переплетается ежевичной плетью со словами-ожогами, и Соловушка не хочет... но не может не представлять, как это было.
Он зажмуривает глаза. Открывает. Давит, давит рвущийся из груди горький плач, и может только негромко, дрожащим голосом произнести, чуть касаясь плечом Зарелапа:
— П-пойдемте в целительскую, пожалуйста, — жалко и как будто невпопад. Слабак.
Соловушка тихо шмыгает носом, осторожно поднимая взгляд на Ненастье, сам не зная, чего там ищет. Наверно, тот единственный дом, который у него остался.
море хранит нашу память – мерцающий жемчуг
☽ тэмулун
«...позовименя древними рунами на прозрачной странице утренних снов ...»
море хранит нашу память – мерцающий жемчуг
☽ тэмулун
«...позовименя древними рунами на прозрачной странице утренних снов ...»
Ему в голову ввинтился холодный смрад проезжающих мимо чудовищ, тихое "Сумрак — клеймо" и сотни послушных кивков в ответ на сотни фраз. Не ходи, не делай, не слушай, не приближайся, не ищи. Зарелап не помнит, как вести себя достойно и подобающе, не помнит, на что соглашался до этого каждый раз, не помнит, как быть послушным — он смотрит на Лисолапа и в первую секунду хочет заорать: какого черта ты лезешь?!
Сумасшедший, в каждой бочке затычка, не пропускающий ни одного спора, конечно же Лис влез и сейчас в дело, которое его совершенно не касалось. Но с его появлением Зарелап неожиданно вспоминает, что сам он никогда таким не был. Вокруг словно что-то взрывается, глухо бухнув в ушах, после чего возвращаются все остальные посторонние звуки, шум дождя, голоса соплеменников... Зарелап цепляется за свою последнюю возмущенную мысль и сверкает глазами, вскинувшись и уставившись на брата с таким рассерженным лицом, что оно даже выглядит несчастным.
Это ты должен быть послушным! Это я всегда просил тебя воздержаться от споров, разве ты послушал меня хоть раз?!
И почему-то Зарелап, несмотря на гнев, прикрывает глаза, чуть подаваясь назад, будто бы уступая братцу право говорить. Невесомо вьется в висках вместо тупой боли неожиданное облегчение. В этот раз Зар не хочет его останавливать. Почти.
— ...Смоль ему, считай, одолжение сделал, что прикончил до того, как тварь из болота вылезла!
— Следи за языком, — тихо, холодно напоминает, до боли сводя лопатки, из последних сил стоя ровно, а на Ненастье бросает презрительный взгляд, неожиданно чувствуя обжигающий стыд за себя и свои несдержанные глупые вопли в ответ соплеменнику перед этим. И правда. Он что, с ума сошел? Адреналин, который еще оставался поле боя, наконец отпускает мальчишку совсем, окончательно.
Лисолап, думаю, после я должен буду сказать тебе спасибо.
Но... Смоль ему одолжение сделал, что прикончил. Зар не знает, что именно царапает его в этой фразе — каждое слово наносит маленький и ничтожно легкий, но безумно больной порез. Остальные слова, вылетающие изо рта Лисолапа, не делают ему больно, но Зар даже радуется, что все эти фразы прозвучали одна за другой, что он может одернуть брата за оскорбления, на которые разошедшийся Лис щедр с самого приветствия. И, делая замечание брату, он чувствует себя увереннее, стоя напротив Ненастье. Он даже гордится Лисолапом, несмотря на свою тихую грубость. Он одергивает его лишь потому, что тот все-таки перешел какую-то незримую черту, тоже осмелился молоть языком не о том, о ком Зар бы позволил.
— Проявил бы хоть немного уважения и не устраивал бы тут допрос, когда двое раненых едва держатся на лапах.
Он даже действительно благодарен ему, потому что пусть Лис и затычка в каждой... яме... он все-таки их затычка, и сейчас он, возможно, самую каплю, но защищал свою семью.
— П-пойдемте в целительскую, пожалуйста, — Зарелап механически отпихивает предложенное плечо до того как задумывается о смысле касания. Тут же смягчается, сам невесомо прислоняясь боком к Соловушке, более послушно, спокойно. Точно. Соловушка. "Сопляк" Ненастье, если верить Лису. Ненастье сейчас явно не до своего сопляка.
Зар смотрит на ручей, думая о том, что будет неплохо смыть с себя грязь и наконец промыть рану, с которой все еще течет кровь, что он замечает не без удивления. Бросает взгляд на Смоль. Он ранен тоже. Об этом не следует забывать.
— Идем. Лучше помоги промыть раны, — тихо бросает, не сводя взгляд с ручья, и надеется, что звучит не слишком повелительно, все еще недостаточно пришедший в себя, чтобы вернуть дружелюбную, безупречную вежливость и улыбку. Снова бросает взгляд на Смоль, затем кивает на палатку, мотнув головой. Пойдем. Иди и ты.
Он не хочет видеть Смолянку таким грязным. Смолянка ведь ненавидит грязь.
под пологом ночи, под солнцем, в кромешном аду⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀пусть ляжет мой путь — ведь еще не проигран мой бой
Дата: Закат, 21-Май-2021, 03:14 | Сообщение # 5248
смеётся пламя, целует тень ⠀
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 1889
— Его выбор? Что, он просил тебя утопить его?!
Ненастье смотрит на него с разгорающейся ненавистью — из угольев страха, неверия и растерянности взвивается горькое пламя, и слова, нарастающие, как снежный ком, как гром в тяжелом, каменном небе, штормовыми волнами обрушиваются на воителя. И будто бы — будто бы — разбиваясь о ледяные скалы, так и не прорываясь дальше.
Лёд трескается изнутри.
Смутное, зудящее сомнение дает ядовитый корень.
Он просил тебя утопить его?!
Не просил ведь.
Смоль застывает, пытаясь вспомнить — он ведь так отчаянно пытался запомнить Полуночника, так отчаянно искал в его взгляде что-то, что дало бы ему право... сделать то, что он сделал.
И теперь он не знает: действительно ли нашел тогда то, что было нужно, или принял что-то иное за желаемое. У меня не было выбора, говорит он себе, и времени. Я не мог забрать его и не мог оставить.
И поэтому ты решил утопить его живьем?
Полуночник улыбался ему. Он совершенно точно улыбался. Он всё понимал, он знал, он тоже сделал этот выбор. Смоль помнит жар крови на своей лапе, клюквенно-алый дырявый кошмар у соплеменника в боку, такой очевидно безнадежный, фатально смертельный. Он бы ведь... он бы не стал обрывать его жизнь понапрасну, если бы был хотя бы шанс.
Он им дорожил.
— Зачем? Почему, если его не убила собака, почему, если он спас твоего ученика, почему, если он считал тебя другом...
Огонь в изумрудных глазах может сжечь тысячу красных холмов. Смоли тоже хочется, как юному травнику, зажмуриться, но он остается недвижимым, словно каменное изваяние.
— Прекрати судить, когда ничего не знаешь! Не смей обвинять моего наставника!
..Или огонь в глазах Ненастье оказался отражением чужого.
Зарелап снова оказывается перед ним, и он не может видеть его лица, но пламенно-воинственный голос прорезает густой, холодный и влажный воздух раскаленным железом — воитель, до того абсолютно неподвижный, с застывшей равнодушной маской, невольно вздрагивает, с прорезавшимся изумлением глядя на своего оруженосца — и будто видит его впервые. [indent]Впервые... за долгое время?[/indent]
Зарелап заступается за него с такой знакомой яростью и пылом — Смоль вдруг понимает, что оруженосец заступался бы точно так же, даже если бы воитель своими лапами задушил невинных котят. И его вдруг так затапливает чем-то щемящим и безнадежным, что нет ни сил, ни желания осадить Зарелапа, возмутиться этим неподобающим поведением, призвать к хорошим манерам, ошпарить ледяным взглядом. У него нет над этим власти.
Белый флаг. Полная капитуляция. Он сдается.
Он молчит — сначала пораженно, потом мрачно, снова устало, прикрываясь ошметками чувства собственного достоинства, закутываясь в хрустальные доспехи отстраненности. В ушах шумит то ли кровь, то ли дождь, и сквозь гул прорываются чужие слова электрическими вспышками-молниями.
— ...Пусть так и продолжает трусливо молчать! Он просто бросил Полуночника!
Смоль больше ничего не знает. Ничего. Бросил, убил, спас, предал — как хотите. Можете убить и его, если хотите. Ему не хочется защищаться и искать себе оправдания, как нищий ищет милостыни. У его душевного аккумулятора не осталось заряда, флаги разорваны и опущены.
Ненастье, этот отчаянный обозленный Ненастье, ребенок майских гроз, не вызывает у него ни грамма злости или осуждения. Когда со своими пятью копейками влезает Лисолап, Смоль смотрит на зеленоглазого мальчишку почти горько — правда, горечь на его лице отражается так же невидимо, как и любая другая эмоция, оседает известью где-то на дне чернильных зрачков, тает льдинкой на языке.
— ...Смоль ему, считай, одолжение сделал, что прикончил до того, как тварь из болота вылезла! — Следи за языком.
Ему почти стыдно за то, что он не защищает себя так, как это делает Зарелап. Ему было бы стыдно за то, что за него заступаются, каждый по-своему, уже два оруженосца, в то время как он — казалось бы, тот самый ответственный взрослый — стоит библейским соляным столпом, но ресурс любого чувства, кроме усталости, исчерпан до последней капли. В этом есть и свои плюсы — его уже никакая фраза не режет. Всё распорото и гниет.
— П-пойдемте в целительскую, пожалуйста. — Идем. Лучше помоги промыть раны.
Смоль смотрит на знакомого-незнакомого Зарелапа с туманом во взгляде, но все-таки коротко кивает. Иду и я. И действительно: хромает в сторону целительской, поджимая под себя раненую лапу, и даже думать не хочет о том, как жалко выглядит со стороны — ковыляющий, промокший, грязный и растрепанный.
Если бы у него был выбор, то вместо этих словесных баталий он бы лучше сразился с еще одной собакой.
Дата: Закат, 21-Май-2021, 17:29 | Сообщение # 5249
убитый тенью
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 2507
из леса
Неся в зубах упитанную мышь, а в голове тяжкий туман похмелья, Псина сначала даже не замечает железный запах крови. Лишь у самого входа, когда пробирается по стволу, он прибавляет шаг, чувствуя неладное. Зудящий ноздри аромат болота, грязи, свежих ран. Непривычно. Неправильно. Как в замедленной съемке, Пёс спрыгивает на поляну (слишком изящно для кота, пробывшего в запое несколько лун) взъерошенный, худой и помятый, думая, что он опять пропустил что-то важное, однако появляется в самый пик разговора.
— Прекрати судить, когда ничего не знаешь! Не смей обвинять моего наставника! Если хочешь кого-то обвинить, то обвиняй меня! Разве ты не знаешь, что старшие защищают младших, что воители всегда жертвуют ради учеников? Разве не этому нас учат все время? Уж я-то прекрасно выучил эту истину! Я тебе ее расскажу! — раненый Зарелап рычит на Ненастье, а у последнего вид, словно ему сейчас снесет крышу.
Грязной недоуменно переводит взгляд с оруженосцев на Смоль. Воители всегда жертвуют ради учеников? Жертвует чем? Кем? Вот же наставник сидит с Зарелапом, ну да, полуживой, ну с кем не бывает. Чего Ненастье так разорался? Может, если бы Псина меньше бродил по ельнику и спал пьяный в канавах, он бы быстрее допер что к чему, но пока в теле еще утомительная слабость, дикий голод и пустота.
— Ты же слышал доклад! У них выбора не было. — В накалившейся обстановке голос Лисолапа звучит ледяным ветром среди летней жары. — Или что, по-твоему, нужно было вместо Зарелапа притащить сюда обреченного на смерть Полуночника, только чтобы вы, бедняги, успели с ним попрощаться, пока он умирает в мучениях от боли и потери крови? Там двуногие, Ненастье, двуногие! И псина, которая вообще не факт, что сдохла! Смоль ему, считай, одолжение сделал, что прикончил до того, как тварь из болота вылезла!
Пёс вздрагивает. Псина, которая вообще не факт, что сдохла. В смысле? Дак вот же он, Псина, тут сидит, живой и из болота вылезать не собирается... Пропитанная мятой голова упорно отказывается быстро обрабатывать информацию и только потом, когда Соловушка просит пойти в лазарет, до Грязного доходит.
Полуночник умер. Это он пожертвовал собой ради ученика.
Псина аккуратно кладет свою пойманную мышь на землю, но отчего-то цепляется за нее взглядом. Мыш. Забавно. По губам скользит легкая улыбка.
Разрозненные мысли никак не хотят складываться в одну картинку, скачут, как мухи, прилипают к липкой паутине, застревают на каких-то воспоминаниях. А что он вообще чувствует? Непонятно.
— Я думал, ты сдох. — А я думал, ты подрос.
Пёс шумно втягивает в себя мокрый воздух и отряхивается от дождя по-собачьи. Умер, значит. Умер первей своего наставника. Бывший ученик Грязного. Защищая Зарелапа. Что ж, ты усвоил принцип "сдохни или умри", Полуночник. Достойный уход.
Сердце на секунду подводит и болезненно сжимается. Как бы Псина не старался отталкивать от себя все мысли, но... Все-таки ему жаль. Мелкий ушел тогда, когда старший воитель только начал свыкаться с тем, что считает Полуночника практически сыном не по крови. Но... Ученик, которого он воспитал, в которого вложил все свои знания и навыки выживания, которым Пёс гордился, позволил себе умереть. Нормально вообще испытывать такие противоречивые чувства?
Нет, не в духе Полуночника просто сдаваться. Грязной совершенно уверен, что выбора не было. Нельзя выжить, когда жертвуешь собой. Но... Можно попытаться? Сумрачный жмурится от упавшей на нос капли и внутренне одергивает себя. Сплошные "но", черт, Псина, посмотри на себя, когда ты стал таким сомневающимся? Мята не выветрилась? Умер и точка. Да, слишком рано, да, подставился. Нельзя осуждать и жалеть мертвых. Надо о них помнить, но думать о живых.
Или полуживых, как, например, Смоль, который едва держится на лапах, опустошенный и выжатый донельзя, собственными лапами похоронивший друга. Не только друга, вспоминает Пёс один из разговоров во время потопа. Сейчас Смолянке явно тяжелее всех. Решение как-то само приходит на ум, и, забыв про оставленную дичь, Псина проходит мимо [dashed]Ненастье[/dashed]. — Научись контролировать себя, — говорит он оруженосцу, бросая на пацана необычно серьезный янтарный взгляд.
Хромающий Смоль выглядит совершенно убитым, и Псина не может не помочь ему. Хотя, возможно, он не лучшая кандидатура, все-таки, моральная поддержка и понимание — это не его конек — Обопрись на меня, — спокойно предлагает старший воитель свое плечо и первым прижимается к боку Смолянки, даже не думая о том, что тот не примет помощь.
Дата: Сумерки, 22-Май-2021, 00:20 | Сообщение # 5250
ты один и я одна, ночь темна
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 295
Зарелап, сперва отшатнувшись от касания, всё-таки принимает поддержку. Соловушка оглядывается на Смоль, думая, что и ему не помешал бы кто-нибудь повыше и покрепче, чтобы помочь дойти до целительской — и, сто́ит только мысли созреть, как появляется Псина, подставляя воителю плечо. Оруженосец ненадолго задерживает на нем потерянный взгляд — бывший наставник Полуночника, о котором он не так уж часто говорил, но который, наверно, был важной частью его жизни.
— Идем. Лучше помоги промыть раны.
Сумрачный слегка кивает, осторожно ступая в сторону целительской, стараясь держать такой темп, чтобы Зарелап не слишком напрягал раненую лапу. И Соловушка, еще цепляясь взглядом за Ненастье, чувствует тоску; он рад, что поможет помочь раненым, но он ощущает отчаяния от того, что не может быть рядом с другом, которому он тоже нужен. Юный травник не уверен, кто кому на самом деле больше нужен сейчас: Соловушка Ненастье или Ненастье Соловушке.
Но ему сейчас нужно думать о другом.
Притихший дождь щекотливым шепотом остается в хвойных кронах. Стало свежее и прохладнее. Есть риск подхватить простуду.
— Я мог бы принести мокрый мох в целительскую, тебе не обязательно- — он обрывается, не успев окончить предложение, сразу же встретив упрямый взгляд Зарелапа и почувствовав его протест. Ручей так ручей. Соловушка тихо вздыхает, подводя соплеменника к журчащему потоку, и негромко добавляет, — Я сейчас, подожди немного.
Мох он все равно намочит — пригодится в любом случае — да и отмывать Зарелапа так будет легче.
Быстренько добежав до склада и обратно, Соловушка опускает весь мох в воду, отрывая от пласта небольшой кусочек и лапой погружая его глубже, чтобы тот пропитался быстрее. Простые действия занимают всю его голову, ненадолго вытесняя тяжелые вязкие мысли, позволяя выполнять свою работу.
Когда моховая "губка" достаточно намокла, Соловушка достает её из воды, внимательно оглядывая ранения Зарелапа. Прошедший ливень успел смыть часть болотной тины и крови, но зрелище остается плачевным; оруженосец начинает очищать сначала все, кроме ран, чтобы потом грязь не стекала в уже промытые увечья — загривок, спина, лапы. На бедре справа зияет самая глубокая рана, всё еще кровоточащая, и Соловушка как можно аккуратнее обрабатывает её, после отстраняясь и оказываясь уже лицом к лицу с Зарелапом, проводя кусочком мха по лицу — над глазом, у брови и у виска остались ссадины, судя по всему, от собачьих тупых когтей.
— Так не больно? — осторожно интересуется, прикладывая мох прямо к порезам и чуть прижимая на пару мгновений. И уже легко, невесомо проводит по шее и плечам, задумчивым взглядом провожая движение собственной лапы. Ловит взгляд Зарелапа, удерживая его несколько секунд, и негромко произносит уже не глядя ему в глаза, смывая остатки крови и грязи, — Тебе не нужно брать на себя вину. Это все равно никому из нас не поможет.
море хранит нашу память – мерцающий жемчуг
☽ тэмулун
«...позовименя древними рунами на прозрачной странице утренних снов ...»
море хранит нашу память – мерцающий жемчуг
☽ тэмулун
«...позовименя древними рунами на прозрачной странице утренних снов ...»
Вниз 
