Незаметно подкадывается сезон Юных Листьев, пробуждая лесную природу и прибавляя жителям новых хлопот.
С Изнанки возвращаются Грозовой воин Мрачногрив и Ветряной Хмелюшек, а также Речные Ветреный и Горный Перевал.
Горечь Звёзд и Шиповник проводят собрание на Главной Поляне, где обсуждается вопрос с нападением Изнанки. По окончанию собрания верхушки призывают воителей выступить на Остров Советов и дать отпор общему врагу.
Также происходят посвящения.
В племени Теней Зарница становиться воительницей Зарево; Таинственная, Сычушка, Песнь и Молниелап получают новых наставников — Ягеля, Полымя, Зайца и Синицу. Искалеченный Можжевельник переходит в статус Старейшины.
В племени Ветра Стая и Сладянка становятся ученицами Стаей Птиц и Усладой, а их наставниками — Стриж и Лечащий. Хмелюшек, не помнящий своего имени, принят обратно в племя под именем Зеркальный.
Новая предводительница Речного племени Танец в компании Нивяника посещает Лунное Озеро, где пока не получает дара девяти жизней, но становится Звёздный Пляс.
Воители четырёх племён прибывают на Остров Советов и вступают в бой с Изнанкой, где принимают первый удар.
Обновлено: 31.03.24
Погода в игре
Утро сохраняется ясным после звездной ночи. Согретый солнечным теплом воздух продолжает прогреваться все больше. Весь лес постепенно зеленеет. Яркими коврами расцветают весенние первоцветы: подснежники, крокусы, прострелы. Золотятся на березах сережки, многие кусты набирают цвет. К обеду легким ветром приносит облака, но они не застилают небо целиком. К вечеру спокойная погода сохраняется, но ночью облаков становится больше, так что звездной ночи можно не ждать. Вода в водоемах возвращается в свое обычное состояние.
Температура: утром +9, днем +16, ночью +8
Сила ветра: мягко дует тёплый ветер
Охота: высокая вероятность успешной охоты весь день
Травы: почки превращаются в листья, травка зеленеет, лечебные травы продолжают расти и наполняться силами, а вот сезон сокодвижения подходит к завершению
Образовался глубокий и опасный разлом в земле: он начинается примерно от входа в лагерь и идет до дерева объявлений. Палатки не разрушены, но есть риск падения дерева объявлений на поляну. Разлом перепрыгнуть возможно, но котятам, старикам и больным это не под силу — лучше обходить.
г л а в н а я · п о л я н а
Вечный полумрак, причудливая игра света и тени, легкая вуаль тумана, хвойный дурман. Говорят, что племя Теней — Тёмное Сердце Леса, и здесь, в самом центре сумрачного лагеря, оно бьется особенно жарко. Чужакам здесь будет неуютно, холодно и слишком темно: колючая ежевика окольцовывает надежной стеной вершины оврага, вековые сосны-великаны пронзают острыми верхушками небеса, заслоняя их пушистыми ветвями, а поваленное дерево отбрасывает на поляну темную тень, заботливо укрывая сумрачных от солнца, дождя и снега. С каждым вдохом легкие пропитываются истинно сумрачным ароматом: терпкой, благородной хвоей, теплым запахом солнечной смолы и тонкой ноткой густой болотной влаги. Здесь кипит таинственная, бурная жизнь племени, отсюда можно попасть в любую точку лагеря: вы можете увидеть и расположившиеся вдоль стен оврага надежные палатки, и могучий дуб, возвышающийся в противоположной от входа стороне, с которого главы племени сообщают важные новости, и тонкий ручеек с чистой водой, где можно утолить свою жажду. Густые заросли древнего папоротника услужливо приглашают отдохнуть в своей тени, неподалеку находится склад, где сумрачные хранят добычу, но самое время поближе рассмотреть всё то, что таит в себе сумрачный овраг.
в х о д/в ы х о д · и з · л а г е р я
Вход в лагерь трудно найти тому, кто не знает, где он находится: его надежно скрывают малахитовые ветви елей и сосен, и только тонкая тропинка из следов и сгущающихся запахов приводит вас к сумрачному дому. Первое, с чем сталкивается каждый, кто подходит близко к лагерю — неприступные заросли кустарников. С трудом можно заметить небольшой просвет меж ними, и тогда вы ступаете на узкую тропинку над глубоким рвом, окольцовывающим лагерь. На его дне хищно поблескивают опасные осколки и колючки, выступают острые колышки, которые, к тому же, воткнуты и по краям рва — падение грозит если не смертью, то серьезными ранами, но сумрачные давно научились без труда преодолевать это препятствие. После тропинки вы попадаете в прикрытую ежевичными плетями пещерку в корнях дерева, которое перекинуто через овраг. Корни все еще в земле, и именно за счет них дерево все еще живое. Пещерка в корнях выходит в туннель внутри дуба, а он в свою очередь заканчивается дуплом, выходящим вниз. Когда дерево стояло вертикально, это было просто глубоким дуплом с выходом у корней, а теперь Сумрачные коты оборудовали туннель под вход и выход из лагеря. Из-за того, что дупло-выход находится достаточно высоко от дна оврага, сумрачные котята даже при особом желании не смогут самостоятельно покинуть лагерь, пока не подрастут достаточно.
с к л а д
Если перейти через ручеек, что пересекает главную поляну почти пополам, можно попасть не только к дереву объявлений, зоне отдыха и целительской, но и к складу, где хранятся добыча и различные нужные для лагеря вещи. Находится он... Под землей. Тоннель вниз прикрывает небольшой навес, что защищает его от снега и дождя, не позволяя полностью залить склад, хоть и приходиться зимой часто раскалывать лёд, чтобы не поскользнуться. Мягкий изгиб тоннеля ведёт нас в небольшую пещерку, что пустует, но ведёт дальше в два других туннеля, заканчивающимися основными помещениями. Первый проход — левый — оканчивается небольшим, но очень холодным хранилищем дичи, а пол обвит тонким слоем мха. Это все позволяет дичи храниться дольше. Второй туннель — правый — оканчивается сухой и достаточно большой пещеркой, в которой хранятся пласты мха, всякого рода приспособления для работ по лагерю — камни, ветки, плети, лозы. Склад был построен умелыми лапами наших воителей и оруженосцев после пожара, что случился на территории племени, и приспособлен под хранилище.
Внимание! В оффтопике нужно указывать не только название принесенной/съеденной дичи, но и ее размер (маленькая, стандарт, большая)! Если размер дичи не указан, то она автоматически определяется маленькой.
[cut noguest=Списки]Список дичи:
- ничево тут нетъ
Протухшая/испорченная дичь:
Список остальных материалов:
- 4 пласта мха
Последний учтенный пост — #5194
в зимнее время года срок годности составляет три реальных недели в весенне-осенний период - две реальных недели в летний период - одна реальная неделя.
за вынос протухшей дичи вы получите галочку в системе патрулей.[/cut]
п е н ё к
На первый взгляд пенек не представляет из себя ничего особенного. Старый, но крепкий, не трухлявый, сзади обвит колючими ветвями боярышника. В его корнях зияет тёмная дыра, которая ведёт в тёмную тесную пещерку. Однако вокруг этого места сам воздух будто бы гуще, душнее и холоднее, отчего по коже невольно пробегают колючие мурашки. Пенёк — это тюрьма. В нем содержатся пленные, отбывающие наказание, а снаружи проводятся казни и порки ежевичной плетью. Само оружие хранится под кустом боярышника, что растет рядом. Если внутри кто-то есть, у входа обязательно стоит внимательный конвоир и охраняет "тюрьму". Кроме того, здесь же временно живут те, кто принят в племя на испытательный срок.
п о г а н о е · м е с т о
Гуляя по главной поляне и проходя недалеко от пенька, можно заметить укрытое растительностью отверстие в стене оврага. Оно приведет вас в не самое приятное, далеко не благоухающее, но необходимое для функционирования лагеря место. Пройдя через небольшой туннель, вы попадаете в расширенную часть рва, того самого, что расположен вокруг лагеря. Ближе к стене лежат все те же осколки, а вот остальное пространство и есть поганое место. Видите в разных местах лежат тонкие пласты коры? Под ними компостные ямы. Вещь вполне удобная, но весьма неприятная, особенно если вы пленник и в наказание вас туда посадили. Впрочем, сажают в них не только пленников, но и самих провинившихся сумрачных. Еще эти ямы заставляют выгребать, копать поглубже, погружают туда только голову... Применений им масса, ибо сумрачная фантазия безгранична, так что "биологические отходы" сумрачных не пропадают напрасно. Есть яма, что побольше остальных — сюда выкидывают старые подстилки, протухшую еду и прочий мусор. Благодаря тому, что поганое место находится фактически за лагерем, на главной поляне не витает каких-либо неприятных запахов — сумрачные основательно подходят к вопросам чистоты, и продуманное устройство отходных мест тому подтверждение.
Сорный кивает в ответ Вранолапому, провожает того взглядом, до склада. От мысли о еде внутри начинается скрежет, от мысли о том, что еда едва есть голод впивается в живот еще сильнее, кусается, режет изнутри. Уголки губ слегка, но опускаются. Младший ученик приносит сестре мышку и направляется в сторону выхода, к лесу.
На видимы клочках облаков уже не играет рассветный румянец.
— Хэй, Сор! — он снова пересекается взглядом с Златой. «Перекусить....» — Звучало неплохо. Гм. — Доброе утро, — мягко улыбается. «Уже утро?... Оу.» — Я бы с радостью.
[indent]Сорный, 11 ☽ лун, ученик племени Теней. Я, я тянусь к тебе душой, раскаленной добела Я зову тебя с собой, я зову тебя со дна Протяни ко мне ладонь, в мир холодной пустоты Разглядименя во тьме и с собою забери.
/ строки — winterspring − есений[/indent]
[indent]Сорный, 11 ☽ лун, ученик племени Теней. Я, я тянусь к тебе душой, раскаленной добела Я зову тебя с собой, я зову тебя со дна Протяни ко мне ладонь, в мир холодной пустоты Разглядименя во тьме и с собою забери.
/ строки — winterspring − есений[/indent]
Сообщение отредактировал Сорный - Утро, 18-Июн-2019, 01:30
О да, — Злата довольно ухмыляется, озорно сверкая глазами, когда соплеменник соглашается на ее предложение. Она однозначно выбрала правильный способ распорядиться мышью.
— Приятного аппетита, — она ловко разделяет мышку, осторожно, тут же облизывая испачканную в крови светлую лапку, беспечно облизываясь, когда к Сорному оказывается пододвинута его половина. Сама же она, только приведя в порядок лапу, осторожно приступает к еде. Злата, как всегда, очень аккуратна — с нее хватит крови на шерсти, она предпочитает лишний раз не пачкаться ни в своей, ни в чужой. И не только в крови, а вообще: ухоженная, чистенькая, она будто главная неженка в этом племени — впрочем, разве не так?
— Давно не видела тебя, — неожиданно вставляет, снизу-вверх взглянув мельком на оруженосца, и тихо "кхм", прочищая горло. Она искренне надеется, что Сорного не будет раздражать ее более тихий, чем обычно, голос, и старается напоминать себе об усилии, чтобы говорить громче, нормально, а не будто умрет прямо здесь. — Чем занимался? Нашел для себя что-нибудь интересное? — кажется, что громче — будто и правда живее, даже тон неуловимо меняется. Такой... любопытный озорной ребенок, Злата, о Предки.
звёзды бегут по мечу пламенем древних костров раны души весна скроет от глаз травой
— Приятного, — коротко бросает и приступает к пище. У мышей очень простой вкус, но сейчас, честно, Сорный ни на что не променял бы это. Не то что бы он был придирчив к еде, но было приятно разделить пищу с кем-то. Стоит делать так чаще, тем более вот уже распустились все листья в лесах у озера, и добыча тоже должна вылезти после своих спячек, и охотникам будет везти больше.
— Давно не видела тебя, — «Думаю, ты нас всех не часто видела!» — но крупица здравого смысла внутри решила оставить эту сомнительную шутку в голове. — Чем занимался?
Вопрос, который поставил его в тупик. А правда, чем он занимался кроме того, как сидел да бегал по пустому ельнику до ската? — Я люблю смотреть на рассветы. Но приходиться просыпаться раньше. Сейчас, уже кажется, не успею, даже если у меня будет прыть десяти кроликов, — поднимает голову, чтобы посмотреть на небо, — Отсюда плохо видно солнце.
Он никогда еще не пытался рассказывать кому-то про свои маленькие похождения — это оказалось на удивление приятно. Главное, чтобы его слушали...
[indent]Сорный, 11 ☽ лун, ученик племени Теней. Я, я тянусь к тебе душой, раскаленной добела Я зову тебя с собой, я зову тебя со дна Протяни ко мне ладонь, в мир холодной пустоты Разглядименя во тьме и с собою забери.
/ строки — winterspring − есений[/indent]
[indent]Сорный, 11 ☽ лун, ученик племени Теней. Я, я тянусь к тебе душой, раскаленной добела Я зову тебя с собой, я зову тебя со дна Протяни ко мне ладонь, в мир холодной пустоты Разглядименя во тьме и с собою забери.
Через ров Крапивник шагает осторожно и медленно, ему некуда спешить и совершенно не за чем. Его слегка мутит, то ли от эмоций, то ли от запаха стылой смерти, которую он несет на плечах. Он ощущает себя лун на сорок старше, уставший и пыльный, почти опустошенный и равнодушный к миру. Оруженосцы, что остались за спиной, быть может провожают его взглядами, быть может что-то говорят и кого-то жалеют. Крапвнику на это ожесточенно плевать. Вакуумная пустота в груди на какие-то моменты колыхается отчаянием и гневом, поднимает голову жадный до боли хищник, но уже через секунду он засыпает, утомленный, и Тринадцатый снова теряет ощущение реальности и живости.
По туннелю продвигаться сложно, но воитель справляется, старается идти очень мягко, точно полосатый кот на его спине просто спит или ранен и его нельзя потревожить. Перед дуплом Крапивник замирает и несколько раз судорожно втягивает воздух в легкие. Спуститься все равно придется, но оттягивает момент, быстро моргая, успокаивая себя. Змий аккуратно спускает Хвойноушка со спины и нежно перехватывает за загривок. Слегка сжимает зубы, жмурится на секунду, а после злобно сверкает глазами в темноте.
Он спускает тело на поляну, не заботясь ни о чьем психическом здоровье. Даже самые маленькие должны знать, что смерть - всегда рядом, она может забрать любого и от нее нет спасения. Вечного точно нет. Крапивник спрыгивает следом за хладным телом на землю и снова поднимает его на спину. Он не смотрит ни вперед ни вокруг, он не хочет знать, кто сейчас их видит, - видеть должны все.
Сгорбившись, как старый гробовщик, привыкший забивать равнодушные гвозди в деревянные крышки, он идет на середину поляны, где, наконец-то, укладывает Хвойноушка на теплую почву, бережно устраивает его голову и хвост, будто бы мертвецу важно удобно лежать.
А после садится рядом, склонив голову и ссутулившись. Острые лопатки выпирают над спиной, он выглядит почти трогательно, почти красиво в своем немом и деланно-равнодушном прощании.
то ли сон у тебя, то ли явь нарисована, или же я? наверное, я этот бор тропками крив, небо, око луны закатив, засыпает. и мир засыпает, тишиною звеня ...я вдали промелькну...
то ли сон у тебя, то ли явь нарисована, или же я? наверное, я этот бор тропками крив, небо, око луны закатив, засыпает. и мир засыпает, тишиною звеня ...я вдали промелькну...
Как жаль, что Меднолапый мёртв, быть может, услышав голос приёмного отца, который звучал при нём не больше пары раз, Гадёныш бы вылепил в себе хоть какое-то подобие терпения и спокойствия. Тёмный мальчишка хмурится, сутулит плечи, становясь чуть меньше, но смотрит в упор в дуло пистолета, игнорируя опасные вспышки в чужих глазах; в нём нет и капли того страха, что живёт отголосками в других. Гадёныш не боится боли и драк, он даже готов принимать это, как нечто неотъемлемое.
Чужое давление остаётся незамеченным, шепот мажет мимо; Гадёныш кривит губы, когда Ряска скалит зубы в кривой ухмылке, смотрит исподлобья. Ему душно и тошно, он ещё не отошел от удара в лоб, густой боли и болезни, с которой промаялся несколько лун, когда любой весенний ветер забирался ему под бумажную кожу и студил лёгкие. Крошево мыслей топит день, солнце начинает затрагивать поляну, и мальчишка шарахается в сторону от луча, ступая в густую тень.
— Возможно. А теперь скажи мне причину, по которой я не должна показать тебе наглядно, почему сумрачные не опускаются до беспричинного причинения боли слабым, — его лицо режет кривой оскал, глаза темнеют, становятся пустыми и холодными, как маленькие бездонные колодца.
Он делает шаг вперёд, ровный и спокойный, лицо застывает, внутри колет какой-то прогнившей обидой на весь мир.
Носа касаются запахи леса, ручья и других котов, а в грудь бьёт чужим раздражением и усталостью. Возле них никого нет, все остальные сидят достаточно далеко, чтобы не успеть предупредить конфликт ребёнка и разозлённой нимфы, поэтому Гадёнышу удаётся пролезть и в эту сумрачную муть. — Беспричинного? — скалит зубы, шерсть на загривке поднимается, — если хочешь так понять, то я тебе помогу, — ведь сейчас слабый он, злой, раздраженный, с взглядом слишком взрослым для своего возраста. Приподнимается на носочки, чтобы достать до чужого уха: — Смотри внимательно.
Рывок вперед, и он зубами вгрызается в мягкую плоть, отпуская тогда, когда первые капли крови падают на язык и топят горло, а после отступает назад, усталым взглядом окидывая старшую и слизывая кровь с губ. — Я слабее тебя, Ряска, но я всё равно нападаю первым, — приподнимает подбородок, — и если я нападаю, значит я достоин ответа.
Слова царапают горло, воздух калёным железом впивается в лёгкие, пахнет кровью и травами. Считает ли он Сплюшку достойным? Перчаткой бы мальчишку ударить по лицу, разбить в кровь губы, чтобы увидел, что Гадёныш вовсе не исподтишка нападает, а слишком прямо, как неопытная змейка, просящаяся в лапы орла. Упрямец и глупец — слабоумие и отвага.
— Я люблю смотреть на рассветы. Но приходиться просыпаться раньше. Сейчас, уже кажется, не успею, даже если у меня будет прыть десяти кроликов, — действительно интересно. Злата внимательно слушает, что рассказывает соплеменник, представляя, как это — иметь скорость десяти кроликов сразу. Она никогда не видела, как они бегают, но уверена: слухи не врут и кролики действительно безумно быстры. Ей нравятся кролики — по крайней мере, их мясо — и то, что загонять их может только такой умелец, как отец, или другие взрослые опытные воители, действительно показатель. Это довольно редкое блюдо в Сумрачном племени, да и водятся они, насколько знает Злата — по рассказам Крапивника — только на маленькой части территорий, недалеко от границ.
Злата зеркалит жест Сорного, тоже поднимая голову, чтобы глянуть на обрывки неба за раскидистыми темными лапами поваленного дерева.
— Отсюда плохо видно солнце. — И правда. Злата кисло улыбается, отчего-то этот комментарий задевает ее, пусть в нем и нет ничего такого. Просто это... неожиданно заставляет ее задуматься — и снова замахнуться на то, что ей не принадлежит. Это здорово, что кто-то ходит смотреть на рассвет. Ей так не нужно.
Не следует думать об этом.
— Я уверена, — улыбка изгибается чуть-чуть, выправляясь, незаметно изменяясь обратно в нормальную, добрую и подбадривающую, — что ты увидишь еще много рассветов взамен этого. — Злата не хочет, чтобы это звучало слишком трагично, и надеется, что звучит не слишком.
А затем на поляну медленно опускают тело Хвойноушка — еще не ясно, кто принес нового погибшего — и Злата давится следующим предложением, которое только хотела сказать, беззвучно глотнув воздуха и беззвучно его откашляв обратно хриплым выдохом.
А вот он не увидит.
Злата бросает быстрый взгляд на Сорного, обеспокоенно заглядывая ему в глаза. Все же, Хвойноушек был его братом.
Хвойноушек, казалось, был немного братом и ей. Ехидный, аполитичный, отрицающий так много хорошего и с раздражением отказывающийся от разговоров на эту тему. Вообще от разговоров — с ним было трудно и больно разговаривать, наверное, он знал это. Хвойн был чертовски токсичным, но Злата упрямо не могла остаться в стороне, если не говоря, то хотя бы взаимно рассматривая друг друга с ним издали. Это было что-то вроде их маленького ритуала — смотреть друг на друга, не приближаясь, даже не здороваясь. Только она ему каждый раз чуть-чуть кивала, стоило заметить мелькнувший вопрос: даже Хвойн не был лишен стандартного интереса о ее здоровье.
Крапивник, — Злата дергается, следующий появившийся — точно не тот, кому... следовало бы... черт. Только ему и следовало бы быть на этом месте. Но почему-то хочется заорать, ворваться, сделать что угодно, провести какой-нибудь отвлекающий маневр, лишь бы заградить от внимания друга подобную трагедию. Иррационально попробовать защитить его от потери кого-то близкого — да только как тут защитишь?
Осознание буквально бьет ее по лицу. Девчонка поджимает губы, а потом, распрямившись, хочет встать, дергается в его сторону... и нерешительно останавливается. Она помнит, она знает, что Крапивнику действительно дорог был его брат, и ей страшно и больно представить, каково это — потерять брата. Потерять Воро... Злата не представляет, что было бы с ней, если бы она потеряла кого-то столь близкого. Это почему-то придает ей решительности: она оглядывается на Сорного, легко смиряясь с тем, что вынуждена так скоро покинуть его и отгоняя все банальные мысли о том, что так не делают.
Но приоритеты... расставлены. Ей нужно быть рядом с Крапивником.
Потому что если бы она потеряла Воро, с ней бы, наверное, вообще ничего не было. И... это так важно, показать, что есть кто-то близкий, несмотря на потерю? Злате кажется, что это будет правильнее.
Крапивник уже удобно уложил Хвойноушка в центре поляны, не замечая ничего и никого вокруг, и девчонка осторожно подошла к нему, ступая тихо, но не скрываясь. И все равно вряд ли Крапивник заметит ее в таком состоянии, пусть и старается выглядеть более отрешенным от переживаний.
— Крапивник, — Злата осторожно дотрагивается хвостом до сгорбленной спины, останавливаясь рядом, и почти сразу перетекает в сидячее положение, оказываясь рядом и прижимаясь к чужому боку, щекой трется о плечо друга. Осторожно, почти испуганно, и замолкает, не зная, что еще сказать. Все хорошо? Нет, все дерьмово. Я с тобой? А не слишком самонадеянно, дерзко и эгоистично это прозвучит? Это бы рано или поздно случилось — ха-ха-ха, очень смешное напоминание. Ему будет хорошо в Звездном племени? Она и сама в этом глубоко сомневается — даже в том, что он будет там, в этом Звездном. Он будет рядом с Росянкой? А почему он не мог жить ради нее дальше? А будет ли? А почему тогда он мог предпочесть Росянку жизни? Почему он умер? Да, хороший вопрос, но так бы мог спросить Воро, более резкий в словах, но она, уже открыв рот, тут же закрывает его, не давая и этой фразе вырваться. Если он знает, ему будет, вероятно, еще тяжелее говорить. А если не знает — нет и смысла в вопросе.
Лучше молчать. Да. Подождать немного и немного помолчать — уж на это-то ее должно хватить, нет?
звёзды бегут по мечу пламенем древних костров раны души весна скроет от глаз травой
Старшие гонят их домой. Он бросает тоскливый взгляд на Метель - он проболтал бы ещё целую вечность с ней и Овечкой обо всем и ни о чем. Сестра давно опередила его и уже была на поляне. Плетёнок с помощью старших спускается вниз и замирает, задумываясь, пробуя, чувствуя воздух. Он снова густой и липкий, неприятно касается кожи, скатывает шерсть в колтуны и режет глаза. Котёнок громко чихает, пытаясь исторгнуть из себя все, что он думает по поводу этого воздуха.
- Горчинка... ГОРЧИНКАААААА!!! - орет, нарушая тишину покойника, - Здесь снова что-то случилось, - он замечает рыжие пятна, мелькающие в центре поляны, видит небольшую кошечку. Злата, кажется. У него, Плетенка, это имя ассоциировалось с заходящим солнцем. Так оно и было на самом деле, только ребёнок был не в курсе, что коты могут умирать просто от того, что живут.
Мелкий вглядывается - но не видит за котами, что же там такое. Он тянет шею, встаёт на две лапы, прыгает - но боится подходить ближе, будто бы догадывается.
Неожиданно где-то кричит Плетенок — в стороне, но здесь, в лагере, на главной поляне, а Злате кажется, что он где-то далеко-далеко, настолько далеко, что его голос доносится будто бы эхом, порывами ветра. Ведь не здесь же нарушать тишину? Таким беспечным тоном. Злата внутренне напрягается, сначала едва удержавшись от того, чтобы не дернуться, испугавшись такого резкого и громкого крика. Плетенок, казалось, никогда не отличался сдержанностью и тактичностью — и Злате бы улыбнуться, порадовавшись детской непосредственности, но она только теснее прижимается к Крапивнику, будто желая отвлечь его ото всех остальных своим присутствием, будто бы она может защитить его от раздражающих теребящих душу вопросов. И почему-то уверена, что действительно может — готова даже порычать, если потребуется, чтобы никто не трогал Крапивника хотя бы сейчас. Он, конечно, может защитить себя сам, но она-то на что тогда, его друг, в трудный момент?
звёзды бегут по мечу пламенем древних костров раны души весна скроет от глаз травой
Мимо проходит время, капают тоскливыми редкими каплями минуты и исчезают в прошлом, растворяются как кристаллы сахара в горячей воде. Крапивник – выточенная из камня статуя, без эмоций, без тоски, без злости. На его лице не вздрагивает ни единый мускул, пока он равнодушно и обреченно смотрит на лежащего перед ним кота. Тринадцатый выплакал все слезы еще там, у валунов, больше их не осталось. Организм обезвожен, иссушен раздражающей и тупой болью, которая мерзким паразитом пульсирует где-то в груди и не хочет затихать. На поляне точно есть соплеменники. Котята, ученики, воители… Может быть даже отец где-то неподалеку. Крапивник надеялся, что Морок Звезд успеет проститься с сыном. Ведь сейчас уже не важно, кто и что думал при жизни, о чем спорил и с чем не был согласен. Пред смертью все – одинаковые. Внимание рассеяно, сумрачного сейчас проще простого побить, извалять в пыли, сбить с лап. Кажется, его можно просто толкнуть и он упадет, разбившись на тусклые капли болотной воды.
Юноша реагирует не на движение возле себя, хотя по запаху уже узнал ее. Он узнаёт Злату всегда, вычисляет ее, как полицейская ищейка, среди множества других ароматов лагеря. Он всегда слышит ее голос и находится в лагере на таком расстоянии, чтобы быстро приблизиться и услышать, если она будет звать.
Каждый раз, покидая сердце сумрака, Крапивник боится вернуться и понять, что ее запаха нет.
- Привет, -выдыхает тихо и хрипло, почти без голоса, и благодарно прижимается в ответ на движение Златы. Рост Крапивника позволяет ему положить подбородок ей на макушку, делая объятия еще более эмоциональными и крепкими. Ему очень надо чувствовать биение жизни рядом.
Тринадцатый закрывает глаза и дышит поверхностно, сипло, худые палевые бока вздымаются и опадают, а ребра то и дело выпирают под кожей.
Громкий голос котенка заставляет Крапивника поморщиться и оглянуться, сверкая малахитовой яростью глаз. Он не собирался злиться на ребенка, но, несколько суток назад проводив другого соплеменника на тот свет, можно было запомнить, как пахнет смерть. И в таком возрасте уже пора понимать, что это такое. Змий, как и всегда, забывает о том, что эти котята выращены в светлом мире Теней. В мире, построенном на законах и давно пролитой крови, в мире, который создан защищать новые поколения от запаха смерти.
Детство Крапивника пропахло ею полностью.
Плетенок однозначно ловит эту выразительную ментальную «аваду кедавру», что послал ему полосатый. Воитель отворачивается довольно быстро, нервно дернув хвостом и сжав челюсти. Губы жжет огнем, хотя раны на них уже почти не кровоточат.
-Он умер среди валунов, - коротко откашливается, прежде чем начать говорить. Раскрашенный темно-серыми пятнами хвост обвивается по земле вокруг Златы. Крапивник не уверен, что хочет печалить подругу лишними подробностями, но ему кажется, что это тот момент, когда нужно засунуть свою потребность заботиться подальше и сказать то, что действительно важно, - я думаю, это случилось быстро, - Тринадцатый не почуял вокруг Хвойноушка запаха крови или убийцы. Должно быть, это была тихая смерть, - чуть позже я его…похороню
Змий не понимает, почему даже перед Златой продолжает строить из себя равнодушного циника. Давно пора было забросить это занятие, все равно лгать ей у него получалось очень плохо. Он не может договорить фразу и даже не пытается себя заставить, замолкает, сутуля спину и беззащитно щуря глаза.
то ли сон у тебя, то ли явь нарисована, или же я? наверное, я этот бор тропками крив, небо, око луны закатив, засыпает. и мир засыпает, тишиною звеня ...я вдали промелькну...
то ли сон у тебя, то ли явь нарисована, или же я? наверное, я этот бор тропками крив, небо, око луны закатив, засыпает. и мир засыпает, тишиною звеня ...я вдали промелькну...
Дата: Полдень, 19-Июн-2019, 00:05 | Сообщение # 3655
и тень твоя, мою обняв, уходит снова в путь
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 467
— Привет, — Злате не нравится ни то, как звучит его голос, ни его тон сейчас, они какие-то мертвые, пустые, и она не находит в себе силы позволить Крапивнику эту небольшую, недолгую слабость и передышку, ощущая острое, невероятно жгучее желание его неожиданно покусать, может, даже поцарапать, только бы вытянуть больше эмоций и добиться отклика, достучаться. Будто бы его срочно нужно будить, но она еще не знает, от чего и зачем — только удивляется собственной неожиданной идее, такой странной и чуждой нежной наивной Злате, которая совсем-совсем не хочет портить момент тихой осторожной нежности на самом деле.
Наверное.
Да, однозначно, светлая сторона Златы много сильнее — Злата в принципе сильнее, достаточно сильная, чтобы решить все без агрессии, ни на кого никогда не сорваться. Она уже давно обещала себе это, и упорно продолжает искать правильные — праведные, как запричитала бы набожная матушка, преисполненная гордости за смиренно добрую дочь — пути.
Злате все-таки хочется укусить Крапивника — хочется перетянуть его внимание на себя и отвлечь, пусть он даже сорвется на ней, она будет, вероятно, не против. Она не сознает, насколько жесток он может быть, искренне и наивно уверенная, что вообще все перетерпит, если что — все же, ей никогда не приходилось сталкиваться с этой его стороной. Но когда он чуть отстраняется и оборачивается на Плетенка, вероятно, с не самым добрым взглядом, Злата поднимает голову, в свою очередь пристально глядит на него, внимательно всматриваясь. И кусать его уже совсем не хочется — не тот взгляд, не те едва-едва заметные следы на щеках, которые она не успевает рассмотреть, будто мгновенно устыдившись тому, что вообще рассматривает его. Не кусать — так, не осознав, что делает, действуя раньше, чем обдумывая, спешно накрывать своей лапой лапу друга, не давая ему сорваться на том, кто уж точно не поймет этого. Она не уверена, что Крапивник пожалеет об этом, и даже наивная светлая часть Златы, которая искренне хочет сказать, что да, конечно пожалеет, потупившись молчит. Но, в любом случае, не стоит трогать ребенка. Она потом тихонько ему все объяснит, а сейчас... едва удерживается от глупого невразумительного "тшш", будто это Крапивник кричал и его срочно нужно успокоить. Впрочем, недалеко от истины, посещает ее очередная дерзкая мысль. Только явно не вслух.
— Он умер среди валунов. Я думаю, это случилось быстро, чуть позже я его... — ясно.
Злате всегда нравилось слушать Крапивника. У него, на самом деле, был прекрасный голос, и дело даже не в том, что он был с каждой луной все прекраснее в плане звучания, обещая в будущем будоражить кровь если не у всех, то очень у многих — Злата, пока друг говорил еще неуверенно, ломко, не могла не улыбаться, не могла и думать о том, чтобы отвлечься от его интересных рассказов обо всем на свете. Ведь он говорил, и его слова были очень живые, искренные.
Сейчас ей хочется одного — попросить его заткнуться, чтобы не выдавливал из себя с такой неохотой сухие факты. Но эта мысль тоже сразу прерывается, изгоняется, ведь не она ли хотела, чтобы он поделился с ней...?
Злата не маленькая девочка — ее не пугают обстоятельства смерти и совсем не пугает сама смерть, несмотря на столь близкое знакомство. Злата ощущает смерть даже чересчур близко — и чересчур, возможно, часто. Злата почти подружилась с ней, как бы страшно ни было это признавать, и, видя, как умирают окружающие, Злата, сама того не понимая, относится к ним совсем по-другому, нежели... даже самые сильные ее сверстники. Злата бы сравнила себя с детьми Мора, тоже привыкшими спать со смертью почти в обнимку — да только ей и в голову не приходит сравнивать кого-то, тем более по таким критериям. Тем более себя — и пропащее поколение, поколение темных, буквально пропитавшихся тьмой с самого детства. Захочется проверить, насколько — и ярким контрастом тебя ударит по голове до слезливых искр, до истеричного смеха, настолько страшно и необычно выглядит беззаботное детство сейчас на их фоне.
И, что более свойственно ей, она усиленно давит в себе грусть и другие сопли. Где-то на самом краю сознания отмечая, правда... что... наверное, отец бы гордился ей сейчас: такой пугающе собранной и расчетливо отмечающей разную степень близости с Хвойноушком их с Крапивником, позволяющую Злате держаться легче и... быть черствее к погибшему? Как ужасно.
— Я бы хотела пойти с тобой, — не в силах без противоречивых чувств смотреть на такого... непривычного Крапивника, Злата вытягивает шею, не нуждаясь даже в том, чтобы привстать на задние лапы, чтобы дотянуться до ссутулившегося соплеменника, и тихо шепчет ему на ухо. Но это невозможно, а еще крайне бессмысленно и вовсе бесполезно, вероятно, она будет ему только мешать, и уже тем более не собирается заставлять друга тратить силы на уговоры побеспокоиться о собственном здоровье и заботу о ней. — Так что помни, что я рядом, — отстранившись и заглянув Крапивнику в глаза, робко улыбается, стараясь передать ему побольше тепла этой попыткой в улыбку: настала ее очередь о нем немного позаботиться. Она рядом, несмотря на то, что, физически, конечно, не доставит ему таких проблем, как присутствие больной слабачки.
И...
— Ты ранен? — склоняет голову набок, наконец уловив запах крови, причем явно не от Хвойноушка. Так пахнет самая обычная, настоящая рана — на живом коте. — Крапивник, что с тобой?
Если это... окажется... делом лап кого-то из ее дражайших... защитников... она откусит им голову. В этот раз она точно откусит им голову.
звёзды бегут по мечу пламенем древних костров раны души весна скроет от глаз травой
Дата: Полдень, 19-Июн-2019, 13:09 | Сообщение # 3656
Ученик Сумрачного племени
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 227
Огонечек вокруг Люти рыжей змейкой извивается, оплетает своими чешуйчатыми кольцами и сжимает незаметно все сильнее и сильнее, чтоб не пошевелиться, навсегда так остаться вдвоем. Она и внутренне тоже вся почти крутится, изворачивается, будто подставляется под солнечные лучи, которые от Люти исходят волнами.
Но Люти только светит и не может согреть.
— Страшно? — девочка в ответ только улыбается слегка и кажется, что сразу все кольца змеиные спадают. Огонечек глаза прикрывает и Люти, полностью замерев, цепко, внимательно скользит взглядом по ее мордашке, такой спокойной и умиротворенной сейчас, доверчивой.
Белоснежка внезапно разворачивается корпусом, заставая сестру врасплох, будто вытаскивает утопающую из-под толщи такого спокойного льда, но Огня и первый глоток воздуха сделать не успевает, как Люти уже валит ее на землю, навалившись со всей силы лапами. Победоносно ухмыляется, наклоняясь к чужой мордочке слишком близко, почти соприкасаясь носами.
— А тебе страшно? — в нежных, светло-зеленых глазах прыгают бесенята, счастливые и ненасытные, но вот проходит секунда, Люти моргает и от них ни следа, только шутливая полуулыбка еще играет на губах, но и она быстро затухает. Люти спрыгивает с сестры и даже подает вперед лапу, чтобы помочь Огне потом отряхнуться, а то что-то заигрались они сейчас..
Дата: Полдень, 19-Июн-2019, 21:05 | Сообщение # 3657
⠀ жду тебя на дне моей сумрачной клетки
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 722
Воспоминания сложно отогнать, они прокручиваются перед внутренним взором, как лента давно потерянного диафильма. С треском и помехами, с заглушенным звуком, пленка местами выцвела, а силуэты стерлись, но ситуации все равно угадываются, голоса пробиваются сквозь толщу воды, укрывшую память холодным одеялом. Местами действия воспоминаний убыстряются, накладываются друг на друга и сложно разобраться, что произошло сначала, а что – потом.
Крапивник глубоко вдыхает горячий воздух. Утро перетекает в полдень стремительно, раздражающе быстро. Палевому не нравится жара, и ему совсем не нравится солнце, так же, как не нравится слишком громкий детский смех, беготня и бессмысленная возня. Его утомляет шум голосов и жгучий белесый шар в небе. Он бы хотел, чтобы его фигуру продолжала укрывать тьма и чтобы именно она позаботилась о мертвом Хвойноушке, точно ласковая мать.
Тринадцатый снова вздыхает и бросает взгляд на Злату. Девочка – сосредоточение смеха, солнца, тяги к жизни, беготни и бессмысленной возни. Казалось бы, дочка Змееуста должна доводить сына предводителя до яростных припадков, до желания или сбежать подальше от лагеря, или придушить источник раздражения. Но все было совершенно иначе. Злата согревала его, как огонь камина согревает озябшего зимой путника. Она являла для него все хорошее, что могло быть в этом мире, она была глотком свежего воздуха в пыльном, замкнутом подвале, лучом фонаря в непроглядном диком мраке окраин города, глотком прохладной воды в августовский полдень. Крапивник мог придумать тысячу сравнений, правда ни одно из них он бы не решился озвучить. Он не знал, как Злата относится к нему, но слишком хорошо знал, как сам относится к ней. Он не хотел спугнуть ее своей любовью и лишится того, что имел сейчас. Он был трусом по жизни, а в вопросах сердечных – особенно.
— Я бы хотела пойти с тобой
Воитель дергается, намереваясь возразить, но даже не начинает фразы. Каждый раз, когда он выглядел занудным упрямцем, раздраженным и злым, он испытывал колющую боль в груди. Ему приходится умолять Злату не уходить далеко от палатки целителя, пока Безупречный не подтвердит громогласно, что она здорова и может получать привычную для лесного кота нагрузку. Крапивник боится однажды в лесу найти ее, обессиленную, испачканную кровью. Боится не успеть.
Но Злата и сама все это знает и от того становится еще горше.
— Так что помни, что я рядом
Крапивник медленно выдыхает и кивает, благодарно и печально улыбаясь одними уголками губ. Он вновь переводит изумрудный взгляд на Хвойноушка, склоняет голову набок. Протягивает вперед темную лапу со светлыми пальцами и прикасается ей к шее соплеменника. Проводит вниз, до плеча, а потом обратно. Касается ласково, будто не хочет разбудить спящего. Кажется, ему снова наплевать на то, что сейчас его видят другие, разве что плакать змий больше не собирается. От очередной волны воспоминаний его отвлекает голос Златы. Крапивник удивленно поднимает брови и оглядывает себя. Он и забыл, что содрал кожу на лапе, когда падал с камней. Его мысли умчались настолько далеко, что он даже не чувствовал боли, лишь сейчас она тихой змейкой начинала покусывать живое мясо, высасывая каплями кровь. — Упал, - дергает ухом и поджимает губы. Ссадина – не более, помощь Безупречного не требуется, она даже не затрудняет шаг, Крапивник так считает. Змий чуть морщится, мол «забей, не важно», и смотрит на Злату искоса. Она напряглась, и Тринадцатому интересно, что такое творится в ее чудесной головке и стоит ли ему об этом знать.
то ли сон у тебя, то ли явь нарисована, или же я? наверное, я этот бор тропками крив, небо, око луны закатив, засыпает. и мир засыпает, тишиною звеня ...я вдали промелькну...
то ли сон у тебя, то ли явь нарисована, или же я? наверное, я этот бор тропками крив, небо, око луны закатив, засыпает. и мир засыпает, тишиною звеня ...я вдали промелькну...
Дата: Полдень, 19-Июн-2019, 23:50 | Сообщение # 3658
всё кончится сумраком, нежностью, тишиной
Группа: Лесные Коты
Сообщений: 467
Гадёныш подступает к ней медленно, и Ряска смотрит спокойно, чуть наклоняясь, когда мальчик привстает на кончиках лапах и тянется к её уху, позволяя себя укусить – ей интересно, насколько далеко он сможет зайти. Чужое дыхание опаляет кожу, тягучая боль остро прожигает ухо, и девочка чувствует, как кровь медленно стекает по виску. Когда Гадёныш отрывается, слизывая кровь с губ, Ряска взглядом впивается в сумеречную синеву чужой радужки.
— Я слабее тебя, Ряска, но я всё равно нападаю первым, — бледная отражает чужой оскал косой ухмылкой, — и если я нападаю, значит я достоин ответа.
Какой сладкий ребенок, боже.
— нет, — скалится хищно, приближаясь к Гадёнышу ближе, — ты мне не соперник, чтобы ты был достоин чего-то, но ты заслужил урок.
Сокращает расстояние до нуля и прижимает Гадёныша к пеньку, вдавливая боком в сухую кору, и тянется к горлу – укусить бы и выжечь жгучую, саднящую метку, напомнить – береги шею, не доверяй. Вместо этого поднимает лапу и невесомо ведёт от шеи к скуле, близко к глазу, оттуда – через переносицу вниз, к другой щеке, на нежной коже оставляя ровную царапину, и не отводит взгляда от чужих равнодушных глаз. В них клубится тьма, злая усталость, и февральский синий кажется ледяным до боли.
Добился все-таки своего – если не поймёт, зачем, может счесть и прямым ответом.
Оставляет как напоминание и ему, и ей самой – один взгляд на Гадёныша теперь вызовет воспоминания о горячей злости и обжигающем пепле, который та от себя оставляет. Каждый её собственный шрам вычерчен словами и идеями, нужен, чтобы о них не забыть, не пойти против них – метка сумрака, и такая же теперь на всю жизнь у Гадёныша через переносицу. Ряске не жаль ни капли, только липкое отвращение комком встаёт в горле, когда она чувствует удовлетворение от солёного привкуса крови в воздухе и чужой боли.
— нравится? — а лучше бы берег себя, — сочти это за навечно оставленное напоминание, что нападение ещё не делает ответный удар обязательным.
Отступает на шаг, все ещё закрывая мальчишку собой от всех остальных, кто подумал бы бросить сюда взгляд, и смотрит оценивающе – что теперь сделаешь, змеёныш?
За спинойнаследиеи наследство, но не будет трона и королевства — только пыль и желтый пустой песок, только ветер, бьющий песком в висок
За спинойнаследиеи наследство, но не будет трона и королевства — только пыль и желтый пустой песок, только ветер, бьющий песком в висок
Сообщение отредактировал Ряска - День, 20-Июн-2019, 09:04
Злате кажется в какой-то момент, что она здесь лишняя, что она поступает неправильно, так усиленно и яро — по крайней мере, с таким запалом, какой сейчас у нее в душе — пытаясь отодвинуть все на задний план, отвлечь Крапивника от прощания с братом. Ведь это, и правда, неправильно, нарушать его прощание? Ей кажется, что она лишняя, пока он осторожно водит лапой по плечу Хвойноушка, ей кажется, что ей стоит все-таки дать ему побыть одному. Но потом она напоминает себе, уверяет себя, что совсем не вредит — что она помогает, отвлекает не от мысли о погибшем, а от переживаний о нем, что она совсем не мешает прощаться, но лишь не дает ему забыть о себе, зациклив свое внимание на... том, о ком уже бесполезно заботиться, в отличие от Крапивника.
А Крапивник, и правда — абсолютно, стопроцентно никогда — не умел ее обманывать достаточно хорошо. Он был... возможно, слишком эмоционален для этого, как бы ни пытался показать и доказать обратное, старательно сдерживая очень много "неподходящих" для Златы эмоций. А Злата, возможно, унаследовала тот самый адский коктейль материнского понимания и эмпатии, и жесткий, больной до правды, анализирующий дар от отца.
— Упал. — Ясно. — Понятно, — она ощущает огромное облегчение, прекрасно осознавая, что это плохо, что друг упал и поранился, но будто бы сбросив с души огромный камень, не дающий покоя: ведь не мог же, не мог ее брат напасть на Крапивника именно сегодня, втравливая его в очередную бесполезную драку? Не мог. И это прекрасно.
Злата, осторожно поднявшись на лапы, немного смутившись от мысли, что Крапивник до этого приобнял ее хвостом — будто только сейчас осенило, когда все уже случилось! вау! — тоже внимательно осматривает его, пусть друг и сам прекрасно справился с анализом своего состояния. Она пристально смотрит на раненую лапу, после чего, кивнув своим мыслям, легко толкает Крапивника в сторону небольшого ручейка, текущего неподалеку с палаткой Безупречного. — Нужно хотя бы промыть рану, хорошо? — уговаривает, как ребенка, игнорируя его ранний молчаливый призыв не беспокоиться об этом. — Пожалуйста, — позаботься о себедай мне позаботиться о тебе— будь осторожнее.
звёзды бегут по мечу пламенем древних костров раны души весна скроет от глаз травой
Чёрная шерсть неприятно шевелится изнутри, а глаза вспыхивают умирающим лучом - он замолкает на полузвуке, почти ощущая физическую боль. Он никогда не думал, что взглядом можно ударить. Когда-нибудь он узнает, что взглядом можно растоптать.
Поляна Сумрака будто плавится под солнцем - смерть выходит из симбиоза с ночной прохладой и испепеляющая жара сжигает очарование трупа. Он слышит запах крови, запах ярости - воздух становится красным вокруг Плетенка. Грядущий день не несёт племени ничего хорошего. Ребёнок чувствует, что не готов, но точно запоминает после взгляда Крапивника - кричать нельзя.
Горчинка не отзывается. Кричать нельзя.
Плет выжигает эту истину, оставляя первые нечеткие рубцы на тонкой коже. Он должен чувствовать молча. Это - достойно Сумрака.
Он впервые чувствует себя не в своей тарелке. Оказывается, его поведение может кому-то не нравиться? Мама и Горчинка всегда радовались ему. Бывает иначе.
Котёнок снова топчется вперёд и назад, не решаясь куда-то идти, кидает резкий взгляд куда-то в сторону Ряски и Гаденыша, снова на Злату и Крапивника, а потом срывается с места и пулей исчезает в яслях. Позорный инстинкт для воина и естественный для ребёнка - искать утешения там, где всегда тебя рады видеть.
Вниз 
[indent]
